Сердце белого тигра. (Часть I)

Она надеждою зовется, и верить хочется, и верить хочется, что эта нить не оборвется. Не оборвется… Совсем как недавно, замотанная в очередной писк моды, из-за которого вдохнуть и выдохнуть нереально, так вот, замотанная по самое не могу, я быстро иду к кабинету отца. Де жа вю какое-то. Цок-цок-цок, стучат каблучки. Не только мои, но и еще тех служанок, что наряжали меня. Сдается мне, что это моя охрана, а как маскируются-то здорово, почти не слышно, о чем говорят. Пренебрежительно фыркнув, я устремилась вперед с еще большей скоростью. Пусть мне тоже плохо, зато они чуть ли не на бег срываются. А я в корсете, да с юбками, да с дурацкой прической. Но за мной они не поспевают. Хоть в чем-то радость. Морально настроившись на самое худшее, что может быть, я толкнула тяжелые створки дверей, ведущих в отцовский кабинет. Моему взору предстала прелестная картина: мой отец, злой как тысяча чертей, стоит напротив юного графа Саймона Бернского, который весь покраснел от ярости. Граф вообще очень симпатичный, темные локоны обрамляют лицо, глаза серые, светлые, будто осеннее грозовое небо. Сейчас он одет в простой ездовой костюм, но даже в нем он выглядит царственно, что ли. Но сейчас и граф, и мой отец выглядят несколько… М-м-м… Иначе. Не мудрено. Оба орут друг на друга, да так, что весь кабинет ходит ходуном, и сервиз в шкафу издает такие трели, что впору повеситься. В глаза бросилась разлитая чернильница на столе, множество бумаг, разбросанных по всему кабинету, да и вообще, всегда такой опрятный и нежилой кабинет сейчас выглядел таким милым с этим всем бардаком. Пряча удивление за вежливой улыбкой, я негромко кашлянула. Напрасно. Меня никто не слышит. Я кашлянула еще громче, уже с нажимом. О, подействовало. Оба мужчины повернулись в мою сторону, а отец так недоуменно на меня посмотрел, и только через несколько мгновений до него дошло, что он меня приглашал. - Здравствуй, Рейна, - сухо поздоровался со мной граф Бернский, еще злой, но уже успокаивающийся. Отец со мной вообще решил не здороваться, просто кивнул на кресло перед камином, и стал собирать бумаги с пола. Я, проигнорировав его кивок, опустилась на колени рядом с ним и стала помогать. Платье давило, не давая вдыхать, но я задала все-таки вопрос. - Отец, объясни, что произошло? - Рейна, ты уедешь со мной? - Внезапно вклинился граф, опускаясь на одно колено передо мной и беря меня за руку. - Ты уедешь со мной, скажи? Я буду верным мужем тебе, не то, что этот сморчок маг. Ты посмотри на него только, да ты увянешь с ним, загнешься… Как засыхает прелестный цветок без воды… Скажи, ты уедешь со мной? - Я… - В горле пересохло, я только смотрела на его вопрошающее лицо, и чувствовала, что хочу вырваться из-под опеки отца так, как я не хотела этого никогда. Забавная картина, отец на коленях, в его руках листы бумаг, на лице свирепое выражение. Граф, стоящий передо мной на одном колене, держит мою правую руку в своих ручищах, он смотрит с такой надеждой и верой, что хочется сказать «да», не раздумывая. И я, тоже на коленях, прекрасное платье давно смяла под ногами, смотрю в благородное лицо Саймона и не могу сказать и слова от радости. - Хватит! - Отрезал отец, очнувшись от транса. - Она никуда не поедет с тобой. Ее рука обещана Магистру, и точка. - Обещана так же, как и была обещана мне, - вспылил граф. - Так да или нет? - Да, - выдохнула я, чуть слышно. - Забери меня отсюда… Сказала это одними губами и взглядом, но он понял. Ухмыльнулся и бросил торжествующий взгляд на моего отца. - Вон! - Мой отец, стремительно поднявшись с колен, в бешенстве выставил представителя Бернских из своего кабинета, чуть ли не пинком закрывая за ним дверь. - Ты не выйдешь за графа, я не позволю. Мое благословение только на свадьбу с магом. Иначе никак. Холодный тон, еле сдерживаемая злость и ярость в каждом движении. - Но почему? Отец… - Почти простонала я. - Почему? Я знаю Саймона с детства, ведь мы помолвлены еще, когда мне было пять лет. Магистра я вообще не знаю, даже имени его… Вот зачем, отец? - Рейна, ты в последнее время хорошо себя чувствуешь? - После долгого молчания спросил меня отец, так внезапно переводя тему. - Не переводи, пожалуйста, тему. Я хочу знать ответ, почему ты так решил. - Я подошла к окну, наблюдая за тем, как со двора мчится Саймон на своем коне. Последняя ниточка надежда оборвалась. Если бы он не уехал, я бы верила… Верила в чудо, в то, что удастся вырваться. Но отец так решил. - А я и не перевожу тему, моя дорогая Рейна. Я так решил, а почему… Это тебе расскажет твой муж, если сочтет нужным, конечно. - Но… - Рейна, это не обсуждается! Я обернулась от окна, беспомощно и обиженно глядя на него. Напрасно. Мой взгляд, способный растопить глыбу льда, на него не действует. Более того, он навел порядок в бумагах и вновь погрузился в чтение приказов. - Какой же ты бесчувственный, - прошипела я, смаргивая непрошенную слезу. - Закрой за собой дверь, Рейна. С той стороны. Поговорили, называется. - Тогда зачем ты меня звал? - Ах, да, - он отложил в сторону один приказ и, морщась, стал искать другой. - Твоя свадьба не через неделю, то есть шесть дней, а уже завтра. На мое ошарашенное лицо он лишь хмыкнул. - Не вижу смысла откладывать сие знаменательное событие, уже завтра вечером ты будешь замужем за магистром. Имя свое он скажет тебе на церемонии. Ступай. Надо ли говорить, о том состоянии, в котором я вышла из кабинета? Ну что ж, раз нельзя ничего поделать, остается идти на кухню и плакаться поварихе, надеясь на вкусности. И когда девушки решили обратно отвести меня в комнату, я от всей души возмутилась. - Я имею право пойти на кухню и заесть спокойно горе, не натыкаясь на ваши взгляды? Из замка я никуда не денусь, так что оставьте меня в покое. Видно что-то было в моем взгляде и в голосе, что дамы только потупились и расступились. До кухоньки добралась без проблем, и сидя на огроменном табурете, явно сделанном из цельного куска дерева, пила чай, глотая горькие слезы обиды. - Ты представляешь, отец просто сказал «Ступай». Просто сказал… Шмыг. Закрой за собой дверь, мол, с той стороны. А мне обидно, и выслушать мое мнение так это вообще лишнее, - беспрестанно хлюпая носом, жаловалась я. Повариха неодобрительно покачала головой, придвигая поближе пирожки. Ароматные, с пылу, с жару, но есть, увы, не хотелось. - Ох, девка, напрыгаешься ты еще со своим муженьком, ох, намаешься. Ты кушай, кушай, глянь бледная какая. Неужто ты так не хочешь за мага ентого идтить? Али только плакаться пришла? - Да я, да я б… Да я б сбежала, и сбегу, как только возможность будет. Не люб он мне, и боюсь я его, - вздохнула я, шмыгнув еще раз. - Не знаю как, но сбегу… - Послушай меня, девонька, - повариха склонилась чуть ниже, прежде оглянувшись по сторонам. - Ты, когда тебе вечернее молоко принесут, не пей его. Сделай глоток, а остальное в таз под кровать вылей. Снотворное это. Да не спи, а середины ночи дожидайся. Придет за тобой твой ненаглядный, не боись. Ну, все, а сейчас иди к себе, да веди себя ниже травы, тише воды. Подмигнув мне, она захлопотала над жарким пламенем, передвигая кастрюли. А я, не будь дурой, спрыгнула с табурета и, повеселев, пошла к себе в комнату. Дожидаться ночи, конечно.