"Рот может причинить человеку гораздо больше неприятностей, чем его краник"
Стивен Кинг
— И что, после того, что он сделал, вы расстались? — тихонько уточняю я, глядя на внезапно поникшего и притихшего Брайана. Он сидел и гипнотизировал взглядом ногти на своих подрагивающих руках. — Если бы, — парень поджимает уже начавшие дрожать синхронно с руками губы. — Я помню, в ту же ночь, когда я уже от бессилия пытался поймать хотя бы какой-то спасительный сон, меня начало лихорадить и трясти от нехватки кислорода: как будто я залез в камин и полной грудью вдохнул годами копившуюся по углам дымохода сажу. Я проснулся от какого-то дикого кошмара, жадно глотая воздух и хватаясь за раскалывающуюся от пронзительной боли голову… Но кошмар был не во сне. — Тише, Бри, — шептал кто-то рядом. Я почувствовал, как меня приобняли и вынудили немного присесть: в голове будто гремели рождественские фейерверки. — Выпей вот это. — Дэвид сунул мне в руки стакан с водой, пузырьки от таблеток в которой танцевали, словно тысячи заблудившихся в небе перелетных птиц. — Все пройдет. Я ничего не мог выдавить в ответ, кроме как: — Что это за дрянь? — Успокоительное. И боль в голове тоже пройдет. — Дэв все еще обнимал меня. Его голос был серьезен, но одновременно с этим мягок, точно опускающиеся с неба первые осенние снежинки. Ноль градусов: его руки как мрамор. Он хотел, чтобы я знал о его присутствии. Хотел, чтобы я успокоился. Я ничего не ответил. В голове не возникло ни одного вопроса – даже в зародышевом состоянии: настолько сильно мне хотелось унять этот приступ. Я просто выпил и все. И это и впрямь было успокоительное. Спроси меня, зачем я это сделал. И я отвечу: я хотел жить. Наутро, а точнее, ближе к полудню, я попытался отделить свое сросшееся с кроватью тело от постели. Голова уже не болела, но в горле все равно щекотали какие-то назойливые крошечные перья. Когда я умывался, я не думал о том, что произошло, пытался, по крайней мере, но красные следы от веревки на запястьях мигом напомнили мне о том, что моя жизнь заворачивалась в дьявольскую воронку. И я вспомнил, что Дэв был со мной. То есть, он не ушел никуда ночью. И меня тревожило это. Разве… Разве не он вчера сказал, что я больше не заслуживаю прежнего обращения? Посеяв эту мысль в опухшей от ночных болей голове, я отправился на кухню, дабы, наконец, выпить нормальной воды и заодно покурить. Мне смертельно хотелось курить. Я влетел на кухню и понесся к чайнику так, словно был в какой-то компьютерной игре, где экран начинает мигать красным, если персонаж теряет жизненные силы, затем, буквально проглотив пол-литра залпом, начал нервно рыскать по ящикам в поисках оставленных здесь еще со вчерашнего дня сигарет. — Не это ищешь? — Я резко вздрогнул и в панике обернулся на голос Дэвида. Он вальяжно швырнул мою пачку на стол, перед этим достав из нее одну сигарету. Я проводил его взглядом до стула, на который он сел и принялся подкуривать сигарету огоньком из моей зажигалки. — Наркоман чертов. — Дэвид…? — Я взглотнул, в немой обиде поджав губы. Ноги как будто пригвоздили в полу: я не двигался с места, просто наблюдал, как он затягивается сигаретой. — Почему… здесь… — А где мне быть? — выдержанно бросил он мне, не отводя взгляда от поглощаемого красно-оранжевым огоньком кончика сигареты. От дыма у меня начало щипать в глазах, и я потер веки дрожащей от нервного напряжения ладонью. — Ты думал, я поимею тебя и брошу? — И снова этот невыносимо сдержанный ледяной тенор. Я уже соображал, что с таким Дэвом лучше не препираться, ибо ранее он (лично со мной) не позволял себе говорить в таком тоне. — Дэв, я не понимаю, что происходит. — Я взял себя в руки, но мой надломленный голос все равно обнажал бурлящую прямо у самой глотки истерику. — Ты сказал, что я предатель. Но я… Я не предавал… Я не понимаю, почему ты так думаешь обо мне. — Я взглотнул, как только наши глаза встретились. В его взгляде не было ни капли сожаления, ни капли понимания. Ничего. Только замурованная под плотной коркой айсберга злоба. Я ухватился за последний шанс: — Я же люблю тебя… Спроси меня, что это значит. И я отвечу: я был в отчаянии. Он проигнорировал последнее, опустив взгляд и молча сделав еще одну затяжку. — Ты был на пути к предательству, Бри. — Дэвид снова смотрел мне в упор. Я так и стоял на месте, с трудом воюя с атакующими тело мурашками. — А я не могу тебе этого позволить. Если ты думал, что, провоцируя меня на ссоры и обиды, ночуя хер пойми где и у кого, игнорируя мои звонки и просьбы, сможешь добиться того, что мы просто разойдемся, как говорится, “не сойдясь характерами”, то ты ошибся, мальчик мой. Не забывай, что о тебе уже давно знает каждая собака в моем окружении – и ты сам виноват – а в нашем кругу, если ты согласился быть с кем-то, то ты будешь, если не хочешь славу “потрепанного” или “брошенного”. У нас таких крайне сильно не любят. Можно сказать, их и нет попросту. Этих крысок очень быстро кто-нибудь ликвидирует, потому что бросить тебя могут только за предательство. А предательство своих, а уж тем более любимых, – это самое омерзительное преступление. Разве я не говорил? Конечно, я был шокирован этим. С одной стороны, Дэвид не хотел, чтобы меня постигла такая участь. Но, черт… Фрэнки. Зачем нужно было так надо мной издеваться? И зачем… нужно было продолжать? Честно, ему действительно удалось меня припугнуть. Во-первых, я не хотел быть, как он выразился, “крыской”. Во-вторых, я не хотел снова терпеть его издевательства, чего, к слову, не смог избежать позднее. В-третьих, я, как бы там ни было, продолжал что-то испытывать, пускай и не то, что было раньше, но продолжал. Все потому, что не мог забыть все то, что было между нами до того, как наше взаимное доверие принялось со скоростью падающего с неба обломка метеорита трескаться и облупляться. Знаешь, я даже готов был простить ему это... Первое изнасилование я был готов простить, если бы только можно было как-то вернуть все назад. Все, что было раньше. Или хотя бы часть того. Но одна беда тянет за собой восемь, как рябь от брошенного в затихший пруд камешка. Дэвид после этого разговора куда-то ушел. Ближе к вечеру я вспомнил, что у меня долги по учебе, и, дабы как-то отвлечься, решил сделать пару работ. Удачное завершение дел я всегда отмечал сигареткой, но моя пачка каким-то странным образом опустела быстрее, чем обычно. Я даже не контролировал, сколько сигарет выкуриваю: нужно было унимать нервы, шевелящиеся во всем организме точно дождевые черви. Я нуждался в поддержке, в совете, но мне не к кому было пойти, а Стиву рассказывать такое уж тем более не хотелось: мне не станет легче, если он будет меня жалеть, к тому же, именно Стивен и пытался предупредить меня. Что он скажет: — “Брайан, я же говорил тебе”? И, не дай боже, ляпнет Дэву про мои жалобы – башки мне больше не видать. Ну, хотя бы избавлюсь от головной боли. Дэв, кстати, оставил мне таблетки от головной боли и еще от какой-то дряни, но мне просто принципиально не хотелось их принимать. Хоть как-то я могу взбунтоваться? Я перерыл всю квартиру, ища сигареты, и, уже на пороге считая в ладони монетки и гадая, хватит ли мне на новую пачку, увидел сумку своего парня. Я подумал, может, поискать сигареты у него. И да, я нашел то, что искал. И даже больше. В заднем кармане сумки моя рука нащупала что-то небольшое и гладкое, по ощущениям напоминавшее зажигалку. Но это была флешка. На ней красовались намалеванные маркером инициалы “DB”. “Дэвид подписывает свои собственные флешки? Вообще уже в маразме потонул?” — подумал я, уже намереваясь убрать ее на место, но… Фрэнк, я просто онемел. Я кликнул на иконку с файлом точно на собственную могилу. Первый блок – полная информация о том, откуда я, кто моя семья, кто из них жив, кто уже мертв, в какой школе я учился. Даже фотографии моей матери… И мои в детстве. Только они не были похожи на семейные фотографии из альбомов: это были фото с каких-то случайных уличных камер. Я понятия не имею, как такое было возможно, но, казалось, кто-то следил за мной с самого моего рождения. Там даже были зафиксированы записи на подобие “15 апреля. 1994. 13:17. Пойман за мелкой кражей в супермаркете”. В самом конце была фотография какого-то незнакомца, под которым было написано, что он какой-то мой дядя, заправляющий крупной нефтяной компанией в Канаде с 1990 года по настоящее время. Даже я столько о себе не знал! Догадываешься, что было третьим блоком? Бесчисленное количество видеозаписей с улиц, где я засветился. И шестнадцать из них были под красным флажком. Я, проглотив что-то большое и колючее вместо слюны, кликнул на первую видеозапись. Какая-то кафешка. Я сразу вспомнил, как в тот день мы со Стивом случайно пересеклись после моей учебы. К моему ужасу, там был звук. Я уже и не помнил, что мог такого ляпнуть, отчего это видео удосужилось попасть “под флажок”. Целую минуту мы со Стивом несли какую-то несусветную ересь про звезды – мне даже стало немного стыдно за это – но позже я стал соображать, какая именно часть диалога могла так насторожить Дэва. — Приятель, у тебя синяки под глазами размером с космос. Ты бы спал больше, — говорил Стивен, потягивая из трубочки очередное латте (или американо). — Какой тут спать, — отмахнулся я, устало потерев глаза. — Спокойный сон я получаю только у себя дома. — Что, Дэв к тебе так часто пристает? — Парень иронично усмехнулся, потянувшись за жареной картошкой на моей стороне стола. — Может, ты просто так хорош, что… — Дело не в этом, извращенец! — возмутился я, натянув на лицо все имеющиеся маски недовольства. — Просто мне… — Я как-то замялся. — Мне стало неуютно спать вместе с ним. Я ведь теперь знаю, кто он есть на самом деле. Честно, мне даже не хочется приходить… — Стив снова ухмыльнулся, и на этот раз я пнул его в колено. — Блять, Стив! Я тебе душу изливаю, а ты корчишься как обезьяна шарманщика! — Прости! — На этот раз брюнет не сдержал смех. Он прикрыл лицо ладонью и покраснел от неловкости, продолжая хохотать. — Просто не представляю, как можно такую ворчливую пиявку выносить у себя в постели. Состряпав лицо тяпкой, я открыл было рот, чтобы сказать что-то в ответ, но в голову приходили только все возможные оскорбления, поэтому Стив, продолжая ухмыляться, перехватил инициативу: — Надеюсь, ты хотя бы во время секса не бубнишь. Следующее видео так же было со Стивом. Там мы сидели в том же кафе, но наш разговор был серьезен. И на этот раз я говорил: — Мы с ним стали так часто ссориться. Даже не знаю, мне кажется, он мне не доверяет больше. И не любит... Стив, скажи, а если все станет совсем плохо, как мне можно уйти от него? — Ты чего, Бри? — Стив даже вздрогнул. — Не думай об этом. Я уверен, все наладится. Просто не делай глупостей и помирись с ним. Я знаю, ты умеешь быть паинькой. — Не хочу с ним мириться, — вымученно протянул я, доставая из кошелька деньги, чтобы заплатить за свой обед. — Мне страшно, Стив. Он убивает людей, а потом приходит ласкаться ко мне, чтобы снять стресс. Блять, это что, нормально? — Бри, прекрати. Ты не для этого ему нужен. Он приходит к тебе, потому что любит. И я бы на твоем месте отвечал ему тем же… Я открыл третье, четвертое, десятое видео, где так же, как и в предыдущих, было что-то подобное. На пятнадцатом видео я стою возле магазина с телефоном и договариваюсь с однокурсником о том, что переночую у него после пьянки, потому что поругался с “девушкой”, под которой, естественно, подразумевался Дэвид. Последнее видео было как раз с этой шлюхой, которая встретила меня возле подъезда. Нет, Дэв злился не из-за номера. Фраза “даже если я не люблю…” настолько едко заползла ко мне в голову через ухо, что выходить ей пришлось уже через слезы. И я удивлялся? Удивлялся, что он злился? Да я бы никогда не простил человека, которого люблю, если бы узнал, что он так говорит обо мне. Мне стало ужасно противно от самого себя. Я чувствовал вину. Я хотел попросить у Дэвида прощения за все, что наговорил, немедленно. Я бы даже порыдал у него на плече, поканючил, как девочка, чтобы показать, насколько сильно мне жаль. Я ведь на самом деле люблю… И что дергало меня так говорить? Я посмотрел на дату документа. Все это Дэв получил вчера. Черт возьми, столько дряни проглотить за раз. Зачем, черт подери, зачем Дэвид все это смотрел? Надо же настолько мне не доверять… Я был уверен, кто-то продал или отдал ему это, ибо никто на моей памяти не был в состоянии найти столько закрытой информации, а уж тем более так свободно получить записи и фотографии с камер слежения по всему миру. Рыться в грязном белье чужих людей, а потом все это так свободно передавать из рук в руки… Да что за сука может заниматься таким дерьмом? Мало того, что это незаконно, так еще и мерзко, грязно, бесчеловечно. Вечером Дэв ко мне не пришел. Я набрался смелости и позвонил ему. Я спросил, где он. Сказал, что хочу прийти, если он не будет против. Спроси меня, зачем я сделал это. И я отвечу: я хотел быть прощенным. — Дэвид, ты здесь? — неуверенно окликнул парня я, зайдя на порог его дома через открытую дверь. — Дэвид, я могу остаться у тебя? — Можешь, — послышался немного грубый ответ из гостиной. — И закрой дверь на замок, а то ходят тут всякие. Я осторожно прокрался в комнату и увидел сидящего на разложенном диване Дэва. Он читал что-то в газете под фоновый шум телевизионной рекламы. Мои внутренности сворачивались по мере того как близко я к нему подходил, но, в конце концов, я заполз на диван и прилег рядом с ним, пока еще не решаясь подать голос или прикоснуться к нему. Дэвид выглядел довольно спокойным, впрочем, как и всегда, но я боялся, что могу снова вывести его, если начну говорить об этом. Что же. Хуже не будет. Я вытащил из кармана флешку и сжал ее в кулак, после чего ненавязчиво положил голову на плечо Дэва и тихонько прошептал: — Прости. — Я уткнулся носом ему в шею и прижался поближе, как обычно делал, чтобы помочь ему расслабиться. Парень заметно напрягся, но взгляд от фотографии какого-то врача на развороте так и не оторвал. Я очень надеялся, что он мне поверит. — Послушай, Дэв, прости меня. Я знаю, тебе больно было все это слышать. Но я на самом деле не собирался... не собирался тебя предавать. — Что? — Он все-таки положил газету на колени и внимательно прислушался ко мне. — Прости, — как на духу шептал я по нескольку раз. — Умоляю, не держи на меня зла. Я исправлюсь. — Голос начинал дрожать, потому что Дэв не отвечал мне. — Я знаю, что вел себя отвратительно, но я могу измениться. — Я даже не смог удержать накопившееся сажей где-то у самых глазниц желание поканючить. — Я, правда, очень люблю тебя. Пожалуйста, прости. Не злись на меня. Я вел себя так глупо… Мне так жаль… У меня, на самом деле, выбора-то и не было. Либо я мирюсь с ним, либо живу в аду. Грудь парня напряженно вздымалась, а биение сердца учащалось настолько, что я даже перестал слышать рекламу. Оно билось о его ребра как попрыгунчик, выпущенный из рогатки. После того, как я начал канючить, Дэвид не удержался и обнял меня. От этого я даже захотел разреветься, но не позволил себе превращаться в размякшую девочку. — Прости, Бри, — говорил он, с отборным терпением и заботой поглаживая меня по затылку. — Ты бы лучше пил те таблетки. Мне кажется, ты немного… — Зачем ты сделал это? — хотел жалобно, но получилось как-то резко и злобно. — Зачем ты сделал это? — повторял я несколько раз, пока не решился разжать кулак и всучить ему в ладонь, фактически, всю самую темную сторону себя, которую он так стремился отыскать. Дэвид подскочил от неожиданности, отчего мне моментально пришлось отстраниться и сесть на колени. — Где ты взял это? — прошипел он. Я вздрогнул и резко отвел взгляд. — Ты что, роешься в моих вещах? Совсем оборзел? — Нет, я просто искал у тебя в сумке свою зажигалку, — спокойно ответил я. — Ну как, понравилось? — бросил мне Дэв, изо всех сил стараясь себя контролировать. — Я знал, что ничего хорошего из этого заказа не выйдет, но ты оказался еще большим… — Дэв, я только что за это извинялся, не надо, прошу тебя, — как скороговорку отчеканил я, на этот раз, подняв глаза. — Ты же прекрасно знаешь, что я не предавал. Ты ведь мог как-то поговорить со мной. Я не знаю. Ну зачем ты так… Зачем ты впал в такую крайность? Ты учился на врача, ты же знаешь, что люди не контролируют свои мысли. Конечно, я жаловался Стиву на тебя. Но разве люди не устроены так, что… — Знаю, — ответил он, стиснув зубы. — Не учи меня жить. — Зачем ты рылся в этом?! — Выкрикнул я, больше не в силах терпеть его тон. Дэв резко замолк, смотря, как я выравниваю дыхание и краснею от напряжения. Он сжал в кулаке то, что разрушило нас, и тихим, уравновешенным тоном ответил: — Чтобы понять, почему я тебя потерял. Фрэнк, я не останавливался на этом. Я много раз пытался просить прощения, даже пытался угодить ему, как-то загладить свою вину, но он оставался при своем мнении. То есть, он считал, что я не заслуживаю хорошего обращения. То есть, если речь снова заходила об этом, он специально доводил меня до истерик и криков, дабы потом вдоволь поиздеваться, ссылаясь на то, что я плохо себя веду. Второе и третье надругательство я уже не мог простить. К слову, второй раз я получил за очередную нашу ссору. А вот третий… Тогда Дэвид решил, что, мол, я все равно никуда не денусь, так почему бы не сорвать на мне злость просто так? У него там были какие-то проблемы с подчиненными. А я подвернулся под руку. Знаешь, что самое паршивое? Дэв видел, что мне плохо, что я не могу спать по ночам, что я не могу нормально есть, что у меня постоянно трясутся руки... И тогда он просто сидел рядом и гладил меня по голове. Молчал и гладил. И совал в руки стакан с очередной таблеткой. Соскучился по психушке? Привет. Я твой новый пациент. Я просто перестал пытаться что-либо делать с нашими отношениями. Я старался вести себя тихо, только бы от меня отстали, только бы меня не трогали, только бы на мне не было синяков, только бы никто больше не делал больно. Иногда, конечно, Дэв снисходил до того, чтобы поцеловать меня на ночь или обнять, когда мне снилось что-нибудь плохое, но это, наверное, просто была формальность. — Брайан, ты здесь? — громкий и настойчивый голос в прихожей. Я замираю над учебником, пытаясь заставить свое сердце забиться хотя бы в каком-то ритме. — Знаю, что ты здесь. — Дэв уже стоял в проходе. — Дэвид, — тихо бормотал я, обернувшись в его сторону. Сердце все еще отказывало в доступе. — Прошу, не сегодня. У меня завтра зачет. — И что? — Он удивленно и даже немного саркастично вскинул бровь. — Это не займет больше часа. — Изверг! — в отчаянии выпалил я, намертво вцепившись в свой учебник. — Черт возьми, да оставь ты меня в покое хотя бы на сегодня! Как думаешь, он оставил? Знаешь, что я понял? Убийца остается убийцей, даже если кого-то любит, даже если доживает свои последние дни основателем приюта для бездомных собачек – ничто и никогда не вырвет из него тот корень, вокруг которого вьется вся его натура, вся его сознательная жизнь, – любовь ко всему, что причиняет людям боль. Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу твоего милого Джерарда? Теперь послушай еще...