***
После того, как Ханна и Клод оставили нас вдвоём, прошло, наверное, несколько часов. За это время Сиэль заставил меня съесть принесенную ими кашу, кстати очень не вкусную. — На, — протягиваю ему тарелку с половиной сей дряни, — ешь. — А смысл? — скептически поднял он бровь, смотря на склизскую субстанцию непонятного серого цвета. — Я так хочу. Ешь, а потом ляжешь спать. В течении, наверное, минуты он смотрел на меня пристальным взглядом, а потом облегченно выдохнул: «Папочка», и начал есть, забавно морщив нос, что я не удержался и улыбался как дурак, хотя обстановка к этому не распологала. — Отвратительное пойло, — все недовольствовался он, зачерпнув последнюю ложку. — Согласен. А теперь ложись, тебе надо беречь силы. С чего я это взял? Я и сам не знаю. Просто я помню, что чем больше ты спишь, тем меньше сил тратишь. Я понимаю, что не могу заставлять его спать вечно, но выиграть время для него я обязан. Даже просто потому, что я обещал.***
Я не знаю, сколько времени прошло, но состояние Сиэля заметно ухудшилось, это было видно невооружённым взглядом. Он тяжело дышал, будто ему перекрыли доступ кислорода, появился жар, который я почувствовал, даже просто взяв его руку в свою. Я представить не могу, что он чувствовал, какую боль ему приходится терпеть. Единственное, что я мог делать, так это обещать, что «всё будет хорошо, стоит только потерпеть». Сердце чуть ли не останавливалось, когда я слышал хрипы или стоны этого парня, и если бы я мог, то я забрал бы его страдания себе. Я даже не мог посмотреть в его глаза, ведь он как заснул, так ещё и не просыпался. Также я судорожно пытался придумать, как же нам выбраться, живыми. И честно говоря, у меня в голове не было ни одной мысли, да что там, даже намека на мысль. Это угнетало, ведь это значит, что я снова не сдержу своё слово, предам его доверие. — Се… бастьян… — позвал меня он, будучи без сознания. — Сиэль… — у меня сердце разрывалось от осознания собственной бесполезности, вонзаясь в душу острыми иглами, причинявшими ужасную боль. И я мог только взять его за руку, поглаживая, стараясь отвлечь от тех чувств, которые он испытывал. Неожиданно дверь открылась, и в неё вошла Ханна, держа в руках какую-то корзинку. — Брат, — тихо, почти шёпотом позвала меня сестра, на что я лишь скривился, словно съел кислый лимон. — Я понимаю, что ты мне не доверяешь, может даже презираешь, — говорила она, прикрыв дверь и подходя ближе, — но если ты хочешь помочь ему, то ты меня не выгонишь. — Это почему же? — в тон ей спросил я, недоверчиво косясь на предмет в ее руках. С чего бы ей нам помогать? Может она хочет убить его по приказу Клода, дабы от меня быстрее избавиться. Или ещё лучше, от нас обоих. Ведь им это выгодно будет. — Мне не нравится затея Клода, и поэтому я хочу ему помочь. Она говорила тихо, словно боялась, что ее раскроют и оставят здесь гнить. — Я позвонила Уильяму, и как только буря на улице прекратится, то он приедет сюда. А после она дала мне яблоки из своей корзинки. — Вот, это то, что ему сейчас нужно. И всё-таки я ей не доверяю, ведь она уже меня предала по крупному, и сейчас тоже может пойти на уловку, дабы обмануть. — И как мне верить тебе после того, как ты солгала? Ведь всякое может быть, если я дам ему это яблоко… — Но если ты не дашь, то тогда ты точно даже не попытаешься ему помочь. И почему даже когда мы на разных дорогах, Ханна оказывается права? Ведь это просто не честно. И все же… она говорит так убедительно, что я хочу ей поверить. Но если она меня обманула… клянусь, что я её расчленю, да так, что никто никогда не узнает о ней больше. — Ладно, давай, — надеюсь, что я принял верное решение.***
С помощью ножа, принесенного моей сестрой, я очистил ему яблоко, но оставался главный вопрос: как он его съест, ведь он находится без сознания? И вскоре решение приходит само собой. Я приподнял Сиэля, поддерживая его за спину, а сам откусил кусочек и, прожевав, приник к его губам, раздвигая их языком. В целом моя задача состояла в том, чтобы он проглотил пережеванное мною яблоко, и эта задача была выполнена. Но… отстраниться от него оказалось непосильной для меня задачей. Его губы напоминали мне нежный шелк, или лепестки роз, и прикасаться к ним — одно удовольствие, и я не устоял, проводя языком по его зубам, языку, и изведав, наверное, всё, я смог оторваться и ждать чуда.***
Его лицо было по-прежнему бледным, дыхание немного начинало выравниваться, жар спал, и я надеюсь, что скоро он откроет свои сапфировые очи и не будет так мучиться. Мне вот только одно интересно. Почему он за все время не превращается в лебедя? Может это из-за того, что его организм «экономит» силы? Или это из-за этих яблонь, посаженных около озера? В любом случае, мне больше нравится то, что он выглядит человеком, чем птицей. Мне хочется верить в то, что он поправится и будет жить обычной жизнью обычных людей. Ну а также я надеюсь, что Ханна не обманула меня, и Спирс действительно прибудет сюда вытащить нас.