Любовь, что движет солнце и светила

«Орки северных племен отличаются низким ростом и не могут выносить солнечного света. Эти племена разрознены и более походят на одичавших животных. Речь их несвязна, а слова своим звучанием напоминают хрип и визг, хотя и можно различить кое-что из разных человеческих наречий. Они используют старые клинки, но чаще — самодельные тяжелые копья или простые тяжелые луки. Такое копье может пробить хороший доспех с одного удара, а стрела, выпущенная из такого лука, может ранить даже тролля. Несмотря на низкий рост, орки эти обладают огромной силой. К тому же, вынужден признать, что их ум, быть может, не столь острый, как у их остальных собратьев, не говоря уже о тех людях, которые издавна находятся под властью Врага, но они способны изобрести способы для пыток, приготовления пищи или же обустройства своих жилищ. Сами они, конечно же, не строят ничего, но вот в пещерах можно найти некую утварь. Хотя более орков меня беспокоят тролли. Они достаточно высокие и широки в плечах, их оружием может быть все, что угодно — обломки скал, молоты, или же они могут пойти в бой безоружными. Проблема в том, что у них практически нет разума, они способны лишь уничтожать и добывать себе пропитание…» Эрейнион отложил в сторону письмо Келегорма и задумался. Северные орки могли стать настоящим проклятием, так как они либо попали бы под власть Мордора, либо — одичавшие и голодные — пошли бы разорять человеческие поселения, и могли подойти к границам Линдона. Войска Зеленолесья, конечно же, могли бы сдержать наступление с севера, но лаиквенди не считали нужным лезть в войны нолдор, равно как и в дела других народов. Орофер, король Зеленолесья, яростно защищал свои земли от чужаков, кем бы они не были. Нуменор в последнее время изменился. Их короли занялись своими собственными изысканиями, посчитав, что материк слишком далеко и беды Средиземья им чужды. Некогда же потомки Элроса были частыми гостями в его государстве. «Знаешь, друг мой, Аннатар мне очень помогает. У металлов и камней есть свойства, о которых не догадываются даже морийские гномы. Уже сейчас наши кузнецы умеют создавать то, что не снилось даже нашим родичам за Морем. Мы научились не только по собственной воле изменять форму, но и смешивать металлы, получая новые, с необыкновенными свойствами. Это стало для меня настоящим спасением, ведь таким образом я смогу создавать вещи, которые еще никто не создавал. Аннатар научил нас обрабатывать камни, и мы нашли способ из некоторых камней делать то, что раньше можно было делать только лишь из металлов. А еще Аннатар помогает мне в создании моего главного творения. Его советы очень важны, ибо мудрость майар не сравнится со знаниями эльдар…» Теперь уже Келебримбор оказался захвачен идеями сотворить нечто подобное Сильмариллам. Вот уж семейство! Про некоего Аннатара, посланника из Амана, Гил-Галад слышал, но терпеть в своем государстве посланников Валинора он не желал — после всего пережитого, после того, как Оссе говорил им о победе над Врагом, о суде, о новой жизни. После гибели Гондолина, после Идриль, умиравшей у него на руках. …Туор устало опустился на истоптанный песок. Они не смогли, не сумели отстоять королевство Тургона — теперь уже их королевство. Глорфиндел пытался собрать тех, кто мог сражаться, чтобы прикрыть отступление. Только все бесполезно. Идриль лежала тут же, пронзенная отравленной стрелой. Жизнь медленно покидала ее, мучительно угасала в глазах. — Мы не смогли, как жаль. Шепот срывается с пересохших губ, и Туор бросается к ней. Нежно берет тонкую бледную руку, на секунду подносит к губам, после чего горько и глухо что-то говорит. Эрейнион различает лишь отрывки на синдарин — смертный человек просит Валар лишь об одном — дать им встретиться хоть на миг там, за гремящими морями… Как потом расскажет все тот же Оссе — Туор стал единственным из всех смертных, кому Валар дали право после смерти пойти путями эльфов и найти Идриль в Залах Мандоса. Память слишком часто терзала Гил-Галада, слишком многих он потерял, слишком многое уже не исправить. После победы над Морготом оказалось, что из мира ушли те, кто мог дать ему много прекрасного. Жаль, что Келебримбор этого не понимал и принимал помощь от тех, кто позволил свершится делам Тьмы в Средиземье. Впрочем, появление Аннатара оказалось полнейшей неожиданностью. С началом новой эпохи из Благословенного края являлся лишь Оссэ, да и то слишком редко. *** Жар кузницы сменился вечерней прохладой. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, оставив лишь небольшую полоску багровеющих облаков на западе. Утром будет ветер и, возможно, мелкий дождь. Листья падубов ожидающе шелестели, отчего казалось, что деревья переговариваются меж собой. Впрочем, для эльдар это не выглядело чем-то необычным. Аннатар вытер ладонью мокрый лоб и развязал ленту, стягивавшую волосы. Эрегион нравился ему своей вечерней прохладой и алыми ягодами остролистов, росших повсюду. Вечера в Ост-ин-Эдиле всегда были тихими: здешние птицы редко пели на закате, предпочитая утро. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и вечерний полумрак легкой дымкой растекся вокруг. Майа медленно зашагал по узкой дорожке из белого камня, насвистывая незатейливую мелодию. Свернув к главной аллее, он услышал тихое пение. Нежный девичий голос пел о любви. Возле одного из разлапистых деревьев сидела молодая девушка и пела о прекрасной принцессе Лютиэн и ее возлюбленном Берене. — Прости, что потревожил. Ты чудесно поешь. — Простите, господин эльф! Я всего-лишь вспомнила старую легенду. Здесь даже воздух особый, он как будто сам просится превратиться в песню. — За что ты просишь прощения? И да, я не эльф. — Это ведь эльфийская леген… Ой, простите! Вы ведь Аннатар, да? Вы тот самый посланник из Валинора? — Тот самый, да. А тебя как зовут, прелестное создание? — Лотта, господин. — Так, Лотта, давай договоримся сразу — забудь про господина, хорошо? — Как скажите. Так вы правда — из Валинора? — Дался тебе Аман! Лучше спой еще что-нибудь. — А я больше ничего не знаю. Я даже не помню то, что пела. Слова как-будто сами пришли ко мне. Это все город, у эльфов всегда так — без песен никак не получается. — Да. Это все город. Сколько тебе лет, Лотта? Если не секрет, конечно? — Я не знаю. Я не помню своего детства, не помню юности. Просто однажды я очнулась в доме одного лесника, он меня все время Лоттой называл. У него дочь умерла при родах, Лотта ее звали, вот старик меня ее именем и назвал. А потом я ушла оттуда, и следующей ночью встретила своего друга. Я не знаю его настоящего имени, а так его все называют Серым. Простите, что говорю все это. — Да ничего страшного. Бывает. Быть может, ты жила где-то там неподалеку, а потом что-то произошло. — Наверно. Тогда там бывали орки и другие страшные существа. Вы уж простите, не хочу я про это. Вам нравится город? — Да, здесь красиво. — У меня тут неподалеку есть любимое место. Там есть озеро, оно совсем маленькое, но очень красивое. Я бы хотела, чтобы на берегу этого озера у меня был маленький домик. Лотта мечтательно прикрыла глаза. Ей нравилось в Ост-ин-Эдиле, и ей совершенно не хотелось покидать этот город. — Скажите, а вы ведь друг короля Келебримбора? Расскажите мне о короле? Аннатар едва заметно улыбнулся уголками губ. Такие вот девушки из народа эдайн часто влюбленными глазами смотрели на Келебримбора и его ближайшее окружение, при этом редко отмечали достоинства и красоту других эльфов. Видимо, прямое кровное родство с тем-самым-Феанором или же дружба с Гил-Галадом особенно привлекали романтично настроенных девиц. Причем обычно это проходило с появлением супруга и детишек. К тому моменту из молодых ветренных красавиц они превращались в остепенившихся женщин, ответственных за быт и хозяйство своей семьи. — Что ты хочешь услышать, Лотта? — Не знаю. Мне просто хотелось бы знать, какой он — эльфийский король. Здесь я услышала много легенд о королях прошлого, и теперь хотелось бы узнать о короле сегодняшнем. Я знаю, все эльфы отважны, все они — великие воины и мастера. — Люди тоже многому научились. Когда-то очень давно эльфы не знали многих секретов, не могли сделать и подобия того, что могут сейчас. Но прошло время, и Первые достигли своего могущества. Так же и люди. Ваш век краток, но вы уже познали многое, и многое еще предстоит узнать. Аннатар заметил тонкий серебряный браслет на девичьей руке: работа мастера заметна сразу — в тонких линиях, в неуловимом очаровании металла. — Откуда у тебя эта вещь? — Это мой друг, Серый, сделал его для меня. Я помогла ему в начале нашего знакомства, и он потом сделал такой браслет и подарил мне. — Это чудесный подарок. Я поначалу решил, что это работа эльдар из Линдона… Знаешь, Лотта, скажи своему другу, что он может прийти завтра в кузницу, мне нужен помощник. *** — Люди Эрегиона не смогут в одиночку отразить нападения с севера. — И поэтому ты предлагаешь нолдор идти на поклон к выскочке Ороферу?! Да, Канафинвэ, не ожидал я от тебя такого. Наш племянник считается с твоим мнением, а ты позволяешь себе говорить такую чепуху. — Тьелкормо, ты не прав. Гнев, как это бывало и раньше, руководит твоими словами и твоими делами. Этот край не сможет защититься от врагов, если они решат напасть со всех сторон. Поэтому, нравится тебе это или нет, я буду настаивать на том, чтобы Келебримбор отправил посольство в Зеленолесье. Здесь нужны сильные союзники. — Есть Линдон, и мы, нолдор, сами справимся. Келебримбор осторожно закрыл дверь и повернулся к стоящей рядом Галадриэль. — Вот так всегда, понимаешь?! Они уже седьмой день спорят. — А что тебя возмущает? — Ну для начала то, что они так вольно судят о моей земле. Ну и я считаю, что нам нужен союз с Зеленолесьем. — Эрин Ласгален не будет никому из нас помощником по доброй воле. Орофер закрыл свои границы, и в его действиях есть определенный смысл. Его народ не слишком хорошо относится к нолдор. Лесные эльфы всегда шли своим путем, они хорошие воины, они чувствуют лес и все живущее в нем, но их мудрость разнится с нашей. Мы живем в большом мире, они же оградили для себя лес, и не желают выходить за его границы. — Как бы там ни было, сейчас у нас есть проблема куда большая, нежели вражда отдельных родов квенди. Ты же из эльдар, ты ведь нолдо по своей сути, но синдар Лотлориэна приняли тебя своей королевой. — Лориэн — не Эрин Ласгален, там свои законы. Мы не любим чужаков, и, если тебе будет угодно, я стараюсь делать так, чтобы мой край здесь стал подобием Дориата в Белерианде. Извини, но тебе следует задуматься о происходящем. Наш Враг набирает силу, но мы все еще не знаем, чего от него ждать. Орки и другие твари нападают на наши земли, прикрываясь именем Саурона, но среди них немало тех, кто не подчиняется никому. Да и твои изыскания могут закончиться слишком плохо. Феанаро Куруфинве тогда так же занимался поисками ответов и смысла, и ты знаешь, к чему это привело. — Эх, не все так просто. Мой дед был слишком гордым, а Моргот в бытность свою открыл ему некоторые секреты мастерства. — А ты слушаешь ученика Ауле. И он тоже открывает тебе секреты мироздания. Ничего не напоминает? Келебримбор ничего не ответил. Да и что говорить, если Галадриэль была в чем-то права. Аннатар рассказывал ему слишком много, и их поиски Силы уже давали свои результаты. Очень скоро была вероятность получить то, чего он так хотел. Галадриэль не верила Аннатару, но, тем не менее, вмешиваться в происходящее не хотела. Келебримбор не ребенок, он сам мог разобраться, что ему делать. К тому же, спорить с родичем Феанора было совершенно бесполезно. Келегорм считал, что его племянник слишком похож на Диора, сына Берена и Лютиэн Дориатской. Он помнил, как все братья пришли в Дориат требовать свое — Сильмарилл. И помнил ответ выскочки-полукровки. …Каменные стены Менегрота были холодными на ощупь и яркими, до боли в глазах отражая полуденное солнце. Диор, Владыка Дориата, одновременно походил на Тингола, на Берена, и на их отца Феанора. Странное сочетание, в особенности для врага. Он говорил очень тихо, но стены ледяной крошкой отбивали звуки, и Келегорму казалось, что слова звучат в голове. Высокий, статный и черноволосый — вылитый нолдо. Только полукровка, только от нолдор в нем нет ничего. — Вы пришли требовать то, что считаете своим, феаноринги. Однако камень не принадлежит вам. Мой отец забрал его у Моргота, и отдал королю Тинголу как свадебный дар за мою мать. Камень вам не принадлежит, что бы вы не говорили. Вы принесли нам войну, именно из-за вас моя страна вынуждена опасаться нападений. Я не отдам вам камень, так что уходите с миром, так будет лучше для всех. Куруфинве порывался что-то сказать, но тут в зал вошла дочь Диора, Эльвинг. Живая, яркая, с горящими глазами и хрупкая, будто тростинка. — Кто это, отец? — Это сыновья Феанора, они пришли требовать Сильмарилл. — Не стоит доверять проклятое проклятым. Я вижу зло в них, первое зло, проклятье. Разве мало крови было пролито за эти камни? — Не беспокойся, я не отдам им ничего, это мое последнее слово. — Мы услышали тебя, Диор Дориатский. Мы пришли с миром, но ты сам не оставил себе шанса. — Где вы, там не может быть мира, запомните это. Слова Эльвинг прочно врезались в память Маглора, точно определив его жизнь.