Дуэль на жизнь

Давным-давно, когда Доктор был молод, и Мастер был молод тоже, всё происходило так же и одновременно по-другому. Доктор колесил по вселенной, заглядывая в самые дальние миры, иногда заодно их спасая, а Мастер следовал за ним по пятам, исподтишка вставлял палки в колёса и всячески досаждал, но исход таких встреч был всегда неизменным: Доктор использовал всё новые способы и останавливал противника, оставляя его ни с чем, а Мастер бежал, чтобы в следующий раз вернуться с ещё более изощрённым планом. И где-то в самых потайных мыслях Доктор признавался себе каждый раз, что такой расклад его вполне устраивал, а главное — что-то подсказывало ему, что Мастера он устраивал тоже. Может быть, возраст помешал им продолжить в том же духе; слишком много лет прошло, за которые они становились озлобленнее, решительнее, подозрительнее или, наоборот, беспечнее; так или иначе, Доктор именно годы винит в том финале, к которому они пришли. Рано или поздно всё надоедает. Рано или поздно ты, сам не отдавая себе отчёта, попытаешься приблизить развязку. Конечно, у них двоих не могло быть другого конца. Какой же он идиот! Тратит драгоценные минуты, рассуждая о возможном конце, когда тот ещё не наступил. Доктор надевает очки. За все свои блуждания по времени и пространству, он нередко балансировал на грани смерти, но при этом почти всегда умудрялся выходить из передряг невредимым, и в ТАРДИС не было почти ничего, что могло бы помочь ему сейчас. Впрочем, он как-то находил в ней теннисный корт и автомобильную мастерскую, так что не исключено, что где-то рядом притаилась операционная, но он не сможет отыскать её сейчас. ТАРДИС не позволит. Она всё ещё против. Упрямство Мастера заставляет его дождаться Доктора, не потеряв сознания. — Не трогай! — шипит он, когда тот отодвигает от раны прилипшую ткань. — Извини, — Доктор достаёт из кармана крохотный флакончик. — Вода из подземных источников Орульфо. Одной ложки достаточно, чтобы заснуть ненадолго, но крепко. Лучший наркоз во вселенной. Тут как раз хватит на… Он не успевает закончить: Мастер вдруг вскидывается и выбивает злосчастную банку у него из рук. Внутри было так немного, что даже пол едва намок. — Не смей давать мне эту дрянь, — чеканит он, тяжело дыша и облизывая с верхней губы пот. — Хорошо, если ты мне настолько не доверяешь… я всегда знал, что ты мазохист, — пытаясь отойти от этой неожиданной вспышки, Доктор копается в объёмной аптечке — спасибо Марте, которая из них двоих всегда была рассудительнее и всё-таки снабдила его кое-чем необходимым. Внутри было и обычное снотворное, но не заталкивать же его Мастеру в рот? Он берёт в руки щипцы, и через минуту Мастер уже кричит и выгибает спину, но Доктор не собирается останавливаться; он совершал куда более кровавые дела — во всех смыслах. Он старается не замечать ничего, концентрируется только на поиске маленького кусочка металла и ни на чём больше, а Мастер как будто специально скулит всё громче, пока не заговаривает: — Мне кажется… или ты получаешь… от этого удовольствие? — Замолчи. — Так и продолжаешь всем помогать? — Можно было, конечно, ударить его по голове чем-нибудь тяжёлым, но Доктор решил оставить этот вариант на крайний случай. — Протягиваешь руку нуждающимся? Кому ты помогаешь — им или себе? Доктор проталкивает щипцы ещё на сантиметр вглубь раны, и Мастер ненадолго умолкает, стискивая зубы и всхлипывая, но продолжает, едва отдышавшись: — Ты ведь делаешь это не ради их будущего, а ради своего прошлого, так? Мастер всегда имел слабость к лишней болтовне, а Доктор всегда имел слабость воспринимать эту болтовню всерьёз, особенно когда она была так близка к правде. — Значит, ты и правда решил оставить меня здесь? Надолго ли? Может быть, навсегда? Превратишь свою ненаглядную будку в тюрьму? Ты почему-то всегда считал, что именно у тебя есть право выносить приговор… Зажав пулю, Доктор не слишком осторожно вынимает её, и его пациент поневоле снова замолкает, сосредоточившись на стонах. Разумеется, он знал, что Доктор не обманет его, что предложенное им снотворное действительно было всего лишь безобидным снотворным. Он отказался от него не поэтому и был не мазохистом, а скорее уж садистом, заставляя Доктора причинять ему боль. Нужно было затолкать ему в рот какую-нибудь чёртову таблетку, а не устраивать эту обоюдную пытку. Угадывая его мысли, Мастер улыбается. На зубах у него кровь, и усмешка выглядит более чем зловеще. Но так или иначе, он выжил; всё прошло гладко, он бы даже сказал, подозрительно легко. Доктор иногда проявлял себя неплохим стратегом, но чаще всего нужные действия и слова приходили к нему по наитию, сразу. Но что ему делать теперь? Действительно ли он оставит Мастера рядом с собой? А когда тот встанет на ноги, разве что-то сможет удержать его внутри? — Знаешь, Доктор, ты ведь помогаешь не всем, — с деланой задумчивостью говорит тот, пока он накладывает последний стежок. Руки Доктора уже давно дрожат в такт частым вздохам Мастера, и, конечно, это случайность – то, что они дрогнули чуть сильнее именно на этой фразе. — За кем-то ты не уследил, кого-то бросил, а кого-то не посчитал стоящим своего внимания… Мне назвать имена, или ты вспомнишь сам?.. — он не ждёт ответа, а Доктор не собирается отвечать. — Так почему ты носишься со мной? Почему именно со мной, Доктор? Неужели и правда так скучно быть последним таймлордом?.. Он вдруг затихает, и лицо у него совсем иное, чем минуту назад — сосредоточенное и растерянное одновременно, а ещё — совсем отдалённо — испуганное. Почти такое же было у него в далёком детстве, когда он смотрел во временную воронку, и ничего хорошего оно не предвещает. Доктор чувствует, как что-то давит на рёбра изнутри; страх наваливается ещё до того, как тело Мастера начинает метаться, подниматься над импровизированным операционным столом и с силой ударяться о него раз за разом. Изо рта у него течёт слюна, смешанная с кровью, из-под век блестят белки глаз, а Доктор — Доктор кусает кулак и рыдает снова, потому что он всегда успевал обернуть к лучшему почти любую ситуацию, но на этот раз он упустил что-то важное, вздохнул с облегчением слишком рано, и он совершенно не знает, что делать. Судороги Мастера постепенно затихают; его рука медленно скользит вдоль тела, пока не достигает лба. — На этот раз сильнее, — бормочет он, потирая указательным пальцем висок. Доктор наконец обретает дар речи, и не просто — его прорывает: — Ты болен? Давно? Как давно? — сыпет он бесполезными вопросами, а тот как будто специально медлит. — Дело не только в ране? Ты знаешь, что с тобой? Это можно вылечить? Ответь мне. Сейчас же! Это часть твоей игры? — Мастер только продолжает смотреть в упор. — Ты… умираешь? — Ты же Доктор, тебе виднее, — Мастеру трудно даже говорить, но он продолжает делать это с со своей фирменной неповторимой издёвкой. — Но должен признать, на этот раз ты угадал верно. Каждому хочется красивой смерти. Мой маленький план с порабощением этой дурацкой планетки был последним сюрпризом тебе на память.