Любовь, что движет солнце и светила

“...Морийские гномы, те самые, что ковали оружие для войны с Сауроном, сейчас принимали у себя его самого. Он, величественный и холодный, в дорогих одеждах, с интересом прислушивался к шепоту в коридорах и у стен главного зала. Гномий король, чье имя Саурон всегда забывал, хоть и не показывал этого, взирал на происходящее у трона с легкой паникой, прикрытой ленью. Еще бы, не каждый день враги на чай заходят. В подземных лабиринтах было тепло, но Саурон все равно кутался в теплый меховой плащ…” - Очередное донесение? - Келегорм повис на плече брата, вчитываясь в ровные строки. - Увы, брат, все слишком серьезно. Тьелпе вернулся, ходит задумчивый. Отец после всей этой истории кидается на всех, как тогда, в Амане. - Ну, знаешь ли… Если бы я вернулся поздно ночью и верхом на драконе, мне бы тоже досталось. - Слышал, о чем отец говорил с леди Лютиэн? Они ведь решили пропустить Саурона в Кхазад Дум. - Ты думаешь, что он сумеет околдовать их? - Скорее, он может предложить им то, от чего гномы не откажутся. - Кто от чего должен отказаться? - Келебримбор выглядел чернее грозовой тучи. - Гномы от… Тьелпе, что произошло? - Дед хочет, чтобы я женился. Братья переглянулись: действия Феанора все больше и больше вызывали удивление, он все больше вел себя так, словно сошел с ума. Для принца нолдор Феанор был слишком нелогичным. После долгих споров об освобождении Келебримбора и Элронда, Феанор согласился на то, чтобы позволить Саурону, одному, пройти в Морию. Эльфы пребывали в полной уверенности, что в одиночку Враг не сумеет склонить гномов на свою сторону. Как и было обещано, пленники вернулись, а Саурон отправился в Морию. Глорфиндел и Элронд отбыли в Линдон, и Эрегион вновь оказался на пороге потрясений. Эльфы разделились на партии, которые поддерживали политику Келебримбора или же Феанора. Впрочем, были и те, кто желал, чтобы появился кто-то третий, кто сможет предложить новые решения. Эльдар чувствовали угрозу надвигающейся войны, и многие опасались ее. Они чувствовали, что Саурон мог разрушить слишком много из того, что они создавали, и после падения Белерианда это было слишком серьезно для них. С возвращением Келебримбора Лютиэн перестала пропадать в Виньялонде и вошла в Совет Ост-ин-Эдила. Многие эльфы воспринимали ее как ту самую силу, способную объединить всех. - Ты против? Но почему? Разве я говорю что-то плохое? - Феанаро, пойми: ты не можешь указывать Тьелпе, кого ему брать в жены. - Я и не говорю, что хочу навязать свою волю. Но дочь моей племянницы Артанис могла бы стать ему женой. - А саму Келебриан ты спросить не хочешь? Они ведь даже толком не знакомы. И я не думаю, что Галадриэль так легко согласится отдать свою юную дочь. И, если ты помнишь, Келебриан одновременно из рода твоего брата и из синдар. - Сейчас это не столь важно. Эрегиону нужны союзники. - Ты думаешь, что Лориэн не придет на помощь в трудную минуту? - Лориэн придет. А вот Эрин Ласгален - нет. Лютиэн не понимала Феанора, его образ мыслей и поступков. Нолдо, вспыльчивый, жестокий и своенравный, мыслил и действовал так, что иногда окружающие приходили в ужас. Его душа бессмертная, пламенная, не умела дарить тепло, для пламенного духа нолдо не было полумер. Эльфы шептались в залах дворца о том, что нужно готовиться к потрясениям, все чаще выходящие из Дома мастеров говорили о войне. То, от чего Лютиэн так бежала, вновь настигало ее. Война забрала у нее мужа, ее сын погиб, а правнук находился очень далеко и тоже готовился к войне. Лютиэн оказалась одна, совсем одна. Она видела, что Келегорм, желавший сделать ее своей женой еще в Нарготронде, сейчас вновь украдкой смотрел на нее. Казалось бы, для того, кто причастен к гибели ее сына, прощения быть не может. Лютиэн не любила Келегорма, и не собиралась давать ему ложной надежды, но, в то же время, отдаляться от друга не хотела. Под влиянием брата Келегорм изменился, стал более терпимым. Феанор как-то обронил фразу, что если ему захочется возглавить Эрегион, то он просто женится на ней. Сперва эльдиэ не поняла смысла этой фразы. Теперь же становилось ясно, о чем говорил нолдо. Лютиэн из Дориата стала символом этой грядущей войны и новой надежды. Только вот ее саму не спросили, хочет ли она этого… Чтобы отвлечься от грустных мыслей, эльдиэ вспомнила разговор с Сауроном в таверне Виньялонде. Он изменился. Внешне еще напоминал того Артано, которому она доверила своего сына. Но все больше в нем разгоралось холодное безумие, и все больше он менялся, становился таким, как был в Тол-ин-Гаурхот. Только в глубине глаз таилась смертельная усталость и тоска. Они все устали, кто больше, кто меньше, но все - кто выжил в войнах Белерианда, кто прожил не одну сотню лет, кто видел смерть и кровь, кто терял кого-то. Артано, похоже, уже и сам устал и от телесной оболочки, и от забот. Ему бы творить - она ведь сама видела, каким он был в обличье Аннатара, когда просто трудился в кузнице Ост-ин-Эдила. Лютиэн отчаянно захотелось вернуться в то беззаботное время, когда еще никто никому не желал зла. Или хотела оказаться в Дортонионе, чтобы вновь прожить те счастливые дни рядом с Береном. Эльфы жили во многом памятью, и Лютиэн словно бы наяву видела просторный двор и Диора с деревянным мечом. Рядом стоял Берен, и учил шестилетнего сына правильно наносить удары. Еще рядом с ними не было тени Саурона в любом его обличье, еще сильна была угроза от Моргота, а феаноринги только готовили свою страшную месть… Лютиэн вспомнила свой странный сон, который видела еще в Дортонионе. Она брела по заросшему высокой травой полю. Ее ног касались васильки, кое-где цвели маленькие полевые ромашки. Над головой плыли серые облака. Она долго шла, зная, что ей нужно найти… Тот, кто ждал ее у края поля, выглядел чужим. Высокий, темный, закутанный в черный плащ, под которым угадывались доспехи. Он поднял голову, и Лютиэн узнала Мелькора. Она помнила Моргота - высокого, с надменным выражением лица, помнила его шрамы, делавшие улыбку оскалом, помнила руки в перчатках. Тот, кто сейчас стоял перед ней был еще Мелькором - его черты лица еще не исказились от шрамов и злобы, а руки не скрывались перчатками. - Здравствуй, Лютиэн из Дориата. - Здравствуй. Что ты здесь делаешь? - Стою, тебя вот жду. Ты же не захотела говорить со мной в Ангбанде, с человеком сбежала. - Ты бы убил его. - Не я. Зачем мне убивать того, кто не может причинить мне вреда? Счастлива ли ты, Лютиэн? Этой ли жизни ты хотела? - Знаешь, я счастлива. Пусть я хотела иной жизни, и чтобы не было войны, но я счастлива, что судьба подарила мне все, что сейчас у меня есть. И случись мне повторить мою жизнь, я бы вновь выбрала все то, что выбирала раньше. - Значит, я был прав. Что же, удачи тебе. Я желаю тебе быть счастливой. Может, хоть это исполнится… Что тогда, что сейчас, она не сомневалась, что говорила с самим Морготом. Только вот зачем ему желать для эльдиэ счастья? **** Тхурингветиль сидела на разбросанных на полу подушках и пила. В воздухе витал хмельной аромат харадского вина, смешанный с ее любимыми благовониями. Саурон, несколько часов назад вернувшийся из Мории, наблюдал за ней, ожидая, когда же она его заметит. Майа иногда задумывался над тем, кто она ему: во времена Ангбанда Тхурингветиль была его слугой, и даже, кажется, была влюблена в него. Теперь же, в Мордоре, она стала для него если не другом, то хотя бы приятным собеседником. - Он уехал. Ты зачем его отпустил?! - Кого? - Тьелпе, конечно. Он бы мог остаться здесь, разве нет? - Нет. Его место в Эрегионе, а не здесь. Эльф здесь зачахнет. - А как же Даэрон? Этот псих даже в Крепости выжил. - Не напоминай мне о нем. Мне хватило… Заявился, придурок, ко мне, требовать местечко. Он же думал, что я, как и Мелькор, приму его службу. - Зато в Хараде ему нравится. - Вот пусть там и сидит, главное, чтобы подальше от меня. Тхурингветиль подтянула к себе еще один бокал и налила в него вина. Саурон принял предложение и сел рядом. Ему нужно было успокоиться и продумать дальнейшие действия. Король Мории согласился взять кольцо. Последнее. Круг замкнулся. Теперь все будет иначе, теперь никуда они не денутся. Теперь он выстроит то, о чем мечтал еще Мелькор. Для мятежного майа дороги назад не было, в Валиноре его не простят. Саурон не хотел затевать войну с эльфами; зачем воевать, если можно договориться? Если привести эльфов к единому порядку? Сейчас они сами по себе - Линдон, Лориэн, Эрегион, Эрин Ласгален… Разные народы, разные судьбы, разные стремления. Эльфы пришли в этот мир, чтобы творить. Мелькор уже устроил бойню среди эльфов всех мастей, достаточно. Мордор не нравился Саурону, но выбирать не приходилось. Орки, толпы орков, кривое оружие. Толку-то от них достаточно, но и шума много. Саурон с тоской вспоминал свои годы, проведенные вдали от Моргота. Даже Дортонион ему больше нравился, чем Ангбанд и Мордор. Накатывала привычная хандра, и майа поспешил поделиться частью новостей с Тхурингветиль. - Король Мории Дурин какой-то, упитанный толстячок, смотрел на меня как на зверька. Но боялся. Его свита, внешне все как один неповоротливые толстяки, на деле хорошие воины. Ну знаешь, как это бывает: взгляд, движения, манера держаться. Я предложил им сделку, торговую, они решили подумать. - А кольцо? Ты же хотел вручить им то кольцо. - А кольцо я подарил королю на прощание, на память. - Они ничего не заподозрили? - Откуда гномам знать о Едином? Я по-твоему совсем дурак, светить им направо и налево? Нет, о Едином догадываются разве что эльфы, из числа приближенных к твоему Тьелпе. - Он не мой. Так все-таки, что теперь будет? Ну, когда они поймут все? - Людские кольца приведут их хозяев ко мне, а гномы будут заняты своими делами. - А эльфы? - А эльфы будут воевать. Сами пойдут воевать против меня. Они же за Свет, добро и справедливость, как ты помнишь. - Майрон, я боюсь. Мы ввязываемся в очередную передрягу, опять против всего мира… - Не мы, а я. Ну и разве нам привыкать? Саурон допил остатки вина и ушел к себе в покои. Слова Тхурингветиль не нравились ему, казалось, что она сомневается. Предательства верной соратницы Саурон не боялся, но слушать ее размышления не хотел. Сбросив тяжелый плащ, он зажег свечи и взялся за бумаги. На картах были уже отмечены основные линии будущего фронта, и теперь осталось только наметить пути в Линдон. На одной из карт белым пятном выделялся Нуменор. Земля обетованная для эдайн, щедрый подарок Валар. В Виньялонде поговаривали, что Валар на острове уже не слишком жалуют, и за последние сто лет от синдарского наречия жители острова почти отказались. Правда, оставались верные - те, кто от языка и традиций отказываться не захотел. Все это напоминало события в потонувшем Белерианде, и Саурон поморщился от досады. Людское королевство не могло стать ему помехой, но люди острова приходили на материк и вмешивались в его дела. Король Эрейнион привечал у себя гостей с острова, и многому их научил. Люди острова стали велики учеными и мастерами, слава Нуменора давно достигла материка, и здешние люди говорили про остров едва ли не благоговейным шепотом. Один из их королей стал известен как мореплаватель, под его началом корабли доходили даже к дальним берегам Харада. Южане хорошо отнеслись к прибывшим нуменорцам, потому что те были сказочно богаты и начали вести с Харадом торговлю, выкупая дорогой шелк, специи и драгоценности. Мало кто знал, но наместником правителей Харада уже более ста пятидесяти лет оставался Даэрон из Дориата, эльф, который добровольно перешел на службу к Морготу, а потом к Саурону. Личность этого эльфа не нравилась никому, он был весьма своенравен и заносчив, считая людей гораздо ниже себя. С другой же стороны, как и многие эльфы, он умел врачевать, и был достаточно мудрым, чтобы решать дела целого государства. Для окружающих Даэрона оставалось загадкой, почему эльф-менестрель взял в руки оружие и стал военачальником своего врага. Саурон знал причину, но не считал ее достойной такого предательства. Саурон не считал себя способным на сильные чувства вроде любви, но не спешил отрицать их. Так же Саурон считал поступок Даэрона предательством, ведь из-за своей любви эльф стал на сторону тех, кто был его врагом, врагом его возлюбленной и ее народа. В понимании майа, честнее было бы либо отказаться от Лютиэн, либо заслужить ее любовь. А идти к врагам с просьбой подарить жену в обмен на заслуги было слишком мелко. Даэрон напоминал Саурону еще одного эльфа. Маэглин тоже просил жену, только перед этим попался в плен. Красивый и статный эльф свысока пытался говорить с Мелькором, будто бы делая одолжение. Вспыльчивому вала Маэглин понравился, поэтому Мелькор пообещал ему и ту самую Идриль, и Гондолин впридачу. Впрочем, Маэглина это не спасло. Из-за его гонора и дурного характера события пошли совсем не так, как предполагалось, Сокрытое королевство перестало быть таковым, но еще некоторое время его жители сопротивлялись силам Ангбанда. Маэглин бесславно погиб на развалинах Гондолина, исполнив чье-то проклятье. Мысли Саурона вновь и вновь возвращались к Лютиэн. Она жива, наверное - счастлива. Где-то глубоко в сердце теплился образ той Лютиэн, которая пленницей жила в Тол-ин-Гаурхот, и он встретился с ней такой в Виньялонде. Саурон не знал, как называлось то, что он испытал, увидев ее вновь, но это чувство приятно кололо сердце, заставляя его биться чаще.