Дуэль на жизнь

— Подожди, — повторяет Доктор, как будто это и вправду поможет замедлить течение времени. — Подожди, подожди, — он хватает пальцами воздух, топчется на одном месте и выглядит, должно быть, очень нелепо в глазах Мастера, который просто чудовищно невозмутим. — Я, кажется, никуда и не спешу, Доктор, – нет, конечно, он не спокоен, не может быть спокойным, он лишь старается казаться таким изо всех сил, но зачем — понятно только ему одному. Удивительно, как много энергии он тратит почём зря. Доктор не раз думал о том, насколько хорош, насколько незаменим он был бы, пойди другой дорогой. Сколько он мог бы принести своему — и не только своему — народу, потрать хотя бы часть своей неуёмной энергии, своего покалеченного, ставшего со временем однобоким, но всё ещё острого интеллекта. Если бы только развернул свой ум из плоскости, в которой тот застрял — плоскости овладевания и мщения — сделал бы его трёхмерным… Ведь недаром в человеческой форме даже Доктор был Джоном Смитом, просто Джоном Смитом, среднестатистическим и ничем не примечательным, в то время как Мастер стал профессором Яна. Профессор Яна был трудолюбив и добр, трудясь на благо человечества; значит ли это, что Мастер тоже мог быть таким? Едва ли это удастся проверить теперь. Мастер — лжец, временами довольно искусный, временами не слишком осторожный, но сейчас он говорит правду. Может быть, не всю. Скорее всего, далеко не всю. И всё же Доктору упорно кажется, что если он ничего не предпримет, его предсказание сбудется. Но кто сказал, что он ничего не предпримет? В его арсенале — многолетний опыт повелителя времени, а также бесценная база данных ТАРДИС. Если Мастер так хочет устроить эту дуэль, где ставкой будет его жизнь, он примет вызов. — Что ты делаешь? — подозрительно спрашивает тот, поднимая голову и с явным неудовольствием наблюдая за действиями Доктора. — Достаю портативный сканер. То, что происходит с тобой, похоже на неконтролируемый припадок, поэтому для начала я сделаю снимок твоего мозга. — А что, если я тебе не позволю? — теперь в голосе Мастера скользит что-то, напоминающее интерес. — Тогда я тебя свяжу, — на этот раз его не остановят хитрые слова. — И всё равно заставлю. — Свяжешь раненого? — Только если понадобится. — Доктор фиксирует сканер и склоняется над Мастером, крепко держа его за предплечья. Тот неуютно шевелится в его хватке, чуть заметно пожимает плечами и откидывает голову обратно на подушку, закрывая глаза. — Ты сказал, что приступы со временем становятся сильнее? — деловито интересуется Доктор, пока прибор жужжит, делая свою работу. Глаза Мастера закрыты, словно он заснул, но губы неожиданно шевелятся: — Не приступы… барабаны. — Что?! Они вздрагивают почти одновременно: Доктор — от неожиданного ответа, Мастер — как только понял, что проговорился. — Стук в твоей голове… становится громче? — хмурится Доктор; так трудно рассуждать о том, чего не понимаешь и никогда не сможешь понять. Мастер несколько раз сжимает и разжимает пальцы, шумно выдыхает через нос и смотрит куда-то в сторону. Кажется, будто он забыл о своей игре. — Да, — медленно говорит он. Глаза у него снова слипаются, и слова выходят через силу. — Столько лет он вёл меня, направлял… А в последние годы начал биться сильнее, сильнее; может быть, он хочет меня уничтожить, и очень скоро это произойдёт, я знаю. — Я не понимаю. — Доктор быстро приближается к его кровати и садится в ногах, не задумываясь о своих действиях. — Как звук в голове может вести тебя… заставлять делать что-то? — В минуты особого отчаяния случалось так, что Мастер винил барабаны в том, что они сделали его таким, и Доктор пытался сочувствовать, но никогда не считал это достаточным оправданием. Утверждать, что шум в голове заставляет тебя творить зло — не абсурд ли это? Сейчас он жалеет, что не заставил его рассказать раньше. Едва ли, впрочем, откровенный разговор смягчил бы Мастера, скорее уж, озлобил бы окончательно, но ведь всегда остаётся шанс. — И что это значит: он хочет тебя уничтожить? — Потому что он живой. — Взгляд Мастера с каждым мигом стекленеет всё больше. — Он живой, он растёт внутри меня… как паразит. Когда он созреет, я умру, я уже умираю. А до этого он следил, чтобы я шёл по нужному пути. Становился громче, когда я делал что-то не так, и затихал, если мне удавалось выполнить нужное. Но в последнее время он не умолкает, что бы я ни пробовал… Да, Мастер был болен, болен во всех смыслах, очень давно, с самого раннего детства, но на этот раз Доктор не отпустит его так просто, как отпускал после каждого поражения. Он вскакивает и тянется за результатами, долго вчитывается и всматривается, не готовый поверить. Что, если это какая-то ошибка? Что, если он просто не слишком умел в этих делах? — Странно, — наконец, произносит он. — Как будто… с тобой всё в порядке. Как будто ты здоров. Это ведь не могут быть козни Мастера? Вдруг он как-то отключил аппарат, помешал ему правильно закончить сканирование, чтобы не дать Доктору узнать настоящее положение дел? Но прежде, чем Доктор успевает открыть рот, чтобы потребовать признаться во всём, Мастер бормочет почти плаксиво: — Ты всегда так говоришь. — Доктор моргает и снова опускается рядом. — Ты никогда не слышишь. Я столько раз просил тебя, но ты никогда… никогда… не слышишь их. — Но я и правда не… — Как ты можешь не слышать?! — Мастер яростно борется с собственным уставшим телом, пока не садится и не вцепляется Доктору в запястье мёртвой хваткой. Его бледные губы кривятся, обнажая до сих пор измазанные кровью зубы. — Как ты можешь не слышать, когда я глохну от этого?! Когда мне кажется, что у меня голова вот-вот разлетится на куски изнутри? Как ты можешь отрицать?! Я отдал бы что угодно, лишь бы это прекратилось, а ты называешь это иллюзией, выдумкой? Доктор обхватывает ладонями впалые щёки и приближаются ко взмокшему лицу Мастера так близко, что их лбы соприкасаются. Кожа под его пальцами скользит и почти вибрирует. — Я никогда не считал так, — тихо убеждает он. — Я лишь говорил, что не слышу… но я ни разу не утверждал, что ты придумал этот звук. Даже если это галлюцинация… я верю, что для тебя он реален. Я верю. Я остановлю его; ты можешь продолжать мешать мне, прикидываясь, что хочешь умереть, а можешь помочь, если расскажешь всё, что про него знаешь. — Я ничего про него не знаю, — с трудом ворочает языком Мастер. — Только Рассилон знает. — Что? Рассилон? Почему ты так сказал? — Доктор встревоженно, но осторожно тормошит его, однако добиться большего уже не удаётся. — Я не… разве… это не просто выражение?.. — и Мастер делает то, что чудом не сделал несколько часов назад — теряет сознание, ударяясь головой о чужое плечо.