Любовь, что движет солнце и светила

Военный совет в главном зале дома Гил-Галада в Митлонде тянулся уже третий час. Каждый из присутствовавших с упрямством, достойным голодных орков, доказывал свое, не прислушиваясь к другим. Кирьянтур отчаянно спорил с Кирданом, не слушая слов Глорфиндела и Элронда, Келеборн цедил здешнее вино и откровенно скучал, гномы ошарашенно вертели головами, словно харадские болванчики, Эрейнион пытался убедить всех успокоиться, а Галадриэль во все глаза рассматривала так некстати воскресшего дядюшку. «И чего только все его красивым считают? Слишком острые скулы, тяжелый взгляд и противный характер. А дурочки из ваниар тогда только украдкой вздыхали, что красавец. Он же еще тогда ненавидел всех, а Моринготто лишь спровоцировал его на кровопролитие. Да тот же Элронд, хоть и наполовину человек, и то красивее да привлекательнее дядюшки. Да и Лютиэн тоже изменилась. Я помню ее совсем другой, сейчас она слишком холодная. Столь же прекрасна внешне, а в глазах вековая мудрость майар, холод и сталь, словно бы Феанаро ей родич. Говорят, ее потомки больше на нолдор похожи, и я сама это сейчас вижу…» Феанор с нескрываемым раздражением смотрел на происходящее, и только острые коготки Лютиэн, вцепившейся ему в руку, удерживали его от опрометчивого поступка. Эта синда обладала редким упрямством, хоть и вела себя иногда как полная дура. Вообще, для Феанора глупцами были все, кто не соглашался с ним. Сейчас эльдиэ шипела ему на ухо, чтобы он сидел тихо и не дергался, иначе она сама его убьет прямо в зале совета. Феанор молчал, хмурился, но вмешиваться не пытался. Наконец слово взял Маглор и все затихли. — К сожалению, мы не слышим друг друга, но сейчас самое время объединиться. Наш враг хитер и силен, его армии хоть и состоят по большей части из орков, но все равно сильны и многочисленны. Да, нам стоит ожидать нападения с моря, равно как и нападения на наши земли. Сейчас самое время отбросить старые обиды, потому что на кон поставлено слишком много — наша с вами свобода. И ради общего дела я готов первым объявить, что я и мои люди готовы выступить под знаменами армии Линдона. Мы, нолдор, признали нашим королем Эрейниона Гил-Галада, поэтому я надеюсь, что мой брат Келегорм поддержит меня. Келегорм хитро сверкнул глазами, и вышел в центр зала. Феанор свободной рукой с силой сжал подлокотник кресла. — Мой брат прав. В давние времена действия нолдор стали причиной раздора, и я совсем не хочу, чтобы это повторилось. Мы должны объединиться. В противном случае нас ждет большая беда… — Что? Мои сыновья присягают отребью из Второго дома? Вы, безумцы, признаете своим королем этого щенка из рода Финголфина? Я не хочу принимать участие в этом балагане. Феанор широкими шагами покинул зал, оставив за собой холодное молчание. Лютиэн и Галадриэль чувствовали ярость Куруфинве, и обе понимали ее причины. Воцарившуюся тишину нарушил Гил-Галад: — Мы все услышали мнение бывшего главы Первого дома, моего родича Феанаро. Это его право так думать, тем более, что здесь он присутствовал лишь как гость. Я надеюсь, лорд Маглор и лорд Келегорм не откажутся от союза с армией Линдона? Братья возмущенно переглянулись, всем своим видом показывая, что от своих же слов не откажутся. Когда Лютиэн вошла в комнату Феанора, она увидела осколки разбитой вазы и разбросанные по полу вещи. Сам эльф сидел на полу, прислонившись спиной с креслу и задумчиво глядя в одну точку. Весь вид его выражал крайнюю обиду и раздражение. — Что ты устроил? — Ну и чего тебе нужно? — Что. Ты. Устроил? Я в курсе о твоих непростых взаимоотношениях с братьями, но это не дает тебе права говорить в подобном тоне с кем бы то ни было. — Да что ты можешь понимать? Мой отец предал мою мать, а все восторгались их сыновьями. Аракано то, Арафинвэ это, а я, первый сын, всегда был в тени. При том что из нас троих лишь я истинный нолдо. Да что говорить, сейчас то же самое — верховным королем они называют потомка Аракано. — Вообще-то, твой сын Маэдрос после спасения из плена из Ангамандо, как верховный король примирился с остальными домами и передал власть Финголфину. Финдекано, отец Эрейниона, тогда спас Маэдроса из плена в Ангбанде. — А ты откуда об этом знаешь? — Долго рассказывать, это ведь сейчас не важно. Неужели ты за столько лет так и не отпустил свои обиды? Что это — зависть или ревность? Я не думаю, что тебе не хватало отцовской любви, или же что твои братья плохо относились к тебе. Своими словами или поступками ты мог ранить их, но ты им родной, поэтому не могли они ненавидеть тебя. Я думаю, тебе нужно отпустить свои обиды, и для начала принести извинения Эрейниону. Он точно ни в чем не виноват. Феанор ничего не сказал, но его раскаяния Лютиэн не почувствовала. Великий мастер не хотел прощать и продолжал лелеять старые обиды. Эльдиэ понимала, что Феанор был не согласен признать своих братьев, ведь это могло значить, что он отказывается от своих убеждений. Нолдо тем временем подошел к окну и задернул шторы. Послеполуденное солнце тяжелым кулем висело прямо перед окнами, жутко раздражая и слепя глаза. В комнате стало сумрачно, и теперь замершая у кровати Лютиэн виделась ему задумчивой. — Ты помнишь, что у нас есть цель? Нам нужно позаботиться о том, чтобы Саурон перестал быть угрозой для Средиземья. — Тебе так нужно это прощение Валар? — Нет, дело не в этом. Тьелпе мой внук, он добрый и отзывчивый, немного стеснительный, прекрасный мастер. Он попался в ту же ловушку, что и я, приняв помощь одного из айнур. Саурон просто использовал его талант, а потом обманул. Если я тогда поднял оружие против всех, то Тьелпе не станет опрометчиво кидаться вперед. Я тоже был обманут Сауроном, хоть и был в обличье простого смертного человека. — Я не хочу войны. Из-за Моргота я потеряла близких, и не хочу терять кого-то снова. — А что твоя ящерица? Не боишься, что его заметят? — Эйден сейчас там, где его не заметят. Он посоветовал мне открыться и услышать. Он не хочет войны. Сейчас не хочет. Элронд и Келебримбор расположились у корней старого остролиста. Элронд любил этот разлапистый падуб, по странному стечению обстоятельств росший почти у самого моря. Недалеко от гавани начинался лес, тянувшийся долгой линией вдоль берега. Полуэльф часто уходил туда, когда хотел побыть один, но за полсотни лет обнаружил только один остролист. Это дерево напоминало ему про мощенные улицы Ост-ин-Эдила. Келебримбор полулежал на выступающих корнях, прикрыв глаза, и слушал приглушенный рокот волн и крики чаек. Тьелпе любил море, и в то же время боялся его: воспоминания давно ушедших дней крепко засели в памяти. — Когда мы пришли в Альквалонде, я не замечал ничего. Я тогда шел рядом с отцом, и мне не было дела до остальных. Конечно же, толпе вооруженных нолдор мореходы свои корабли не согласились отдать, и мы схватились за оружие. Я помню звук, с которым клинок рассекает кожу, тот самый звук. Все тогда смешалось, отец и Амбаруссар метались по гаваням, а потом в один миг все затихло. Кровь, мертвецы. И чей-то разодранный плащ, весь в крови, висел на длинной штуковине у фонтана. Почему-то этот плащ я хорошо запомнил, до мельчайших деталей. Элронд неуверенно посмотрел на друга, но сказать что-то в ответ не решился. Обычно Тьелпе не говорил о том, что было у него в душе. — Так кто эта кудесница, что приворожила тебя? Келебримбор сменил тон, и Элронд решил открыть душу другу. — Увы, но я не думаю, что мне суждено стать ее мужем. — Дай угадаю, леди Галадриэль? — Почти. — Хм, лорда Келеборна мы в расчет не берем. Не смейся, я думаю! А, это та самая эльдиэ, которая была на ужине? Кто она? Леди Лютиэн что-то мельком о ней сказала, но я ничего не понял. — Ее имя Келебриан, это дочь Галадриэли. — О, родственница! Так что там случилось, ее сердце уже отдано другому? — Нет… не знаю. Ей слишком мало лет. — О, тогда это все объясняет. Но ты все равно пойди поговори с ее родителями, они к тебе хорошо относятся, так что против они не будут. — Грядет война, меня могут убить, я не хочу связывать ее клятвами. — Зануда ты, однако. Живи, пока есть время, умереть ты всегда успеешь. Келебримбор был полностью уверен в том, что для Элронда это серьезное чувство. И у него уже появился план, которым он рассчитывал помочь другу. — Ты прости Феанора, после Чертогов он немного странный. — Тьелпе, не надо. Тем более, что я сам слышал, как лорд Куруфинве извинился за свои слова. Эрейнион его простил, и я не хочу об этом говорить. Келебримбор не знал, что на это ответить. Больше месяца он был в Митлонде, а от Саурона не было слышно… да ничего не было слышно. Они все ожидали едва ли мгновенной войны, а хозяин Мордора даже не пытался проявить интерес к Эриадору. Конечно, были сведения, что отдельные отряды орков нападали на пограничные земли, но так было и раньше. Внук Феанора боялся этого затишья, ожидая бури. Гил-Галад, его старый друг, теперь ничего не рассказывал ему, и Тьелпе боялся, что причиной этого молчания была его дружба с Сауроном, когда тот был в обличье Аннатара. Кроме того, история с созданием колец Силы выглядела слишком неприглядной. Темные облака пролетали над головой. Митлонд только просыпался, и в Гавани еще никого не было. После падения Дориата здесь стали просыпаться раньше обычного. Где-то вдалеке хлопнула дверь и послышались голоса. С Моря сегодня дул холодный ветер, чайки лениво переругивались, не спеша вылетать на охоту. По берегу медленно шла, кутаясь в серебристую дориатскую шаль, молодая черноволосая девушка. Приблизившись к огромному валуну почти у самой кромки воды, она, зачерпнула в ладони ледяной воды. — Лучше приходить сюда ближе к полудню, когда вода прогреется. Девушка испуганно оглянулась: в нескольких шагах от нее стоял эльда, неуловимо знакомый, и в то же время ей казалось, что не видела его раньше. — Мы уже виделись, Эльвинг. Правда, ты была очень маленькой. Я Артано, друг твоего отца. Эльвинг широко открыла глаза, услышав имя. Это ведь не просто друг, это учитель ее отца, не раз спасавший его в детстве. — Вы живы? Отец искал вас… — Да, я знаю. К сожалению, мне пришлось покинуть Менегрот. Когда я узнал о том, что случилось, я был очень опечален — госпожа Лютиэн и ее сын были мне как родные. Но я счастлив, что ты в порядке. — Не знаю. Эти, которые напали на Дориат, захватили в плен моих братьев. Им удалось сбежать, но я уверена, что они рано или поздно придут сюда, в Митлонд. — Не беспокойся, Эльвинг. Я не дам тебя в обиду. Пока все мирно, но если феаноринги рискнут напасть на гавани, я помогу тебе. К сожалению, мы не сможем часто видеться, потому что я путешествую. Но в случае опасности я должен найти тебя. Знаешь, возьми это. Носи его, не снимая. Если ты будешь в опасности, я почувствую это, и приду к тебе. Келебримбор открыл глаза, с удивлением сообразив, что задремал. Элронд сидел рядом, задумчиво глядя в небо. На шее у него, на тонкой цепочке, висел маленький желтоватый кулон. Тот самый. — Мне оставила его мама. Когда на Гавани напали, она в спешке сняла его с шеи и надела мне. Потом сказала что-то Элросу, и больше я не видел ее. Когда все успокоилось, меня и Элроса приютили у себя Амрод и Амрас. А когда они погибли, я уже был герольдом Эрейниона. Амрод рассказал мне о том, что матушка и отец отправились в Валинор, а потом я узнал о воле Валар. Нам с братом, как и родителям, предложили выбор. Ты же знаешь, что в моей крови есть кровь эдайн. Элрос тогда выбрал их участь и уплыл в Нуменор. Больше мы с ним никогда не виделись. А я остался здесь, выбрав пути эльдар.