I'm not afraid, I'm not ashamed, I'm not to blame Welcome to the masquerade I'm not ashamed, I'm not afraid, I'm not o.k, Welcome to the masquerade (Thousand Foot Krutch — Welcome to the masquerade, 2009)
Мелькор Даэрон пока что себя оправдывал, привел в порядок гарнизон крепости, распустившийся при Болдоге. Хотя что с него взять: эльф — он и Ангбанде эльфом останется: играл на своей лютне вечерами, тоску нагонял. Мелькор был уверен, что к каждому можно найти правильный подход, просто некоторые личности не стоили даже теоретических усилий. Дориатский менестрель горел желанием мученически подохнуть, когда попался разведчикам. Как и все эльфы, он сначала высказал все, что думал о Морготе и его методах действий, а потом резко замолчал. Выдохся. Его не потребовалось пытать, он сам все рассказал. Про дерзкого адана, посмевшего позариться на прекрасную принцессу из Дориата, про Сильмарилл, который этот адан притащил в Дориат, про Тингола, который ему — Даэрону — жениться на своей дочери не позволил, а смертному продал ее за камушек Феанора. Обиженный менестрель не особо задумывался, что говорил, зато Мелькор понял многое и предложил сотрудничество: хочешь свою принцессу — получишь, только сначала наведи порядок в гарнизоне, ну и еще кое-что. Мелькор вполне мог бы вытащить из менестреля военные тайны Дориата, но искренне считал это слишком скучным. Даэрон обладал знаниями, вот пускай ими и пользуется. Эльф ненавидел Мелькора и не скрывал этого. Просто взаимовыгодное сотрудничество. — Я думаю, нужно усилить посты возле Топей Серех и на переправах у Тол-ин-Гаурхот. Есть смысл отправить туда сотню людей из подданных Ангбанда. — Ну так отправь, что ты меня по пустякам дергаешь? Меня больше интересуют дела Ногрода. Мне нужно мастерство гномов. — Гномам нужны только сокровища. — А вот тут ты не прав. Сокровища — это средство, конечный результат. Вряд ли ты встретишь гнома, который будет трястись над побрякушками как над сокровищем. Их больше интересует работа, изготовление чего-либо. — Можно отправить туда Ургнара… — Нет. Он своей бандитской физиономией распугает всех. Скажи, ты слышал про одну забавную вещицу — Наугламир? — Да. И даже видел ее. — Дай угадаю — с развалин Нарготронда ее унесли к Тинголу. Так вот, ожерелье этот может и не отличается вычурностью, но сила в нем заключена огромная. Отправь в Ногрод Тхурингветиль, пусть подбросит гномам идею, что Наугламир у них нагло увели из-под носа. И еще, прекрати играть жалостливые песенки. Даэрон сверкнул глазами, но сдержался. Мелькор, по сути, был прав - если уж он влип во все это, с чистыми руками остаться не выйдет. Мелькор в совершенстве владел осанве. И если сознание Лютиэн для него было закрыто, то сознание бывшего командира Тол-ин-Гаурхот - нет. — Скучаешь? — Не твое дело. — Зачем же так грубо? Я, может, соскучился за твоим вечно недовольным видом. Если тебе интересно, я не держу на тебя зла. Любовь, друг мой, штука непредсказуемая. Все понимаю. Принцессе передавай привет. Как ваши детки, уже взрослые? — Это не твое дело. — Что, Майрон, не срослась любовь? Тогда ты дурак вдвойне — потерял все, что имел. Твое место занял презабавнейший эльф. Дориатский менестрель. А ты и здесь все потерял, и Лютиэн не получил. Майрон заблокировал сознание. Мелькор довольно улыбнулся. Уж он-то был уверен, что бывший ученик приползет на коленях и будет проситься обратно. Вот только произойти это может тогда, когда смысла в этом не будет. Если сломить сопротивление людей сейчас, эльдар долго не продержаться. Мелькор признавал их несомненно достойными противниками, но предпочел бы не воевать с ними. Эльдар были созданы для того, чтобы творить. Мелькор со своей позиции рассматривал это утверждение так, будто бы Валар получили еще одно украшение для своей земли. Хорошее украшение. Он же хотел даровать им свободу. В его личном понимании этого слова.Cause they don't even know you All they see is scars They don't see the angel Living in your heart (Sixx: A.M. — Skin, 2011)
Лютиэн Неожиданный поворот заставил Берена пересмотреть свои планы. Проход через Топи оказался закрыт. Дортонион попал в осаду и многие жители уходили оттуда тайными тропами. Вынужденное бегство далось нелегко. Они поселились на окраине леса Нелдорет, там, где впервые встретились. Диору уже исполнилось шестнадцать. Он все больше походил на Тингола, и это очень пугало Лютиэн. Берен плохо спал и часто уходил на разведку с эльфами из приграничной стражи. А в Менегроте готовились к войне. Наугримы из Ногрода присылали уже второе посольство с требованием вернуть им обруч короля Фелагунда. Страх сковывал сердце и даже родная земля не дарила покоя. — Ты боишься того, что можешь потерять кого-то. Не бойся, я смогу защитить твоих близких. — Я страшусь не потери. Мое сердце предвидит раздор среди тех, кто избрал свет. Диор так похож на моего отца: те же глаза, тот же характер. В нем уже начинает просыпаться презрение к тем, кто не другой. — Это кровь, тут нет ничьей вины. — Я чувствую Тьму. Я чувствую ее на этой земле. — Это Сильмарилл. Тот самый. Молчание не было тяжелым. Они понимали друг друга с полувзгляда, чувствовали друг друга слишком остро. — Я хочу уехать отсюда. Мы можем перебраться к морю. — Ты бежишь от войны. Но война может последовать за тобой. — У меня есть сын. Как бы ни изменился Берен, но я его люблю, и не хочу потерять. Не так, не сейчас. Слышишь? Он молчал, смотрел в пол, сжимал кулаки. Хотел что-то сказать, но сдержался. — Я последую за тобой, куда бы не привела тебя дорога. Зачем? Разве был смысл в этом? Лютиэн уже окончательно запуталась. Разве не виновен Феанор в том, что Средиземье терзают войны? Разве не его гордыня повлекла за собой такую жестокую кару? — Иногда замыслы Творца не дано понять никому. Добро или зло, но происходящее в подзвездном мире, погибель или мирная жизнь — это угодно воле Эру. Мы не знаем его Замысел. У Валар достаточно сил, чтобы победить Мелькора. Но они не вступают в бой. Они выжидали чего-то. Или им не было никакого дела до того, что творилось в Средиземье. — Когда-то давно, когда этот мир еще не существовал, его звали Алкар. Он был старшим из Высших духов. У нас нет возраста, у нас есть сила. Алкар был силен. Возможно, он был таким, как Эру. Я знаю лишь то, что Алкар знал замыслы Творца, был близок к нему. Быть может, эта война — тоже часть замысла. А может и нет. Мелькор никогда не рассказывал мне о тех временах. Мы, майа, пришли позже, уже в созданный мир. Это была лишь оболочка мира сегодняшнего, и мы точно так же давали ей свои силы и мысли. Я помню, Илуватар явил нам образ своих Первых детей, и как мы решили стать такой же частью этого мира и тоже принять телесную форму. Но мы — иные. Наше тело похоже на тело эльфа или человека, но гораздо сильнее, потому что сдерживает куда более сильный дух. Интересно, что он чувствовал, когда пришел в Арду? Диор отбросил в сторону тяжелый плащ и упал в кресло. Ночной ливень плавно сменился тоскливой мелкой моросью, и юноша готов был лезть на стену от скуки. Учитель вручил ему ужасный трактат о лечении разных ран, пропорциях ядов и свойствах трав. Вот еще ерунда — лечить кого-то соком красавки или отваром полыни. Хотя Лютиэн бредом этого не считала — на войне хороши все средства. — Бездельничаешь? Мог бы помочь Наэгнору со стрелами. — Он и сам с ними справится, отец. Диор скучающе прищурил глаза и посмотрел в сторону. Отец все больше раздражал его своими придирками: зачем пошел ночью в разведку, почему не сказал о нападении на перекрестке у родника. Отец изменился за последние годы: добавилось седины, в уголках глаз виднелись морщины, потяжелел характер и пропал привычный задор. Отец больше не улыбался, а с приходом в Дориат почти не разговаривал с матерью. Лютиэн делала вид, что все именно так, как и должно быть. Лютиэн делала вид, что ничего не изменилось. Лютиэн тайком училась управляться с тонким клинком валинорской работы, одним из тех, что привез с собой Финрод. Диор испытывал жгучую ненависть к Морготу, и втайне желал уничтожить его. Диор был умным мальчиком — он понимал, что мальчишке-полукровке не победить одного из Валар. А потом Лютиэн рассказала сыну о Феаноре, его камнях, резне в гаванях Валинора, пламени войны, государе Финроде Фелагунде и о том, что было в Ангбанде. Сын не разговаривал с ней два дня. А потом пришел с охапкой полевых цветов и просил прощения. Артано потом еще дней десять переглядывался с Диором, явно намекая на пару хороших затрещин, если Диор опять что-то натворит. Война приближалась, словно гадюка в листве. Дориат больше не казался безопасным. — Наугримы объявили нам войну. Наэгнор, разведчик из пограничной стражи, стоял посреди небольшого луга и смотрел на друзей. — Они хотят получить сокровища Менегрота. Наш долг прост. Мы должны выступить и отразить нападение. Наш отряд отправится к переправам Гелиона. Как просто! Война пришла в дом, война грозит ее семье и ее стране. Менегрот изменился, и эти изменения Лютиэн не нравились. В Зале Совета и Малом Зале появились статуи, напоминавшие Тингола. Незнакомого, холодного, чужого. Дворцовая стража теперь носила знаки отличия — золотые броши в виде листьев. Изменился и Владыка Дориата. Некогда серебряные волосы стали похожи на седину, глаза приобрели незнакомый отблеск, изменились черты лица — заострились скулы, сделав облик Эльвэ похожим на одну из его статуй. Элу Тингол, Владыка Дориата, принял дочь во внутреннем дворе. — Почему ты так долго не приходила? Я должен ждать тебя? — Прости, отец. — Надо же, чему тебя научили люди. Но я хотел поговорить с тобой о другом. Кто этот Артано? Почему он за тобой ходит? Я же говорил, что не желаю видеть никого из этих предателей-нолдор! Тингол резко повернулся к дочери лицом, и Лютиэн увидела то, чего страшилась: ожерелье Финрода с оправленным Сильмариллом. Сила камня выпивала ее отца. — Ну и что ты скажешь в свое оправдание? Будь ты трижды моей дочерью, это не дает тебе права нарушать установленные мой законы. — Артано не из нолдор, отец. Он из народа майар. Он такой же, как матушка. — Майа, значит. Любопытно. Неужели Владыки Запада смилостивились и прислали сюда кого-то из своих слуг? Голос сочился насмешкой и ядом. — Увы, Эльвэ, но я всего лишь тот, кого на Заре Времени звали Майрон. Потом вы дали мне много имен, но сути это не изменило. Сейчас я здесь по велению сердца, и ты не сможешь изменить моего решения. Тингол стремительно побледнел и неосознанно потянулся к короткому кинжалу на поясе. Он ведь знал, как прозвали в Средиземье майа по имени Майрон. Зло проникло в Дориат, и теперь его владениям грозил конец. — Ты опасаешься, что Зло и Тьма вошли в Дориат. Но напрасно, ведь чары Мелиан надежно охраняют эту землю. Будь у меня злые намерения, я бы не прошел сквозь Завесу. — У меня нет ни единого основания верить тебе, Гортхаур Жестокий! — Опять ты за старое. Война, Элу-Тингол, творит ужасные вещи. Ты можешь обвинять меня в разных преступлениях, но ведь и мне найдется, чем ответить. Я уже сказал, что не хочу зла, и ты можешь либо верить мне, либо нет. Но я не покину свою госпожу. Тингол привык быть хозяином положения, но в то же время в словах майа было рациональное зерно. — Подумать только, до чего опустилась моя дочь — замуж за смертного и тебя в друзья. Уж лучше бы стала женой менестреля. — Уж не того ли самого, который Даэрон? — Не тебе, майа, говорить со мной о судьбе моей дочери. Но я отвечу тебе — Даэрон прекрасный менестрель, и он мог бы стать мужем Лютиэн. Если бы не вмешался один слишком наглый адан. — Мог бы стать… Слишком много условностей, король. Даэрон-менестрель стал командующим гарнизона Ангбанда. Ты такого супруга желал для единственной дочери? Тингол побледнел и отступил на несколько шагов назад. Он ведь один из первых эльдар, он ведь ясно видел, когда ему лгут. Но Артано говорил правду — он сказал то, что уже не раз шепотом говорили в залах Менегрота. Лютиэн не желала слышать перепалку между отцом и другом. Она поспешила в сад, где ее ждала матушка. Мелиан отличалась спокойной красотой: плавные линии лица, спокойные глаза глубокого темного оттенка ночного неба, белая кожа и темные волосы. Никогда — ни на заре Дориата, ни в последующие годы — королева не носила ярких одежд и почти не надевала украшений. Единственным исключением стало кольцо, подаренное некогда Финродом Фелагундом в знак благодарности. Тонкое ажурное кружево из золота и серебра и несколькими самоцветами стало прощальным подарком короля Нарготронда. Мелиан была из народа майар и не старела. Однако Лютиэн казалось, что она как бы выцвела с момента последней их встречи. — Не жалеешь о своем решении? — Ну что ты, матушка, разве могу я пожалеть, когда у меня такой чудесный сын. — Диор славный мальчик, моя дорогая. Только вам лучше уехать отсюда — Дориат сейчас не так безопасен, как ранее. Опасность пришла на этим земли давно, и имя ей — безумие. Я знаю про Даэрона, мне жаль его. Но твой отец все больше и больше теряется в сетях Камня. — Я хочу уехать к морю, но Берен против. Он хочет идти до конца в своей борьбе с Врагом.How long, must this feeling go on How long, must I stand the pain and How long, must this feeling go on Waiting for the night Waiting for the right time to come (Lionel Richie — How long, 2001)
Саурон Элу Тингол мертв, что было более чем логично. Когда гномы из Ногрода тайными тропами прошли к Менегроту, Тингол хотел было сам выйти к ним с проникновенной речью. Хотел убедить их сложить оружие и подчиниться его, короля Дориата, воле. Ни о каком возвращении гномам Наугламира и речи идти не могло — теперь ожерелье венчал Сильмарил, а расставаться с такими ценными вещами Тингол не желал. Когда обезумевший Тингол сцепился в главном зале с Береном, пытавшимся остановить короля от необдуманного шага, тот выхватил короткий нож и всадил его в сердце человека. И последним движением, уже расставаясь с жизнью, Берен, сын Барахира, убил Тингола. Не слишком достойная смерть для Эльвэ, великого короля Дориата. Мелиан мерила небольшую комнату шагами. От стены к стене, и снова, и снова. Маблунг расположился у высокого окна. Тень печали исказила тонкие черты лица эльфа. Королева же внешне оставалась спокойной, и можно было лишь догадываться, что у нее на душе. — Моя госпожа, мне жаль. Артано не хотел видеть ее такой — потухшей и выцветшей. Она ведь любила Тингола даже таким безумцем. — Увы, ничего не изменить. Я покидаю этот край навсегда. Я возвращаюсь в Аман, где мой дух получит исцеление, и где мы снова встретимся. Маблунг, у меня есть просьба — сбереги его, отдай Диору. Пусть он хранит память о короле Тинголе и скажи, что я завещаю ему престол Дориата. Эльф поклонился: он обязательно исполнит волю своей королевы. — Артано, я хочу поговорить с тобой. Она ушла, понимаешь? Мой муж и моя дочь покинули эти берега, и теперь меня здесь больше ничего не держит. Я хочу попросить тебя об одном… Присматривай за Диором. Я не хочу, чтобы он повторил судьбу своего деда. Для Артано первая эпоха Средиземья закончилась в тот самый день, когда Мелиан покинула Дориат. Лютиэн не смогла пережить смерть отца и любимого мужа. Она просила Валар даровать ей возможность уйти вслед за Береном, и Владыки Запада ее услышали. Как потом рассказал Диор, ей явился Оссэ и сообщил волю Совета. В тот же день она ушла, и больше ее не видели в Дориате. Говорили, что она умерла. Правда, Мелиан так и не узнала о судьбе дочери, Диор намеренно утаил от нее часть рассказа. Диор взошел на трон Дориата, и после этого Артано покинул королевство и перебрался в Гавани к морю, надеясь, что уплывающие на Запад эльфы поведают ему о судьбе Лютиэн. В ее смерть он не верил.