Легенды Наэдара. Яйцо ледяного дракона

                           Шумный Эвс раскинулся по плоской равнине перед морем причудливым беспорядком узких улочек и мелких, чаще одноэтажных, похожих, словно близнецы друг на друга, домов из светлого самана, необожжённого кирпича-сырца и глины. Выцветшие ковры, свисавшие над головами жителей и гостей города, создавали лёгкую тень от раскалённого южного солнца.       Обмотав голову длинным куском материи, смоченным в воде, Илбрин соорудил странный головной убор, который в Эвсе называли тюрбаном или чалмой. На мучительном зное, непривычном для него, и вблизи палящей жаром кузницы мальчишка быстро уставал, хотя ничего не делал и всеми силами отлынивал от работы, даже ленился сходить к колодцу с кувшином. Второй день Илбрин дулся и злился, и главным образом его раздражение направлялось на кинувшего их колдуна, но и друзьям перепадало.       Наполнив глиняный кувшин доверху, мальчишка повернул назад, посматривая по сторонам, несмотря на тёмные и радужные пятна в глазах от солнечного света. До полудня было далеко, но жарило нестерпимо. Мимо проходили женщины в длинных, до пола, бесформенных одеяниях, скрывающих их лица от прохожих, а кожу от дневного светила; моряки и головорезы с оголённым торсом, часто покрытым шрамами от сабель и ятаганов, торопились в караван-сараи, чтобы отведать крепких напитков, а другие, пряча, как их женщины, тело под многочисленными слоями ткани, неспешно шли по своим делам. Со стороны моря едва веял солёный бриз, наполненный запахом тухлой рыбы и гниющих водорослей.       Под цветастым покрывалом уныло крутил свой круг гончар с загорелой кожей, почти такой же тёмной, как у мавров. Его длинные морщинистые руки вытягивали из комка глины затейливый сосуд и отставляли к рядам кувшинов, сушащихся на солнце. Позже гончар будет обжигать их в печи, расписывать и покрывать глазурью. Недалеко от мастера сидел на корточках тощий нескладный мальчишка лет десяти-двенадцати, видать, ученик, жадно наблюдающий за работой.       Вспомнив Пшемисла, который с таким же выражением лица проводил часы в кузне приютившего их эвсовца, словно прикованный к горнам и наковальне, Илбрин вновь набычился и побрёл к глинобитному домику. Видимо, стычка в лесу наложила на друга свой отпечаток, и, ощутив вкус оседлой жизни вдали от родного крова, мальчишка передумал о полной славы и доблести жизни наёмника и героя. Кузнец, оценив смекалку и задатки парня, рассказывал и увлекал в своё ремесло Пшемисла, а Илбрин всё больше злился.       Леслава то и дело поглядывала на него, не скрывая беспокойства. На неё мальчишка тоже обижался — что не может решиться, на чью сторону встать. Княжна разрывалась между ними, всего за несколько дней она сильно привязалась к деревенским мальчишкам и просто не могла встать на защиту одного, отвернувшись от другого. К тому же она бы соврала, если бы сказала, что её не беспокоит также судьба дриады. Вальтер забрал его, и девчонка чувствовала, что не к добру. Но любое слово о древесном нимфе выводило Илбрина из себя. Поэтому, чтобы не злить его ещё больше, княжна молчала и стойко держалась в нейтралитете. Однажды, не в силах сдержать беспокойство, она спросила у Пшемисла, что могло случиться с шишем, но его ответ лишь расстроил больше. Мальчишка считал, что дриаду продали, а дальше либо сделали игрушкой, как в цирках, для богачей, либо убили чародеи для великого колдовства.       Задрав подбородок, Илбрин прошёл мимо друзей с кувшином воды и не проронил ни слова. Расстроившись, Леслава подошла к занятому работой Пшемислу.       — И долго он ещё будет?.. — тихонько поинтересовалась у сына лекаря она, незаметно указывая глазами на Илбрина.       Пшемисл бросил сердитый взгляд на друга. В какой-то степени он тоже злился на него за одержимость сократить и без того короткую жизнь. В кузнице и работа полезная, и кормили досыта, и ночлег искать не нужно было. Его восхищало мастерство приютившего их эвсовца, то, как рождаются на свет закалённые водой, огнём и сталью клинки. Когда-то Пшемисл мечтал стать охотником, но больше по рассказам гильдийцев или чтобы не отстать от Илбрина. Друг говорил, что сражаться с драконами и чудищами — это великое дело, так и ему казалось. Но после Дремучего леса и встречи с Леславой Пшемисл задумался, что жизнь ему дороже.       — Не меньше недели, — ответил княжне мальчишка, сняв с огня клинок, который ковал (получалось пока плохо), и опустив его в холодную воду. — Илбрин будет испытывать нас на прочность, пока мы не сдадимся.       — Эй, Леслав! — прервал их разговор голос кузнеца, гулкий и басовитый. Деспотом он, конечно, не был, но любое безделье в работе не любил и сразу пресекал, если видел. Человек всегда должен быть занят, считал он. А если его только в мечтания тянет, значит, шиш попутал, что, собственно, за Леславой кузнец и подозревал. — Принеси-ка ещё угля.       — Я схожу, — вызвался Пшемисл: уголь был тяжёлым, а таскать тяжести не девичье занятие, хотя о тайне Леславы ни Пшемисл, ни Илбрин не проболтались. Так она оставалась с ними, и обоих парней, в какой бы они ни были ссоре, это устраивало. Возвращать её князю никто не думал. Для Пшемисла было долгом чести оказать помощь даме, да и в голову не шло, как можно сдать подругу?       — Не надо, Пшемисл, — остановила его княжна. Раз уж прикинулась парнем, то нужно идти до конца. — Я сам.       — Илбрин, а ты бы присмотрел работу в порту, — предложил кузнец, когда Леслава вышла из кузницы.       — Всю жизнь мечтал, — с саркастической ухмылкой отозвался Илбрин и отсел в тень, подальше от взявшегося за новый кусок железа Пшемисла.       Леслава ссыпала ведро угля в покошенную временем и тяжёлым грузом грубо сколоченную тачку. Выпрямившись, вытерла длинным рукавом взмокший от жары лоб, оставив на нём чумазый угольный след, прищурилась на солнце. Эвс был неплохим городом, оттачивающим бдительность и ловкость, приручающим к тяжёлой работе, к тем заботам, которых под крылом отца княжна не знала. И она бы не сказала, что ей не нравится. Вместе с взвалившимися на плечи проблемами она впервые в жизни ощущала себя свободной и самостоятельной, у неё были настоящие друзья, не оглядывающиеся на её социальный статус.       Взгляд её упал за невысокую каменную кладку, отделяющую дворик кузнеца от проулка. За углом соседнего кабака перешёптывались и пожимали плечами горожане, кое-кто на улице озадаченно оглядывался. Наверное, кто-то из портовых пиратов привёз диковину или, наоборот, украл у какого-либо зеваки занимательную вещицу. Так решила для себя Леслава и уже взялась за поручни тачки, когда увидела в конце улицы Войтека, облачённого в яркие южные одежды и тюрбан, украшенный вычурным сарпешем с изумрудами, со свитой, и резко сиганула вниз, за широкую набитую углём телегу.       Быстро, глубоко и прерывисто дыша, словно загнанная на охоте лань, княжна убеждала себя, что купец был далеко и заметить её не успел. Вальтер не раз упоминал о погоне, но Леслава успела уже расслабиться и забыть об этом за последние дни. Первоочерёдной целью Войтека был, конечно, колдун, но вряд ли отец отказался от её поисков, а купец не смог бы разорвать уговор с князем.       С виду злой, уставший от жары и раздражённый разговорами с нанятыми им головорезами, Войтек шёл по проулку. Леслава уже почти убедила себя, что ей повезло, что опасность прошла, как тут произошло неожиданное событие, обернувшее удачу супротив княжны.       — ...чегой-то меня, ик, выпирать отселя? — послышался на весь переулок обиженный вопль. Леслава в своём укрытии тихонько выдохнула, зажмурившись, узнала голос. Остановился Войтек, словно налетев на каменную стену, и обернулся, уже почти покинув неприглядную улочку. — Так ежели бы я не платил, но ж милсдарь обещался угостить! Значится, пили разом, а плату драть с бедного Гавела Дворжака?! Кудысь милсдарь девался-то, а? Кудысь, ик?..       Из кабака напротив и немногим вправо выставили препирающегося, краснолицего от жары и крепких напитков Гавела Дворжака. Старик пошатнулся от тычка в спину, грозя упасть, но когда дверь питейной захлопнулась, разогнулся как ни в чём не бывало и погрозил двери кулаком:       — Да и не вином вы поите, а водярой колодезной! — и с этими словами Гавел Дворжак, к ужасу княжны, плюхнулся седалищем наземь и душевно затянул то ли охотничью, то ли кабацкую песню. Войтек что-то сказал своей свите, и они все вместе повернули назад, приближаясь к орущему, словно кот по весне, тартыге. Леслава, прячась за тачкой, замерла, не решаясь ни бежать, ни спасать Гавела Дворжака, но тут, прервав свои песнопения, старик её заметил сам. Собрал глаза в кучку, присмотрелся на чумазую подругу, звучно икнул и нетвёрдой походкой, подчиняясь колебаниям несуществующего ветра, поплыл в её сторону. Войтека старик не видел, сосредоточившись на отмахивающейся от него княжне.       — А-а-а, ик! Слышь, малёк, ты энто... подсоби старому Гавелу Дворжаку...       — Тс-с-с! — зашипела Леслава, приложив палец к губам, безуспешно пытаясь отвадить от себя пьяницу, но напрасно. Сравнявшись с тачкой, наполненной углём, Войтек и его люди увидали не только осоловевшего пьянчугу, но и испуганную княжну.       — Попалась! — радостно воскликнул Войтек, и Леслава, не дожидаясь, когда её схватят, подскочила, и побежала к кузнице. — Лови её!       Хотя прыти Леславе было не занимать, один из полуобнажённых темнокожих воинов, одетый лишь в дхоти, сзади перехватил её поперёк груди, прижав руки к телу, и поднял в воздух, бессильно дрыгающую ногами. Княжна чисто по-девичьи, испуганно взвизгнула, привлекла внимание скуксившегося в углу Илбрина и помогавшего кузнецу Пшемисла. Мальчишки, забыв о распрях и обидах, мгновенно подскочили и бросились на помощь, выкрикивая имя княжны.       — Убери свои руки! — с размаху запрыгнул сзади на воина Илбрин, и мавр выпустил княжну, упавшую на землю, изодрав колени и ладони. Не замечая ран, девчонка поспешила убраться подальше от опасности, проползла за тачку, потом схватила кусок угля и бросила в детину, с которым схватился Илбрин. Пшемисл, в грязном переднике, с такими же холщовыми перчатками, зажав тяжёлую кувалду, ринулся отгонять других воинов. За ним появилась фигура нахмуренного, высокого и мускулистого кузнеца, несущего раскалённые щипцы.       — Что тут происходит? — вопросил он, когда мужчины и мальчишки разбежались в стороны. Илбрин и Пшемисл встали рядом с кузнецом, за ними спряталась Леслава, а сбоку, икая, прополз напуганный стычкой Гавел Дворжак. С Войтеком остались его воины, скалясь жёлтыми зубами.       — Отдай мальчишек, — потребовал торговец, уперев руки в бока. — Я за ними гнался по всему Тракту!       — Денег они тебе должны, что ли? — насупился кузнец, бросив грозный взгляд на своих учеников. Мальчишки, сверкнув глазами, затрясли лохматыми головами, не признавая за собой вину.       — Ничего мы ему не должны! — возразил Пшемисл, чуть приподняв кувалду и вновь уронив на землю. Держал он инструмент на изготовку, но не на весу, тяжёлая больно.       — Я обещал вернуть их родителям! Они сбежали! — настаивал Войтек. Кузнец ухмыльнулся, проведя по закрученным пышным усам.       — Так уже вымахали, нечего под родительской опекой сидеть. Молодцы, подались на самостоятельную жизнь. Передавай родителям, что я позабочусь о них и сделаю из них настоящих мужчин.       — А, собака!.. — не сдержался Войтек и прикрикнул на наёмников, чтобы добрались во что бы то ни стало до мальчишек. Усмешка сошла с лица кузнеца, он посуровел и, приказав Пшемислу и остальным спрятаться за ним, перехватил покрепче щипцы. Первому же попавшемуся мавру достался весомый удар инструментом, на покрытую тонким слоем песка дорогу вылетел зуб. Второй наёмник накинулся на кузнеца со спины, зажимая в тиски.       — Уходим! — сжав руку Леславы, Илбрин потянул княжну за собой. Пшемисл только озадаченно развёл руками, взглядом спрашивая, с чего друг решил бросить здесь их кормильца, и едва успел увернуться от попытавшегося схватить его наёмника. Заскочив в кузницу на секунду, Илбрин, не отпуская Леславу, тут же вернулся, швырнул Пшемислу его клинок. Поймав оружие за эфес, Пшемисл ловко освободил лезвие от ножен и с разворота полоснул мавру по коленке. Рана была неглубокой, но достаточной, чтобы внимание наёмника устремилось на неё, а Пшемисл смог присоединиться к друзьям. Икающий Гавел Дворжак, приласкав лопатой одного из наёмников по голове, припустил за детьми.       — Схватить их! — не желая упустить из рук хотя бы княжну, загорлопанил Войтек. — Не дайте им сбежать!       — А ну! — Широкими ручищами более крепкий по сравнению с маврами кузнец смёл всех наёмников, не позволив добраться до мальчишек.       Илбрин юркнул в переулок, подавая пример друзьям, но там их встретили предусмотрительно разбежавшиеся по всему кварталу наёмники Войтека. Те осклабились угодившей им в руки добыче, за которую купец обещал хорошенькую сумму. Ждать, пока к нему подойдут и скрутят, Илбрин не стал, схватил ближайший стоявший у стены дома глиняный горшок и перевернул, разбив на черепки. Под босыми ногами мавров захрустели осколки, вонзаясь в грубую потрескавшуюся кожу, и это ненадолго должно было задержать наёмников.       Не теряя времени даром, Илбрин утянул подругу в другой проулок, где дорогу преградил местный небритый пират. Не успел он ухватить детей за шиворот, как в лоб ему угодила бутылка, разбившись с весёлым звоном и брызнув пахучим пойлом. Закатив глаза, пират рухнул наземь, а Илбрин оглянулся на источник своего спасения.       — Эх, пропала последняя чекушка… — с сожалением произнёс Гавел Дворжак, провожая мокрыми глазами разбитую бутыль в последний путь.       Чуть улыбнувшись в благодарность, Илбрин пропустил, когда их заметили горожане и, посчитав карманниками, оказались совсем рядом с криками «хватай их!». На выручку пришла Леслава, не желавшая ни под каким предлогом возвращаться к отцу и от души пнувшая приблизившегося горожанина в живот. На долю секунды Илбрин и Пшемисл растерялись, ошарашенно уставившись на явно выросшую в их глазах подругу. Похвалить не дали стремительно окружающие с сетями наёмники, пираты и просто желающие получить за беглецов награду.       — Сюда! — схватив Леславу за другую руку, Пшемисл ввалился в чей-то дом и бросился к лестнице, ведущей на крышу. Цепочкой взбежав по гипсовым ступеням, ребята, провожаемые, словно одичавшими и лаявшими на проезжую повозку собаками, горожанами, перепрыгивали с крыши на крышу, отрываясь от преследователей, пока постройки резко не закончились у причала. Путь оборвался. Компания замерла на краю, взирая на повозку внизу, заваленную кучей рыбы, судорожно соображая, куда деться, пока отставшие наёмники их не нагнали. Рядом свалился Гавел Дворжак, высунув язык и хрипло бормочущий про глоток воды.       — Нужно вернуться в кузницу, — заметил Пшемисл, оглядываясь на струю тёмного печного дыма над Эвсом.       Илбрин прислушался к ору, становившемуся всё громче по мере приближения горожан.       — Нет времени, — ответил он и снова посмотрел на гору рыбы в повозке, затем на торговый одномачтовый когг, пришвартованный чуть поодаль остальных судов. Было бы здорово попасть на него и покинуть осточертевший Илбрину Эвс, но на палубе дремал под солнцем квартирмейстер, а вокруг него, увлечённый чисткой оружия, крутился мальчишка — пороховая обезьяна. Зато возле когга были опрометчиво оставлены в суматохе бочки, не до конца забитые рыбой. Сейчас они могли бы стать их единственным спасением. — Туда, — кивнул на бочки Илбрин и решительно столкнул с крыши Гавела Дворжака. Если план не удастся и пьяница себе что-нибудь сломает, то у него хотя бы будет время придумать новый. Приземлившись на чавкнувшую рыбу, тартыга соскользнул на причал и обернулся, осоловело уставившись на так предавшего его чувства малолетнего друга. Прежде чем Пшемисл успел разразиться праведной тирадой, Илбрин сжал их с Леславой руки и отправил следом за стариком. Друзья коротко вскрикнули, и услышавшие их горожане, определив местонахождение, сменили курс.       — Илбрин, ты с ума сошёл! — накинулся на него Пшемисл, когда сын сапожника последним приземлился на изрядно пострадавшую рыбу.       — Я теперь рыбой воняю, — пожаловалась Леслава, обнюхивая длинные рукава, пока Гавел Дворжак, учуяв знакомый запах, нашёл среди груза и позаимствовал у морячков бутылочку рома.       — Всё потом, - поторопил их Илбрин, подталкивая в спины и прячась с ними между плотно сбитыми ящиками, и на полусогнутых покрался к пустовавшим бочкам.       Желая подсчитать прибыль, полученную после последних торгов, ра-сумар выгнал всех из своих покоев и закрыл ставни, но едва приступил к самому сладкому в своей жизни занятию, как ощутил лёгкий тёплый ветерок в спину и замер, неторопливо выпрямившись. В покоях он был не один, и, обернувшись, южанин убедился в своих догадках, столкнувшись лицом к лицу с черноволосым незнакомцем с вкрадчивым взглядом сверкнувших красным глаз. Вздрогнув от неожиданности, ра-сумар тут же подобрался и хотел было погневаться на внезапного гостя и не предупредившую его прислугу, как человек, огибая его мягкой походкой охотящейся пумы, приложил палец к губам, призывая к молчанию.       — Нам ведь обоим будет легче, если ты сразу ответишь на интересующий меня вопрос… правда? — чуть улыбнувшись, Алексис нарочито сверкнул удлинившимся клыком, и бравада ра-сумара сошла на нет, когда он понял, что с этим гостем лучше идти на контакт.       — Меня всего лишь интересует тот, кто продавал гамадриаду, — мягко продолжил Алексис. — Где он?       — Мне почём знать? — с достоинством отозвался ра-сумар. — Он свою долю получил сразу апосля торгов, на том и разошлись. Может, почивать ещё изволит, а может, и нет уж его давно. Торопился он шибко.       — И далеко торопился? — поинтересовался демон.       — Не ведаю, — прикрывая собственным туловищем монеты от взора нечисти, споро выпалил ра-сумар, лишь бы поскорее исчез и его не тронул.       Исчезать Алексис не спешил, внимательно пригляделся к южанину и, лишь решив для себя, что не лжёт, отступил. Врать ра-сумару не имело смысла: у него не было никакой секретности с колдуном. Кроме того, его больше заботила полученная выручка, чем вопросы, откуда чародей взял гамадриаду и что с ним за это станет.       — Ладно, — равнодушно принял его ответ демон, не упустив однако, с каким облегчением выдохнул южанин, наивно посчитав, что теперь он в безопасности. Повернувшись к нему спиной и уверенно зашагав к окну, Алексис пробормотал слова на непонятном и незнакомом ра-сумару наречии.       — Что?.. — только и успел произнести южанин перед тем, как глаза подёрнулись тёмной дымкой, тело ослабло и работорговец, словно подсечённый невидимой силой, рухнул на пол, погрузившись в забвение. Когда проснётся, ничего не вспомнит. Правда, Алексис не ручался за сохранность его рассудка.       Обыск постоялых дворов Дуоша не дал никаких результатов, колдуна давно уже и след простыл, вместе с яйцом. Поэтому к Руте демон вернулся раздражённый и готовый оторвать голову повинному во всём лесному духу, плюнув на выгодный уговор с Лешим. Там, где оставлял свою добычу Алексис, не нашлось никого, кроме того же мальчика-раба в ярких шароварах. Демон поднялся наверх, в увешанные разнопёстрой драпировкой покои суккуба.       — Солнышко, ты очень напряжён, — услышал он в глубине комнаты. Убирая мешающие полупрозрачные ткани от лица, Алексис бесшумно ступал по полу, хотя Рута уже наверняка чувствовала его, как и гамадриада, но продолжала играться. — Нужно расслабиться, иначе, когда твой хозяин захочет получить своё — а он захочет — вы сделаете друг другу больно…       — Его хозяин — Лес, — холодно отрезал Алексис, обнаруживая себя среди драпировок. Его подруга разминала ступни (к счастью Алексиса) всё ещё скованного нимфы, а сам дриада морщился и пытался вставить слово в сладкие речи Руты, но при появлении демона неотрывно уставился на него, поднеся к губам нектарин и откусив всего лишь раз.       — Но он не в Лесу, — обернулась к нему ра-сумар, томно улыбнувшись. Её проворные пальчики погрузились в чашу, наполненную ароматным маслом, и снова принялись гладить и массировать ступни дриады. — И это означает, что ты можешь им воспользоваться по своему усмотрению. Мы бы, например, не упустили подобной возможности.       Алексис проигнорировал намёки Руты. Метнувшись к гамадриаде, демон вцепился в его обнажённое плечо, заглядывая в необычайно синие глаза.       — Куда шёл этот чёртов колдун?!       — О, Алексис, не будь таким грубым, — к изумлению демона, вступилась ра-сумар, изящно поднялась, села рядом и ласково провела пальчиком по скуле оглянувшегося на неё Дваина. — Такой персик требует особого отношения.       — Я хотел спросить… — оживился было Дваин, за несколько часов отсутствия Алексиса уже притерпевшийся к Руте и сейчас мучимый лишь жаждой необходимой ему информации.       — Заткнись! — рявкнул на него Алексис, едва ли не столкнувшись нос к носу. — Ни слова без моего разрешения, пока я веду тебя в Дремучий Лес.       Насупив тонкие брови, раздув крылья носа и крепко поджав губы, Дваин ответил демону суровым, упрямым взглядом. Чего он не собирался делать, так это молчать. И домой он сам может вернуться, без сопровождающих, если уж так глаза мозолит. Беспокоила только судьба яйца. Что будет с детёнышем ледяного дракона?       — Помолчи, когда разговаривают хозяева, — положила пальчик на губы нимфы ра-сумар, призывая его последовать указанию Алексиса. — Мы краем уха слышали, — оставив Дваина, Рута плавно поднялась с кровати и повернулась к демону, — что одинокий незнакомец сразу после торгов вышел на Серебряную дорогу, но немногим позже там были найдены перевёрнутый паланкин и убитые тела важного господина, его охраны и рабов. Весть разнеслась быстро, и теперь ворота Изенны захлопнулись, а стража ищет виновных.       Досадливо цокнув языком, выругавшись скорее всего неприлично, Алексис намотал на ладонь цепь от оков дриады и дёрнул на себя, принуждая встать и следовать за ним. Бросив, что они немедленно уходят, демон потянул гамадриаду вниз, где остановился, обнаружив нежданного гостя. Полноватый южанин с подведёнными чёрным глазами учтиво и с улыбкой раскланялся, а при виде Руты весь изошёлся в комплиментах для самой прекраснейшей из ра-сумаров Дуоша.       — Достопочтенная, прелестнейшая госпожа, — обратился он к суккубу, — я имею совесть принести свои извинения за столь внезапный визит в вашу обитель, но не имею возможности обратиться к кому-либо другому. Ваше влияние и доброта славятся на весь Дуош. Суть моей проблемы заключается в том, что я имел неосторожность опоздать к аукциону, но, вероятно, вы будете любезны…       Его речь ненадолго прервалась, когда взгляд упал не только на Дваина и его уши, но и отметил оковы на его руках и ногах. Польщённая, Рута не упустила из виду загоревшиеся желанием глаза гостя. Сальные маленькие ручки потянулись к дриаде, но не смели коснуться.       — Вы что-то хотели, мой дорогой, — напомнила ра-сумар, встав на его пути и не позволяя гостю подойти к Дваину ближе.       — Какое совершенство… — пробубнил южанин и вернулся к начальному разговору: — Я хотел сказать, вероятно, вы будете любезны, пойдёте на уступки и продадите мне одного из ваших подопечных? Например, этого.       — Вынуждены принести свои извинения, но у этого персика уже есть свой хозяин, — изящно покачнула головой Рута, указав на рядом стоящего Алексиса.       — Тогда я имею честь обратиться к вам, любезнейший: не уступите ли мне своего питомца? — переключил своё внимание на демона незнакомец. — За ценой не постою.       — Исключено, — наотрез отказал демон.       — Умоляю, пожалейте мою жизнь! — воскликнул гость. Он умасливал и упрашивал, но Алексис не соглашался, и южанин наконец огорчённо признался: — Простите мне мою навязчивость, просто мой повелитель потребовал, чтобы я привёз ему прекрасную наложницу или наложника, достойного его гарема!       — Я сказал нет! — повторил выведенный из себя демон, дёрнув цепи на себя. Проблемы южанина не волновали Алексиса, и, поняв это, незнакомец понурился, а плечи его опустились.       — Если я не найду жемчужину для своего повелителя и не доставлю до зари в Изенну, то на следующий день моя голова будет вывешена на копье у Серебряной дороги!       Алексис, обошедший его, застыл как вкопанный.       — Сколько? — перебил гостя демон, уверенно развернувшись к нему без тени иронии. Суккуб и дриада одновременно уставились на него изумлёнными взглядами. — Сколько уважаемый готов заплатить?       — Тысячу триста золотом! — немного опешив от такой резкой перемены решения, но всё же обрадованно ответил южанин.       — Вы оцениваете эту прекрасную и редчайшую из жемчужин, которые попадали на рынки Дуоша, это великолепное, не знавшее человеческой ласки тело, в тысячу триста? — выступила Рута, обняв Дваина со спины и грациозно поведя рукой по его плечам, словно предлагая южанину посмотреть на нимфу внимательнее. Она не спрашивала у Алексиса, почему тот внезапно поменял решение. По многозначительному короткому взгляду демона она уловила его задумку и подключилась к увлекательной беседе. — За этот алмаз, сияющий своей чистотой и невинностью, который поразит сердце вашего господина и заставит одарить вас своей милостью, вы предлагаете всего лишь тысячу триста золотых монет?       Поражённый и не понимающий происходящего лесной нимфа молча замер, глядя своими синими глазами на южанина.       — Это несерьёзно, уважаемый…       — Полторы тысячи! — торопливо поднял цену южанин, пока ра-сумар и хозяин вновь не передумали.       — Полторы тысячи стоит только его кожа, дорогой мой… — прижавшись к спине дриады полной грудью, чувственно протянула Рута, лаская подушечками пальцев щёку, шею и ключицу Дваина.       — Я отдал за него больше… — наигранно-расстроенно проговорил демон, отворачиваясь от южанина и делая вид, что потерял к нему всякий интерес. Предупреждая вопросы и возмущение нимфы, Алексис поднял за подбородок его красивое лицо, словно чтобы гость мог полюбоваться на то, что теряет из-за своей скупости, и незаметно надавил, угрожая. Нимфа так и не проронил ни слова, яростно прожигая взглядом демона. — Вы так дёшево оцениваете собственную жизнь…       Мужчина подул в усы, жалея денег, но страстно желая уехать из Дуоша не с пустыми руками, подумал, не замечая безмолвной перепалки двух нечистей, и снова посмотрел на Алексиса.       — Две.       — Ну… я подумаю, — уклончиво отозвался демон, поворачивая лицо Дваина со сверкающим взглядом к гостю. — Посмотрите только на эти глаза. Ни у одного человека в Наэдаре вы не найдёте подобной чистоты и глубины цвета.       — Две сто! — пошёл на крайние меры южанин. Столько тратить он не планировал, но господин не обвинит, если он приведёт ему гамадриаду.       — С вами приятно иметь дело, — произнёс с улыбкой Алексис и предложил приступить немедленно к оформлению сделки. Южанин обернулся к своему слуге и приказал принести золото.       — Ах ты… — Дваин попытался пнуть отшагнувшего демона, но тот придавил ему ступню прежде, чем гамадриада успел вызвать сомнения по поводу своей послушности. Нимфа, зажатый между демонами, не мог пошевелиться лишний раз.       — Веди себя смирно, — предупредил Алексис.       — Будь покорным, как мы тебя учили, и доставь наслаждение своему хозяину, — добавила, шепнув на ухо, Рута. Довольный редчайшей покупкой и невероятным успехом, южанин поспешил отблагодарить ра-сумара и доброго господина в лице Алексиса и откланяться. Суккуб и демон проводили мужчину и сверкающего праведным гневом Дваина натянутыми до ушей улыбками, а как только остались одни, Рута обернулась к Алексису.       — Мы хотели бы знать, почему ты уверен, что твоя чистая и не ведающая лжи жемчужина найдёт чародея в Изенне?       — Найдёт, — положительно ответил Алексис: у него уже созрел план действий. — Я же буду рядом.       Обстоятельства сложились очень удачно. Дваина в Изенну проведёт южанин — ему непременно откроют ворота, узнав и получив приказание изнутри. Алексису оставалось только вырвать из каравана какого-нибудь неосмотрительного растяпу и незаметно занять его место. Главное, чтобы нимфа не выдал его, впрочем, в этом он был абсолютно уверен. Обиженный мальчишка объявит обет молчания, а если и заговорит, то захочет уличить демона, а в демонов на Серебряной дороге и тем более в Изенне никто не верил. Подкинув на ладони тяжёлый мешочек, Алексис вознамерился пойти следом за южанином, но его окликнула Рута.       — Это была великолепная сделка, — промурлыкала ра-сумар, прижавшись сбоку и погладив пухлый мешочек с золотом в руках демона.       — Мне его ещё кормить и тащить в Дремучий лес… — не пожелал делиться выручкой демон. — А щенка я заполучил, не потратив ни единой монеты или драгоценного камня, что ты мне давала.       — Однако мы ведь помогли тебе продать этот не огранённый алмаз, — напомнила ра-сумар, хитро прищурив глаза. — Мы требуем положенную нам плату...       Суккуб оказалась непреклонной. Дружба дружбой, но потому Рута и стала самым влиятельным ра-сумаром в Дуоше, что не была подчинена сентиментальным чувствам. Пришлось делиться.