"Жизнь ломает людей без шума, без криков, без слез, незаметно"
Максим Горький
Брайан замолк. Я смотрю, как он шуршит по дну своей затасканной временем сумки – свидетельницы всего, что было пережито им за несколько лет – и ищет то ли сигареты, то ли зажигалку. Я знал, он пытался забыть, запить, закурить копотью осевшие где-то у самой коры головного мозга щиплющие душу воспоминания; пытался уйти от них, но каждый раз кто-то как будто тряс его за плечи, толкал обратно в бездну дат, образов погибших, но таких любимых, и фантомов выживших, но таких далеких для него теперь людей. — Брайан, прости за вопрос, но почему же, все-таки, Дэвид так с тобой обращается? — Я лежал на кровати и пытался переварить полученную только что информацию, однако оборванная на самом важном моменте история еще больше раскидывала и без того отдаленно связные пазлы догадок по углам моей черепушки. Брюнет молча достает из сумки зажигалку и засовывает в рот сигарету. По кромкам его глаз образовались едва заметные бледно-красные синяки, напоминающие чем-то начальный признак наркомании или булимии. Плюс ко всему – неестественная бледность. Но если он и впрямь болен чем-то, то это уж точно не физическая болезнь. — Ты что, спал со Стивом? — как-то бездумно выпалил я и тут же пожалел. Брайан замирает и, кажется, даже поднесенный к краю сигареты сине-оранжевый огонек зажигалки перестал колыхаться. — Ты совсем умом ебнулся? — Такое шокированное, возмущенное лицо в последний раз я видел только у своей мамы, когда сказал, что уезжаю из Джерси. И, кажется, тогда она произнесла точно такую же фразу. — Блять, — выругался я, резко подскочив с подушки, — извини, я просто тогда не понимаю, что ты такого натворил, что Дэвид тебя так ненавидит. — Я же говорил, — раздраженно проворчал парень, рухнув на край кровати с так и не раскуренной сигаретой. Он поджимает под себя ноги, усаживаясь так, чтобы облокотиться о стену, и огонек зажигалки снова вспыхивает. — Я любил Дэвида, и в мою голову никогда не закрадывались даже мысли об измене. Ты что, думаешь, я такой придурок, чтобы переспать с его лучшим другом? К тому же, я думал, что Стив – натурал. — Прости, тогда я ничего не понимаю. Причем тут Стив? И причем тут Джи? — Я провожаю взглядом руку Брайана, схватившую с подоконника какую-то мокрую тряпку. Парень зажимает между зубов свою сигарету и сворачивает кусок ткани в несколько раз, после чего делает глубокую, вдумчивую затяжку и стряхивает белеющие в полете песчинки пепла в эту незамысловатую конструкцию. Я решил как-то проглотить свое внезапно возникшее возмущение и просьбу о том, чтобы он не курил в моей комнате: уж очень не хотелось прерывать его рассказ, но и перспектива вытягивания информации клешнями тоже не сильно импонировала моим интересам и уже изрядно подогретому любопытству. — Ты дашь мне покурить или нет? — рявкнул брюнет, тут же втянув в себя еще одну порцию легкого расслабляющего наркотика. Я замолк, любезно предоставив Брайану минутку на то, чтобы собрать все свои воспоминания в кучу и по мере возможности отфильтровать все это в доступную для меня порцию новой информации. — Знаешь, — тон голоса парня заметно выравнивается, — в тот день Дэвид был как-то сильно напряжен, я не знаю. Он постоянно доканывал меня вопросами о том, зачем я сам себя втягиваю в круг его “приятелей”, мол, так я подвергаю себя еще большей опасности. Но со Стивом мне было спокойнее, потому что, если что, он мог повлиять на Дэвида. Когда Стивен приходил, Дэв спокойно общался с ним при мне, и мы даже иногда ходили куда-нибудь втроем. Его, правда, раздражало, что иногда Хьюитт общался со мной наедине, но я не придавал этому значение: в наших с ним разговорах присутствовала исключительно дружба и поддержка. Особенно, когда меня пугало что-нибудь, что связано с их “преступным мирком”.***
— А разве ум – не талант? — я подошел сзади и облокотился о спинку барного дивана, на котором сидели Стив и Стефан. Я краем уха услышал, о чем они говорили. — Бри! — воскликнув Стив, резко обернувшись на мой голос. — Рад тебя видеть, дружище. Я расплылся в теплой улыбке, продолжая стоять у них за спиной, и совершенно беспардонно бросился обнимать Хьюитта за шею так крепко, что он едва успел среагировать. — С днем рождения, старый лохматый пес! — Я трепал ему копну волос на макушке и продолжал бы делать это, если бы он не схватил меня за шиворот и затащил на диван. — Я тебе устрою пса, — ворчал он, в отместку портя мне мою прилизанную прическу, на что я пищал и дурачился как маленький придурок из яслей. — Слушайте, — отвлек нас Стеф, показательно кашлянув, — потрахаться можно в другом месте. — А ты завидуешь? — Я как бы невзначай пихнул парня ногой в коленку, отчего тот недовольно насупился. Я знал, что Стефан гей. Но Стив подозрений не вызывал. Я никогда не замечал, чтобы мое присутствие как-то его смущало. Губы Стефана расплылись в ехидной, немного оголяющей зубы ухмылке: — Тебя пока на кровати с лупой отыщешь, так вся эрекция и пропадет. Я с наигранной обидой запендюрил ему еще один пинок в коленку, но гогот от смеха парней уже закладывал уши. Через несколько секунд их смех заглох, и я увидел Дэвида, стоящего у входа в бар. Он с любопытством смотрел на происходящее и как-то вопросительно приподнял бровь, когда заметил, что я обратил на него внимание. Я подскочил, но он уже шел к нам навстречу. — Как в первом классе. — В уголках губ Дэвида собиралась легкая, но сильно напрягающая мое спокойствие улыбка. — Когда заходит училка, и все веселье резко стихает, потому что у нее на стуле лежит кнопка. Но я должен признаться, что, чем больше я узнавал про этот “мирок”, тем дальше казался мне Дэвид. Иногда он приходил домой поздно вечером, рукава его рубашки были испачканы в чей-то крови, взгляд был суровым, сдержанным, шаги были уверенными... И я боялся даже заговорить с ним в такие моменты. И спать с ним в одной постели мне было тошно, когда я понимал, что часом раньше эти самые заботливые руки, которые обнимают меня каждую ночь, кого-то пытали или убивали. Черт, его это как будто не заботило. Как будто это нормально – вот так взять и заявиться, черт знает откуда, черт знает во сколько. Чуть позже, если я замечал, что уже десять, а Дэвида все еще нет, я уходил к себе домой. А иногда я вообще не приходил к нему. И сбрасывал звонки, если он звонил мне позже десяти. Как-то раз мы сильно поругались из-за этого – как раз тогда, когда Дэв снова пришел черт знает во сколько и обнаружил, что я ушел. Он позвонил мне, и, когда я взял трубку, на меня обрушилась целая лавина возмущений и недоверия. Тогда я сгоряча выпалил ему все, что у меня накипело, и сказал, что не буду приходить домой к убийце. Я не знал, на что способен злой Дэвид, поэтому попросил Стива пустить меня к себе на ночь. Просто переночевать, не думай, что у нас что-то было. Тогда Стивен сказал, что мне лучше было бы не злить Дэва, но я не понимал, к каким последствиям это приведет. Уже тогда Дэв перестал доверять мне, потому что и я больше не доверял ему. Он так сильно боялся меня потерять, что, в конце концов, это довело его до хронического маразма. Как-то раз я сильно напился у своего однокурсника на именинах. Нет, конечно, я заранее решил, что не буду много пить, но, черт, это же я. Меня легко взять на “слабо”. Там было много удолбанных девушек. Они все лезли, черт возьми, без йоты стыда прямо на член первому попавшемуся на их глаза парню. И в тот момент, когда ко мне лезла какая-то курица, мне позвонил Стив. Он сразу понял, что я там в дровину, и настоял на том, что заберет меня, иначе огребать от его друга я буду страшно и мучительно. Конечно, я любил Дэвида, но после стольких кружек чего-то безбожно термоядерного я понял, что могу не сдержаться, и лучше бы мне уползать отсюда, покуда беда сама меня не поимела, но, даже когда мне удалось выбраться, прямо у подъезда стояла разукрашенная и растрепанная, точно с трассы, бабенция. Она держала в зубах сигарету и поправляла свои сползшие на стройных ногах чулки. Знаешь, что я подумал? Я подумал, что мне бы было совершенно не стыдно прямо тогда и прямо там эти чулки с нее стянуть. Настолько я был удолбан, и настолько давно у меня не было девушки. Нет-нет. Я не спал с ней, не думай. Дело было в другом. Она развернулась ко мне. Она спросила, не потерялся ли я, не проводить ли меня “до дома”. До ее дома, конечно. Я сказал, что мне это не нужно. Сказал, но продолжал стоять и пялиться на ее ноги. — И почему же ты не хочешь? — спросила она, подойдя ко мне настолько близко, что я смог разглядеть бледные, едва заметные веснушки под слоем ее потекшего макияжа. Мы были одного роста. — Ты, вроде, не гей. — С этими словами она впилась мне в губы с такой настойчивостью, что я едва сообразил, что произошло. — Точно не гей. — Я почувствовал ее маленькую, хрупкую ладонь в районе своей ширинки. Господи, Фрэнк, я тогда уже начинал забывать, какие у девушек прекрасные руки. Мне хотелось, блять, чтобы она продолжила, но мысль о Дэвиде ударила как разряд. — Ну чего ты как маленький? — Ее разочарованный голос доносился до моего сознания крайне смазано. — У тебя кто-то есть? — Да, — промямлил я, прижимаясь спиной к стене и потирая ладонью веки. — Не похоже что-то. — Она вытащила из кармана джинсовой юбки какой-то кусок бумаги. — Если бы у тебя был любимый человек, ты бы тут не шатался. — Ладонь девушки снова была рядом, но теперь она совала мне свою бумажку в карман. Серьезно, я не соображал. — Да и возбуждаешься ты так, как будто у тебя в постели месяца три никого не было. — Да какая разница, — бормотал я. — Даже если я не люблю, даже если у меня хуевый секс, это не значит, что я должен изменять. Она висла на мне и шептала что-то сладкое. Мне тошнило от запаха сигарет. Голова шла кругом. Но ее голос был сладким. — Да, блять, ты отвалишь или нет! — Я собрался и оттолкнул ее, потому что, чем дольше она об меня терлась, тем меньше я начинал думать о том, что у меня есть Дэв. Я не мог позволить какой-то шлюхе испортить мне жизнь. Я плелся по улице и увидел машину Стива. Мы как раз договаривались, что на том месте он меня подберет. Стивен немного растерялся, когда меня увидел, но не отказался помочь. Я попросил его отвезти меня домой, но он сказал, что это самоубийство. Блять, моя жизнь катилась в яму с дерьмом. Я даже не мог спокойно пойти домой. Дэв бы убил меня. Тогда Стив ничего умнее не придумал, кроме как предложить переночевать у него. Ты понимаешь? Как он подставил себя. — Ты только, если плохо станет, не забудь, что я врач, и не бойся меня разбудить, хорошо? — говорил Стив, накрывая меня одеялом. Тогда он отдал мне на ночь какой-то диванчик в гостиной, на котором, кстати, обычно, не спят, но я со своим ростом умещался на нем как шпрота в консервной банке. — Прости, Стив, — виновато бормотал я, заворачиваясь в одеяло. — Я знаю, что я идиот. И мне жаль, что впутал тебя в это. — Ты чего, Бри? — его голос звучал так успокаивающе, так приятно, что напряжение из меня будто разом собралось в один большой колючий комок, спрессовалось и ушло под землю. Его силуэт плыл в темноте, словно лик ангела. — Даже не думай. Я всегда помогу тебе, если потребуется. — Я не про это. Я про Дэвида. Он не обрадуется, что ты меня прикрываешь. — Не волнуйся. — Я почувствовал ладонь Стива на своей макушке и закрыл глаза. — Ты пошел туда ему назло, верно? Потому что он не посвящает тебя в свои дела, а ты должен все время отчитываться? — Нет, я… — Я не знал, зачем я сделал это. Но, наверное, парень был прав. — Поверь, лучше тебе не знать, что это за дела. — Он наклонился ко мне, будто проверял, засыпаю ли я; будто он просто слушал биение моего сердца, чтобы убедиться, что я спокоен. Но в тот момент я был спокоен так, как не был спокоен за все эти чертовы месяцы ссор с любимым человеком. Наутро я посмотрел в зеркало и ужаснулся. Нет, не потому, что мое лицо было похоже на один большой пельмень. На моей шее были видны засосы: та шалава постаралась. Я решил, что не пойду домой до следующего дня. Лучше я буду виноват в том, что не приходил, чем в том, что на мне явные следы измены, которой, кстати говоря, не было. Но Дэв бы не стал меня слушать. Его доверие исчерпывалось так же стремительно, как иммигрировали в Европу азиаты. Угадай, что произошло, когда я пришел домой? Да, Дэвид был у меня дома. Да, конечно, мы начали ссориться. И он злился просто безумно. Я никогда не видел его таким. Обычно он контролировал себя, но, видимо, я сделал что-то за гранью его терпения. И я тоже тот еще идиот: я грубил ему в ответ. У меня вспыльчивая натура, я не смог промолчать. И за это поплатился. Знаешь, я не хочу рассказывать, как это происходило, но все же… сначала я заработал от него пощечину. Это был первый раз, когда он поднял на меня руку. Но это было ожидаемо, поэтому я не смолк и не переставал вырываться. Я не понимал, что делаю, но через десять минут мне уже приходилось умолять оставить меня в покое: я обо всем пожалел. — Прекрати. — Мне было страшно, я захлебывался в отчаянии, голос хрипел как расстроенный инструмент. — Дэв, пожалуйста, прекрати. — Что, опомнился? — Он потянул меня за волосы, заставив задрать голову назад. Его голос снова трещал суровым, пугающим оттенком атлантического льда. Кровь из носа капнула на подушку, но я знал, что, если шмыгну носом, он подумает, будто я плачу, поэтому я не стал препятствовать ее рвению покинуть мое ненадежное тело. Крови у меня достаточно – слез он не получит. — Забыл, с кем связался, да? — Я зажмурился, как только он затянул веревку на моих запястьях так туго, что, кажется, вены начинали гнать кровь в обратном направлении от моих кистей. — Забыл, чей ты? Забыл, кто все это время был рядом? — Я не изменял тебе, клянусь. Никогда. — Кровь из носа с каждым новым словом бежала все отчаяннее. Дэв прислонил ладонь к моему носу, и теперь она тоненькой струйкой карабкалась по его запястью. — Правда, а это что? — Он засунул руку ко мне в карман. Я не понял, что такого парень там нашел, но как только увидел этот чертов номер телефона, сквозь меня словно молния прошла. — Думал, я не узнаю, где ты ошиваешься по ночам? Думал, я буду вечно прощать тебе твои выходки? — Откуда ты знаешь? — Меня просто трясло от негодования. — Я… Я не звонил ей. У нас ничего не было. — Ты уже просто заврался, ублюдок мелкий. — Я еле сдерживал желание закричать в истерике. Я просто в панике глотал воздух и ощущал, как сердце выбивает мне ребра. — Может, пока я тебя проучу, ты хотя бы одну вразумительную отговорку придумаешь. — Напряженные руки Дэвида оказались на моих бедрах, и уже через секунду он стаскивал с меня одежду под мои бессмысленные, отчаянные просьбы не делать этого. Тогда я действительно понял, с кем связался. Он делал это без сожаления, без колебания… Знаешь, будто это не он три месяца назад клялся, что никогда не причинит мне вреда. И самое страшное, что я не мог уйти, что бы он мне ни сделал. Потому что так у них было устроено. Но, думаю, Фрэнки, тебе гораздо интереснее будет послушать о том, благодаря кому, черт подери, все это дерьмо выплыло наружу.