Дуэль на жизнь

Доктор не теряет времени зря; пока Мастер не может ему помешать, он старается узнать о его состоянии как можно больше; он находит оборудование, которое в глаза не видел раньше, и разбирается в нём на ходу; он перебирает все возможные недуги, когда-либо досаждавшие повелителям времени, но ничего не подходит, и что-то — какой-то тоненький настойчивый голосок внутри — твердит, что ничего и не подойдёт. Мастер всё делал вопреки законам своего народа — в этом они с Доктором всегда были похожи — и уж, конечно, он умудрился обзавестись таинственной болезнью, не подлежавшей разгадке. Или же кто-то помог ему в этом. Едва ли нашлось бы мало желающих уничтожить Мастера — во всех уголках вселенной наверняка остались существа, мечтавшие о его смерти. Впрочем, многие наверняка желали такой же судьбы и Доктору. В этом они с Мастером тоже были похожи. Спящий Мастер кажется совсем не угрожающим, даже наоборот — почти кротким. Последняя регенерация стала для него самым удачным прикрытием, позволяя располагать к себе без каких-либо усилий. Удивительно, как много порой значит внешность. Теперь Мастер выглядит моложе, чем во время их последнего противостояния, но его глаза выдают истинный возраст, и в этом кроется его очередное и, возможно, самое главное сходство с Доктором. Глаза. Задумавшись, Доктор пропускает момент, когда глаза Мастера снова открылись: тот очнулся и теперь — вот уже неизвестно сколько времени — буравит своего незваного врача настороженным взглядом. А потом яростно сдирает с себя датчики, выпутывается из проводов, картинно отталкивает все приборы по очереди, пока не останавливается перевести дух. Доктор оценивающе смотрит за каждым его неровным движением, за каждым свистящим вдохом. — Тебе больно? — спрашивает он, и Мастер только фыркает в ответ, тщетно пытаясь встать. — Какой же ты… Он снова пытается вернуть одну из присосок обратно на лоб Мастеру, но тот раз за разом отворачивает голову, очень ловко уворачиваясь от приближающейся руки. — Ну-ну, это уж слишком по-ребячески, — беззлобно укоряет Доктор и думает про себя, что такой вот упрямый и предсказуемый Мастер нравится ему куда больше, чем его более изощрённая и запутанная версия, даже если это две стороны одной медали. Ему всё-таки удаётся уколоть его очередной иглой, и тот отдёргивается, едва не сваливаясь при этом на пол. — Перестань. Перестань сейчас же! Я не хочу, я не хочу, чтобы ты делал это со мной, — частит он, отдуваясь чуть ли не после каждого слова, но Доктор самым неожиданным образом поглаживает его по скуле большим пальцем, почему-то не боясь, что Мастер оттолкнёт его. — Тише, тише, — совсем как ребёнку, в самом деле. — Ты сам не знаешь, чего хочешь, — говорит он как можно мягче, но Мастеру всё равно чудится насмешка, и это провоцирует новую вспышку злости: — Я всегда знаю, чего хочу, Доктор! — выкрикивает он почти вне себя, судорожно сглатывает и добавляет уже тише, но не менее раздражённо. — А ты никогда не знаешь, как достичь того, чего хочешь. Признайся… даже сейчас ты просто тычешь в меня чем попало, наугад, ты и понятия не имеешь, что на самом деле делаешь. — Зато я хоть что-то делаю, и почти всегда это срабатывает, — Доктору совсем не нравится, как дрожат у Мастера руки, и он — на этот раз довольно бесцеремонно — всаживает шприц с бесцветным раствором ему в плечо. — Это мышечный релаксант, — поясняет он и довольно легко удерживает пациента, который изо всех оставшихся сил пытается вырваться. — Можешь не стараться, на этот раз я не стану тебя слушать, — продолжает он уже сердито и указывает на повязки вокруг живота Мастер. Отгибает бинт и внимательно осматривает начавший подсыхать шов. — Впрочем, сейчас это, кажется, не самая большая наша проблема, да? Мастер медленно поворачивает голову; губы у него сжимается в совсем бесцветную полоску. — Наша? — выдыхает он с совсем неуловимой интонацией, чем-то средним между отвращением и безграничным удивлением. — Вот именно. Тот молчит, словно у него в мыслях произошёл какой-то сбой — наконец-то настал момент, когда даже у Мастера не нашлось подходящего ответа. Доктор ловит этот короткий миг, пока тот ещё не защищён, не подготовлен: — Недавно ты пытался рассказать про звук в твоей голове… Вернее, я пытался заставить тебя рассказать, но ты закончил тем, что ничего про это не знаешь. Точно ничего не хочешь добавить? — Он надеется, что сейчас самое время застать его врасплох и добиться честного ответа и, кажется, не прогадывает, но результат всё равно оказывается далёк от ожидаемого. — Нет, — говорит тот всё тише с каждым новом словом. — Иногда мне кажется, что эти четыре удара — это таймер. Но я пропустил нужный момент, и теперь он с ума сходит, пытается заставить меня сделать что-то… но я уже не сделаю. Может быть, я запрограммирован был умереть, но в случае неудачи он всё равно меня убьёт. — Ты точно умрёшь, если не будешь есть. — Доктор встревожен и расстроен, но пытается не показать вида. Мастер смотрит на тюбик в его руках, точно не может поверить в то, что слышит такую неважную вещь после такого тяжёлого откровения. Пользуясь случаем, Доктор исхитряется затолкать ему в рот немного содержимого — самого питательного вещества во вселенной с планеты какой-то там, он уже не помнит, — и через несколько секунд белая густая масса валится у Мастера изо рта. Сначала Доктору кажется, что тот просто-напросто выплюнул еду, повинуясь очередному капризу, но ещё через минуту Мастер уже кашляет вовсю, давится желчью и слизью, жадно глотая воздух между спазмами, в углах глаз у него дрожат крохотные слезинки. — Ненавижу, — сипит он, прижимая ладони ко рту, и заканчивает после мучительно долгой паузы, — когда ты видишь меня таким. — Я не против видеть тебя таким, — Мастер сжимается на краю постели и смотрит почти с ужасом, как тот, кого только что предал верный соратник. Доктор всего лишь имел в виду, что готов помочь, но Мастер, должно быть, понял его по-своему — как обычно — и раздавлен тем, что вся его игра с самого начала не могла иметь успеха, раз Доктор не против видеть его страдания. А ещё, возможно — но только возможно — потому что надеялся, что Доктор, подстёгиваемый жалостью, действительно сможет помочь. Сам Доктор уже не уверен, что сможет, но он продолжает пытаться, и он берёт Мастера за плечи, легонько проводит по выпирающим лопаткам, по шее, по взмокшему затылку, и объясняет, и говорит что-то ободряющее и не имеющее смысла. — Я не понимаю, — Мастер мотает головой, не отнимая рук от лица, — как ты меня простил? Как ты посмел меня простить?! Доктор отвечает честно: — Я не простил. Но когда-нибудь, я надеюсь, это случится. — Когда? Долго ты будешь прощать, Доктор? Какова твоя цена? По дню за каждую жизнь? По минуте? По году?.. Он может оттолкнуть его за эти желчные слова, потому что у каждого есть предел того, что он может выслушать, но Доктор выбирает второй вариант, даже если ему придётся пожалеть об этом, и продолжает удерживать, и осторожно целует в лоб, а Мастер только обмякает всё больше и продолжает лепетать что-то, но слов почти не разобрать, слышно только: — Никогда — слышишь? — никогда меня не прощай!..