There's such a sad love Deep in your eyes, a kind of pale jewel Open and closed within your eyes I'll place the sky within your eyes There's such a fooled heart Beating so fast in search of new dreams A love that will last within your heart I'll place the moon within your heart (David Bowie – As The World Falls Down, 1986)
Лютиэн Саурон оказался прекрасным собеседником. С ним можно было спорить до хрипоты о самых разных вещах - о песнях, о заклинаниях, о звездах и судьбах. Саурон хмурился, прищуривался, метался по комнате, теребил в руках какие-то безделушки вроде перьев или колец. Он рассказывал о заре этого мира и о Валиноре. Прекрасный край, который Лютиэн никогда не видела, открывался ее внутреннему взору, и она представляла себе гордые шпили Тириона и шум прибоя, крики птиц и перезвон легких мелодий. Лютиэн одна из немногих в Дориате могла говорить на квенья, и теперь Саурон часами говорил с ней на высоком наречии нолдор. Лютиэн очень часто хотела спросить у него, в чем же их - Тьмы - правда. За что они сражаются, о чем мечтают. Все войны рано или поздно заканчиваются, и каким будет их мирное время. Близость Саурона сводила ее с ума. Он оказался совсем не таким, как она представляла в начале их знакомства. Этот Саурон открывался ей, и чем больше она видела, тем страшнее ей становилось - Лютиэн боялась не его, а за него. Она уже знала, что Мелькор не был тем самым злом в чистом виде, средоточием глубинной и необъятной ярости и ненависти, о которой так часто говорили в Дориате. Однако, он принял Тьму, стал ею, и теперь Владыка Тьмы методично выжигал Свет в душах тех, кто шел за ним. Саурон был творцом, а Мелькор - хозяином, ставившим рамки и желавший полного подчинения своей воле. К такому Саурону Лютиэн прониклась искренней симпатией. Она не обвиняла Мелькора в том, что лишь по его вине Саурон творил свои бесчинства, но и не видела вины майа. Связанные одной крепостью, терпким вином и долгими разговорами, они стали ближе и Лютиэн не хотела думать о том, что творится за пределами острова. Там шла война, там гибли люди и эльдар, там в любой момент мог пасть Нарготронд, а она прониклась симпатией к врагу. Это чувство все чаще тяжелым грузом ложилось на сердце: Лютиэн чувствовала себя предательницей и от этого не было спасения. Саурон приходил вечерами и отгонял ее тоску, но потом все повторялось снова. Прошло уже пять дней с тех пор как они были в деревушке. Эти пять дней стали ее личным проклятием, ее болью. - Скажи мне, зачем эта война? Если ее не будет и все станут жить в мире, тогда не нужно будет делить на своих и чужих. - Не знаю. Может, чтобы сыновья Феанаро исполнили свою клятву. А может еще зачем-то. Знаешь, я в чем-то понимаю Феанора. Сильмариллы - действительно великое творение, но Феанор коснулся того, чего не стоило. Валар, а может даже и сам Эру Единый, дали эльфам возможность творить, но одновременно поставили некие запреты. Феанор, как мне кажется, сумел перешагнуть их, и вышло так… Ты ведь знаешь, что гномы созданы не Илуватором? Так вот, Ауле хотел отказаться от своего творения, хотел его уничтожить, когда Эру узнал об этом. Ауле проще было отказаться от своего творения, чем бороться за него. Лютиэн молчала. Она не знала этого раньше, и была благодарна Саурону, что он просто рассказал ей, не делая выводов о роли Света и Тьмы. Вероятно, Ауле в действительности был готов отказаться от созданного им народа из страха, а может быть, он мог отказаться от гномов потому, что не был привязан к сотворенному, не связывал их и себя. В отличие от Феанора и камней. Теперь она понимала, что подтолкнуло Саурона к стороне Тьмы. Его жажда творить и не бояться за сотворенное, его желание изменения действительности. - Ты много рассказывал мне о Валиноре, но лишь о самых ранних его днях, когда там появились лишь первые эльдар. - Я говорил тебе лишь то, что видел. Почти сразу с их появлением я покинул Благословенный Край и попал в Утумно. - И что там было? - Да что… примерно как в той деревушке. Только там были еще и очень много воплощенных духов. Вот как… Помнится, в той деревушке вооруженных людей было больше, чем в этой крепости. Мелькор предпочитал грубую силу и войну, и поэтому его первая крепость была разрушена. - Потом мы - те, кто остались, перебрались на север и построили Ангбанд. Понимаю, для эльфийских глаз это не самое приятное зрелище, но для длительной обороны крепость очень удачно получилась. Лютиэн ничего не понимала в военных укреплениях, но не верить Саурону причин не было. Камин весело потрескивал, а в бокалах плескалось неизменное вино. Скоро они разойдутся в разные стороны - и тогда ее опять будет терзать совесть. Единственный вариант - не видеть его, не говорить с ним. Но как может Лютиэн отказаться от этого общения? Как может она отвернуться от Саурона в тот момент, когда он только-только пустил свет в свою душу?O.K. Just a little pinprick. There'll be no more aaaaaaaaah! But you may feel a little sick. Can you stand up? I do believe it's working, good. That'll keep you going through the show Come on it's time to go. (Pink Floyd – Comfortably Numb, 1979)
Саурон Появление Лютиэн стало тем маленьким камешком, который может вызвать целый обвал в горах. Он уже не мог замыкаться в себе и оберегать мрак в своей душе. Лютиэн перевернула его отношение к жизни, и теперь Саурону приходилось заново выстраивать ценности и приоритеты. Он по-прежнему не мог оставить выбранный однажды путь, потому что слишком много за этот путь уплачено, слишком много крови он пролил до встречи с ней, чтобы его потом простили. Лютиэн простит, а вот Валар… Она из квенди, и рано или поздно покинет эти берега, уплывет туда, где ему нет места. Он бы мог прогнать ее, мог бы заточить в темницу, но не делал этого, потому что так окончательно бы уничтожил свою душу, это окончательно выжгло бы его сердце дотла. Мелькор любил повторять, что побеждает сильнейший, и он это уже не раз доказывал. Саурон принимал эту точку зрения, и был с ней полностью согласен. Однако, если Мелькор гнался за властью над целым миром, то ему было бы достаточно просто творить. Теперь у него была та, ради которой он мог создавать не только оружие. Лютиэн любила слушать его рассказы и всегда приходила первой, чтобы дождаться его, сидя в мягком кресле перед камином. Но он видел, что ее терзает печаль. Не важно, было ли это от разлуки с тем смертным, или же она корила себя за то, что не могла его ненавидеть так, так следовало бы эльфу ненавидеть врага и убийцу. В любом случае, эта тоска могла ее погубить. Самое лучшее, что Саурон мог сделать, это отпустить ее, но чувства, что разгорались в его душе, были сильнее него. Сейчас Саурон получил однозначный приказ - явиться в Ангбанд, и этот приказ игнорировать не получилось бы: Мелькор не из тех, кто прощал невнимательность к собственной персоне. Саурон боялся, что этот момент настанет и ему придется показать Лютиэн своему Хозяину. Оставлять ее в Тол-ин-Гаурхот нельзя - крепость не самое безопасное место во время его длительного отсутствия. С другой же стороны - этот приказ означал одно - сонная военная спячка подходила к концу и скоро непременно представится возможность испытать многое из изобретенного в действии. Мелькор обычно предоставлял ему достаточно свободы в выборе методов ведения войны, поэтому против не будет. Лютиэн сидела, как обычно, в кресле, а он от волнения не мог начать разговор. - У меня есть новость для тебя… не самая приятная. Мы отправляется в Ангбанд. Она смотрела своими сияющими глазами, и во взгляде читался если не испуг, то откровенное нежелание покидать остров. - Почему? - Это приказ… повелителя. Он вновь становился тем Сауроном, который был раньше, загоняя душевные переживания поглубже. - Послушай, принцесса, нам нужно обсудить очень многое. Только для этого нам обоим придется быть до конца откровенными. Во-первых: я не могу оставить выбранную сторону, по многим причинам. Сейчас идет война, и это все решает. - Ты идешь в Ангбанд чтобы убивать, чтобы быть таким же, как прежде! - И да, и нет. Я воин, Лютиэн, и война - это мой долг. Разве ваши воины идут на поле битвы не для того, чтобы сражаться? Разве квенди не убивают? Война - это наш долг, и отречься от него, значит отказаться от себя. - Тогда зачем ты говоришь, что мы отправляемся туда. Я не воин, какой от меня толк? - Здесь оставаться слишком опасно. Но, я не о том. Услышь меня, Лютиэн, прошу тебя, услышь! Мелькор - не фантомное зло, он, так же как и я, из крови и плоти, хоть он и является старшим из Валар. Он очень силен и умен, и он отнюдь не тот злодей, которым вы, квенди, его представляете. У него своя правда и своя справедливость. Поэтому называть его убийцей и отступником не следует. Ангбанд - это не средоточие Зла, хотя на первый взгляд может показаться иное. Орки не умеют испытывать жалость, а те духи, которые остались там воплощенными - тем более. Они - младшие майар, они из тех, кого Эру не призывал в этот мир, но они все равно пришли. Если им дать волю, они могут уничтожить Арду, и поэтому - только поэтому - Мелькор принял их на службу, чтобы сдержать их. - Я не хочу покидать остров. Я хочу остаться здесь или уйти. - Нет, отпустить тебя я не смогу. - Почему? Действительно, почему бы не позволить ей уйти сейчас, пока еще можно? Пока ее образ не пустил корни в его сознании, в его душе и мыслях. - Я не смогу так. Вот так. Так просто и незатейливо он еще никогда не признавал собственное поражение. Пожалуй, общение с пленными эльфийскими девушками действует плохо на всех, но Лютиэн - это просто кладезь самый разных непредсказуемостей, с ней уютно, а для Саурона это стало едва ли не главным в этой ситуации. Мелькор - несомненно - будет рад столь ценному приобретению, только вот теперь Саурон мог с уверенностью сказать, что не хотел отдавать ее. Теперь Лютиэн стала своеобразным маяком со стороны света. Саурону просто физически необходимо было знать, что она - свет, ему нужно спорить и доказывать ей, да и самому себе, что выбранные однажды цели и средства - единственно верные. Лютиэн явно чего-то боялась, но Саурон не понимал причин. Тот смертный шел в Ангбанд, и эта глупость могла превратиться в огромную проблему. Предположить реакцию Мелькора на появление гостьи Саурон не мог.