Дуэль на жизнь

Доктор обнаруживает Мастера за очередным поворотом: тот сидит, поджав ноги, оперев на скрещённые руки подбородок, и даже заслышав торопливые шаги, не меняет своего положения. Только когда Доктор опускается перед ним на колени, он переводит на него мрачный взгляд. Свет в этом укромном углу слабый, мерцающий, и в нём его кожа кажется совсем белой, истончившейся, криво натянутой на отчётливо выступающие кости. — Знаешь, пару сотен лет назад в этих глубинах сгинуло двое охотившихся за мной дикарей, — сообщает Доктор. — Я не сумел найти даже их останки. Имей это в виду, когда в следующий раз отправишься блуждать по моему кораблю. — Раньше у меня самого был почти такой же, — вполне резонно напоминает Мастер, — так что твои угрозы меня не пугают. И никогда не пугали, думает Доктор. — Раз так, ты должен знать, что у ТАРДИС не предусмотрен запасной выход. И даже если бы он был, она не выпустит тебя без моего разрешения. Ты ведь его ищешь? Или, может быть, оружие? Средство связи? Иначе зачем ты постоянно пытаешься куда-то уйти? Мастер закладывает ладони за голову и улыбается довольно криво. — Что, если я просто хочу размять ноги? Ты уже сделал меня своим заключённым, так разреши хотя бы прогулки. — Когда тебе станет лучше. — Доктор улыбается в ответ — тоже не слишком ровно. Мастер смеётся ему в лицо, явно прилагая к этому немало усилий. В последние дни ему всё тяжело делать, даже смеяться, хотя раньше на безудержные и слегка истерические припадки хохота он не скупился. Доктор помогает ему встать, и тот неуверенно поднимается на подгибающиеся ноги, шатается из стороны в сторону; в попытке удержать равновесие ему приходится обхватить руками шею Доктора, что как нельзя лучше выражает степень его беспомощности. — Это называется причинять пользу, — бормочет он, пока они медленно, спотыкаясь и останавливаясь, проделывают путь назад, в комнату, где с недавних пор и пока без особого успеха Доктор пытался найти причину его плачевного состояния. — У многих ли ты спросил разрешения прежде, чем нести им свою добродетель? — Обычно я не успеваю, — пожимает плечами Доктор. — Но вот что интересно: почти все в конце концов меня благодарят. Мастер сопровождает последнюю фразу ледяным молчанием. За последние несколько минут он уже несколько раз подносил пальцы к виску, морщился, жмуря глаза. Неожиданно его мотает в сторону так резко, что Доктор не успевает удержать, и Мастер распластывается по стене, упирается в неё ладонями, неестественно далеко откидывает голову назад; спина у него почти болезненно прямая, словно он кол проглотил, и именно так — всё ещё прямо — он сваливается набок без малейшей попытки сгруппироваться и смягчить падение. Всё, что Доктор может сделать — это оттащить его в центр прохода подальше от стен, получив при этом пару ударов: руки Мастера хаотично взлетают и бессильно падают, чтобы сразу же вскинуться снова. Он извивается, перекатываясь с одного бока на другой, и раз за разом бьётся затылком об пол с такой силой, что Доктору чудится звук ломающихся костей черепа. Со стороны кажется, что он борется в яростном поединке с кем-то невидимым, но нет никого, кроме его собственного тела, с которым он и сражается. Доктор в своей жизни был свидетелем многих по-настоящему страшных вещей, и это одна из них; то, что происходит здесь, не должно происходить ни с одним живым существом. Новый припадок длится так долго, что Доктору начинает казаться — момент всё-таки настал, вот оно, сейчас Мастер умрёт, потому что невозможно не погибнуть в этой жуткой мучительной схватке. Но судороги становятся слабее и реже, пока вовсе не прекращаются, и он замирает, вытянувшись, будто окостенев. Доктор подползает ближе, протягивает руку, надеясь нащупать пульс, четыре удара — четыре удара, они вдруг становятся такими знакомыми, но он слишком торопится и не успевает закончить мысль. На губах у Мастера пена, она кажется розовой — её окрашивает струйка крови из носа. — Зачем тебе понадобилось тащить меня сюда? — Взгляд Мастера блуждает в пространстве безо всякой опоры, но говорит он на удивление твёрдо. — Почему ты не мог порыдать над моим телом, сжечь его и отправиться дальше? Почему ты вечно корчишь из себя спасителя? Почему ты просто — не дал — мне — умереть? Доктор молчит, хотя может ответить очень коротко, но его душат слёзы. — Я предупреждал, что мы оба пожалеем о твоём решении. — Перестань. — Чтобы заглянуть бывшему сопернику в лицо, Доктору приходится лечь рядом. — И признайся мне вот в чём. Мастер, которого я знаю, ни за что не позволит кому-то убить его, а уж тем более не будет мечтать о смерти. Мастер, которого я знаю, будет цепляться за жизнь любым способом… — Даже не думай, что знаешь меня. — Тот поднимается на четвереньки и ползёт, спотыкаясь, обратно вглубь ТАРДИС, но Доктор, разумеется, без труда догоняет и уже примеряется поднять его на руки, как вдруг Мастер с откуда ни возьмись взявшийся силой сбивает его с ног. Наваливается сверху, сжимая пальцами открытое горло, и как бы Доктор не пытался оторвать от своей шеи его ладони, очень скоро ему нечем дышать. — Ты боишься, Доктор? — тот выглядит совершенно невменяемым; приступ лишил его последних ограничений, точно прорвал плотину. — Боюсь, — выдавливает он, уже не пытаясь вывернуться, — потерять тебя. Мастер оставляет его мгновенно и снова движется в одному ему известном направлении. К тому времени, пока темнота перед глазами Доктора рассеялась, он успевает преодолеть несколько коридоров. — Стой, постой же!.. Куда… куда ты всё пытаешься уйти?.. — Уйти? Может… я всего лишь хочу, чтобы ты искал меня? Потому что все эти годы я был тем, кто находил тебя, снова и снова, после того, как ты был рад от меня избавиться. Если я спрячусь здесь… ты ведь будешь искать? Будешь, уже искал, сегодня и вчера. Что изменилось с тех пор?.. Это похоже на бред; это и есть бред. Его короткий подъём уже прошёл без остатка, и Мастер снова во власти Доктора, снова в его руках. Доктор и в самом деле не искал. Наверное, потому что присутствие Мастера в его жизни всегда было постоянной, константой, одновременно с которой яркими вспышками мелькали затмевающие её события, встречи, влюблённости и расставания, сражения и погони; но когда все эти вехи начали терять очертания и бледнеть, то что всегда было на заднем плане, стало единственно значимым. Без фона рассыпается любая картина, сколько бы отдельных объектов она в себя не вмещала. — Я не хочу тебя искать. Я хочу, чтобы ты не уходил больше. — Только не вздумай меня простить, — сонная угроза Мастера звучит настолько комично, что Доктор, несмотря на их отчаянное положение, не удерживается от усмешки. — Это уж позволь решать мне.