Литтл-Хэнглтон, кладбище 1943 год, июль
— Почему у меня такое чувство, что кто-то умер? — флегматично спросил Эван, покосившись на стремительно вышагивающего рядом с ним Тома. — Потому что так оно и есть, — резко ответил Том. — Чертовы магглы, я ведь знал, что им нельзя доверять! Не стоило и надеяться… — Что случилось? Том остановился и несколько неуверенно взглянул на своего лучшего друга. — Я убил своего отца, — прошептал он. — Его и его родителей. Эван молчал несколько секунд, прикрыв глаза, а потом мягко произнес: — Ты в порядке? — Тебя это не волнует? — пораженно воскликнул Том. — Я убил человека, Эван! Троих человек! — Я не знал их, — пожал плечами Эван. — Какое мне дело до этих магглов? Меня гораздо больше волнуешь ты, потому что ты явно не слишком хорошо себя чувствуешь. — Я… Просто вначале Миртл, а теперь это… — Она была грязнокровкой, а эти были магглами, — перебил его Эван. — С каких это пор ты беспокоишься о людях, несущих в себе маггловскую кровь? О людях, мыслящих маггловскими мерками? — Я не беспокоюсь! Просто… — Просто это сложно, да? — Да. Точно. Он помолчал несколько секунд и повернулся к Эвану, заглядывая в его невозможные зеленые глаза с шальным блеском: — Тебе действительно все равно? — Ты — единственный, кто имеет для меня значение, — последовал ответ. Том глубоко вздохнул, решаясь. Он раздумывал над этим уже несколько месяцев, но именно эта почти незаметная улыбка, изогнувшая сейчас губы Эвана, подтолкнула его к действию. Он отчаянно надеялся, что это не разрушит их дружбу. — Как и ты для меня, — прошептал он и, подавшись вперед, впился в губы Эвана, притягивая его к себе за талию. Несколько томительных мгновений тот не двигался, но потом тонкие руки легли на плечи Тома, а губы, касающиеся его собственных, раскрылись в разрешении. Том застонал, чувствуя невероятное облегчение. Ему не показалось! И Эван позволил ему! Он отстранился и открыл глаза, сам не понимая, когда успел их закрыть. Эван медленно поднял руку и дотронулся до появившихся ранок на губах; на его пальцах остались мелкие капельки крови, выступившие из прокушенных мест. — Это… хорошо, — хрипловато сказал он. — Пожалуй, в этот раз я не буду проверять, бывает ли лучше с другими. Потом огляделся и иронически хмыкнул: — Знаешь, я, конечно, понимаю, что у нас с тобой больная фантазия, но как ты думаешь: кто-нибудь еще целовался в первый раз на кладбище? ***Хогвартс 1992 год, май
— Гарри? — позвал его Голос. Гарри медленно выплыл из забытья. Над ним нависало чье-то лицо; где-то в районе глаз блестели очки в золотой оправе. — Голос? Что… что произошло? Он сел и зажмурился от мгновенно появившегося головокружения. В руку ему вложили очки, и мальчик неуклюже нацепил их на нос. — Профессор Дамблдор? — пораженно спросил он, смотря на старого мага, поглаживающего свою бороду и довольно улыбающегося. — Добрый день, Гарри. Хорошо, что ты очнулся. — Голос? — тревожно позвал Гарри, почувствовав, как его контроль над телом испаряется. — Что ты делаешь? Зачем? — Нам нужно создать тебе алиби, Гарри, — мягко прошептали в его голове. — Позволь мне… я помогу. Гарри привычно расслабился, сдержав порыв кивнуть, и нырнул в подсознание. Чем дальше, тем больше ему хотелось остаться просто наблюдателем и смотреть, как Голос распорядится его жизнью. Но он опасался проводить много времени в таком состоянии — с каждым часом, когда телом управлял Голос, Гарри все сильнее охватывала сонливость. И он интуитивно понимал, что если позволит себе заснуть, то уже не проснется. Мальчик бы и не возражал, но Голос запретил ему. Он почти не слушал беседу двух волшебников, обдумывая произошедшее. Каким-то образом Голос смог защитить его от Темного Лорда! Он бы улыбнулся, если бы мог сейчас контролировать мышцы лица. Значит, теперь ему не придется опасаться Волдеморта. Конечно, он и так не слишком-то боялся — ведь у него был Голос — но теперь можно спокойно жить, даже не вспоминая о Лорде. А еще… Гарри закусил свою нематериальную губу и почесал лоб. А еще они с Томом скоро увидятся. Правда ли, что Том примет Гарри? Правда ли, что он захочет быть его другом, как был другом Голосу? Может быть, тогда Голос разрешит ему чаще уходить в подсознание — ведь ему наверняка захочется побыть с Томом без присутствия Гарри. Конечно, он верил, когда Голос говорил, что Том подружится с ним, но понимал, что Голос Тому намного дороже. Он сжал руки в кулаки, решая: Голос — Эван — сможет быть с Томом. И если Гарри захочет отдать ему свое тело, Голос его не остановит. Мальчик подался вверх в окружающем его полумраке и заколебался на краю чужого сознания, вслушиваясь в разговор. — …значит, теперь Волдеморт вернется, директор? — Тебе не стоит волноваться об этом, Гарри, — голос Дамблдора был печален, но тверд. — Вполне возможно, что Квиррелл не сумеет использовать камень. Нужно всегда надеяться на лучшее, мальчик мой. — Да, директор, конечно. — А сейчас отдыхай. Думаю, наша беседа, пусть и непродолжительная, утомила тебя. Мадам Помфри подает мне знаки, поэтому я лучше пойду. Поспи, Гарри, ты хорошо потрудился. — Хорошо, директор. До свидания. Послышался шорох; «взлетев» чуть выше, Гарри ощутил простыни под собой, одеяло сверху и пальцы, массирующие виски. — Голос? А что случилось? Я помню, как ты сказал мне, что Темный Лорд больше не тронет меня, но потом — темнота… Веки поднялись, и Гарри смог разглядеть обстановку. Похоже, что он находился в больничном крыле. — Я оглушил нас, — послышались тихие слова. — Нельзя было допустить, чтобы Дамблдор узнал о нашем с Темным Лордом союзе. Я притворился, что сопротивлялся, но Квиррелл одолел меня и сбежал. — П-понятно, — пробормотал Гарри и нерешительно замялся. — Голос… а когда мы увидим Тома? — Скоро, малыш, — тонкие губы сложились в улыбку, — скоро. ***Хогвартс 1943 год, июль
— Том… — простонал Эван, выгибаясь на постели, — так хорошо… Том совершал ежевечерний обход, исполняя свои обязанности старосты, и Эван, как всегда, отправился с ним. Том надеялся, что он сможет затащить своего… друга? парня? в один из пустых классов, чтобы нацеловаться там вволю. К сожалению, в Хогвартсе сексуальные отношения между учениками были запрещены. К однополым связям в магическом мире относились абсолютно нормально, и поцелуи на публике никого бы не шокировали, но Тому этого было мало. Ему хотелось взять Эвана, заклеймить его собой — так, чтобы было ясно, кому тот принадлежит. И просто поцелуи его уже не удовлетворяли. Как к очевидному желанию Тома относился сам Эван, было неясно. Он всегда принимал ласки, послушно подставлял горло под жадные губы и разрешал больно тянуть себя за волосы, откидывая голову назад. Но он никогда не начинал все это первым. Иногда Тому казалось, что Эван просто терпит его, не желая терять лучшего и единственного друга, а на самом деле совершенно не испытывает к нему страсти. Но потом он заглядывал в сумасшедшие зеленые глаза и с облегчением убеждался, что да, может быть, Эвану не так сильно нравятся их поцелуи, как Тому, но он определенно не равнодушен. Они не демонстрировали свои отношения. Если честно, то все осталось по-прежнему: они все так же ходили вместе, сидели за одной партой, делали домашнее задание и почти не разлучались. Просто теперь Милтон часто надевал свитера с высоким горлом, скрывая засосы на шее, а Том иногда мечтательно улыбался, глядя в пространство. Он чувствовал какое-то внутреннее удовлетворение, зная, что теперь Эван уж точно не оставит его. И поэтому каждый раз, целуя его, кусал белую кожу, чтобы Эван чувствовал его метки, ощущал, кому принадлежит. Сегодня они заканчивали обход, проверяя восьмой этаж. За окном была непроглядная тьма, на небе горели звезды, а Тома сжигала досада: ему так и не удалось поцеловать Эвана за весь вечер. То не хватало времени, то рядом был кто-нибудь еще, то еще что-то… ему не выдалось ни одного шанса. Он остановился, услышав какой-то шорох, и вернулся назад, заглянув в нишу. Там было пусто, поэтому юноша прошагал к Эвану, думая о том, как бы хорошо было, если бы старостам в Хогвартсе предоставляли отдельные комнаты. Эван рядом с ним ошеломленно выдохнул. Том резко развернулся и увидел появившуюся в стене дверь; он был готов поклясться, что еще минуту назад ее там не было. Конечно же, они не смогли пройти мимо этой загадки. После получаса исследований Том, поняв механизм, стал подталкивать Эвана к огромной кровати, появившейся после того, как он представил себе ее. Милтон не сопротивлялся, позволяя себя раздеть и уложить на простыни. Том же был в восторге: они наконец-то нашли место, где можно… где можно сделать все, чего ему так долго хотелось! Эван беспрекословно отдал ему право вести, и Том не мог удержать пораженной и в то же время довольной улыбки: его… любовник в первый раз позволил себе показать, насколько он наслаждается ласками. Они оба были неопытны, не знали, как и что делать, но это нисколько не умаляло энтузиазма. Том терял голову от мысли, что Эвану нравится, что ему хорошо, действительно хорошо. Это подтверждали стоны и вздохи, и огонь, горящий в зеленых глазах. Он просто не мог остановиться. — Эван, — выдохнул Том, проводя языком по нежной коже, — больше не больно? — Нет… ну же, давай, Том… Он испугался, когда Эван болезненно вскрикнул, и уже подался назад, но тонкие руки обвили его шею и притянули к себе, а чуть дрожащий голос запретил отступать на полпути. Том с трудом сдерживался, чувствуя, как сжимается Эван вокруг него. Это было потрясающе: туго, тесно, так жарко и так… так хорошо. Он облегченно застонал, когда Эван сам двинулся навстречу. — Ааа… Том… еще… — Тебе нравится? — отрывисто прошептал Том, не прекращая медленных движений. — Тебе хорошо? — Да… Том, пожалуйста! Взгляд Эвана был расфокусирован, глаза затянуты дымкой наслаждения; острые ногти впивались в спину Тома, оставляя глубокие царапины. Том до крови прикусил губу, балансируя на пике, и двинул бедрами. Эван издал пронзительный крик, выгибаясь до предела; его мышцы судорожно сжались, заставляя Тома поддаться блаженству, отпустив себя. — Мерлин… — Том прерывисто дышал, безвольно растекшись по постели; голова Эвана лежала на его плече, а рука поглаживала живот. — Да-а-а, — удовлетворенно протянул Эван, — потрясающе… — Это… это было… Тебе понравилось? — обеспокоенно спросил Том. Эван тихо рассмеялся. — Том, это было невероятно! Я позволил себе полностью потерять контроль, а ты еще спрашиваешь, понравилось ли мне! Конечно, это было больно — вначале, но потом… О, мы просто обязаны это повторить, слышишь? — Слышу, — Том прижался губами к волосам Эвана, пряча улыбку. — Думаю, мы еще не раз навестим эту комнату. ***Хогвартс-экспресс 1992 год, июнь
— Гарри? — дверь купе внезапно открылась, и внутрь бесцеремонно вошли грязнокровка Грейнджер и младший Уизли. — О, Гарри, ты здесь! Наконец-то мы нашли тебя. Гарри поднял голову от альбома с фотографиями. Его ему подарил Хагрид — тот самый полувеликан, забиравший его от Дурслей. Позже он выяснил, что тот работает лесником в Хогвартсе. Почему-то Хагрид решил, что они подружились, и не пожалел сил, собирая по знакомым фотографии родителей Гарри. Конечно, Гарри все еще не слишком нравился лесник, но за этот альбом он был готов простить ему и ужасный внешний вид, и неумение нормально разговаривать, и манеры… фотографии были важнее всего остального. Голосу не слишком понравилось то, что Гарри обнял Хагрида на прощание, но он сказал, что понимает — оказывается, он сам был сиротой, вот только ЕМУ никто не подарил ничего подобного. Гарри не мог оторваться от альбома, водя кончиками пальцев по колдографиям, с которых ему махали родители. Поэтому когда в купе зашли посторонние, отвлекая его от созерцания, он ощутил раздражение даже прежде, чем понял, кто именно так нагло ворвался. — Что вы здесь делаете? — зло спросил он, сверля взглядом Грейнджер. Девочка опешила: — Как что? Мы искали тебя, Гарри. — Зачем? — продолжал допрос Поттер. — Гарри, дружище, мы просто… — вступил Уизли. — Голос, — утомленно позвал Гарри, — помоги, а? — Конечно, Гарри… Гарри облегченно вздохнул и передал контроль над телом Голосу. Нырнув вниз, в темноту, он внезапно обнаружил, что перед его глазами появился подаренный альбом. Мальчик не понимал, как такое возможно, но не стал задумываться, поймав предложенное и начиная вновь перелистывать страницы. Краем уха он слышал, как Голос язвительно отчитывает Уизли и Грейнджер, а потом выставляет их из купе. — Гарри? — прозвучал тихий шепот. — Я разобрался с ними, можешь выходить. — Не хочу, — проскулил Гарри, — тут спокойно и есть мой альбом. Побудь пока вместо меня, пожалуйста! — Гарри, в последнее время ты все чаще отдаешь тело мне, — обеспокоенно произнес Голос. — Ты же знаешь, как это опасно. Ты можешь просто раствориться, уснуть, понимаешь? — Но что в этом плохого? — абсолютно искренне спросил Гарри. — Я, конечно, не хочу умирать, но мне нравится быть наблюдателем. Почему ты не можешь проводить больше времени в реальности, а не в моей голове? — Это опасно для тебя, малыш. Ты… дорог мне, и я не хочу, чтобы ты ушел в Ничто. Но, думаю, у меня получится осуществить твое желание — у меня появились смутные подозрения, почему я вообще оказался в твоей голове. — Значит, это все-таки не нормально? — Нет, конечно, нет, — тихо рассмеялся Голос. — Даже у магов голоса в голове считают странностью. Но мы с этим разберемся. — Я не хочу, чтобы ты уходил! — эгоистично воскликнул Гарри. — Я никуда не уйду, ребенок. Если моя гипотеза подтвердится, то мне не понадобится никуда уходить. Я не оставлю тебя. Гарри вспомнил, как в детстве Голос часто повторял ему это, обещал, что не оставит его одного. Когда он спросил, почему — зачем он нужен Голосу — ему с убежденностью ответили, что у каждого человека должен быть тот, кто никогда не предаст и всегда поможет. — Правда? — по-детски спросил Гарри, выпрашивая обещание. — Правда, Гарри. Чистая правда. ***Где-то в Албании 1952 год, июль
— Эван? — Ммм? — Я… — Том глубоко вздохнул, набираясь решимости. — Я хочу, чтобы ты обеспечил себе бессмертие — как сделал это я. — А? — Эван оторвался от книги и удивленно посмотрел на любовника. — Я… боюсь за тебя, — неловко признался Том, меняя позу в кресле. Эван подобрал под себя ноги, сминая покрывало на постели, и пожал плечами, вновь опуская взгляд в книгу. — Я… что я буду делать, если тебя убьют? — Том с трудом проталкивал слова сквозь пересохшее горло. — Ты должен сделать себе хоркрукс. Эван безмолвно покачал головой, пробормотав что-то себе под нос. — Что? — Я не хочу раскалывать душу, — уже громче повторил он. — Почему? — удивленно переспросил Том. — Ты вроде бы не возражал, когда я разорвал свою. — Том, ты — Слизерин! — раздраженно воскликнул Эван. — А я нет! У Слизеринов в крови предрасположенность к магии души. Для меня хоркруксы обернутся безумием. Тебе так нужен сумасшедший любовник? — О, — пробормотал Риддл, не зная, что сказать, — точно. Я забыл. Несколько минут они сидели в молчании; Том отвлеченно созерцал унылый пейзаж за окном, а Эван уткнулся в свою книгу. — Но я не хочу тебя терять, — совсем тихо произнес Том. — Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Ты не останешься один. — Потому что у меня есть ты. — Да. У тебя есть я. ***Литтл-Уингинг, графство Суррей, Англия 1992 год, июль
Когда во двор дома Дурслей аппарировал директор Дамблдор, у Гарри некультурно упала челюсть. Что ему делать здесь, у магглов? В то, что Дамблдор пришел, чтобы проверить, как ему живется, он нисколько не верил. Ведь тот, в конце концов, директор школы, Верховный Чародей Визенгамота, председатель Международной Конференции Магов… у него и так времени не хватает, чтобы еще проверять каких-то там мальчишек, пусть они и герои магического мира. Голос предположил, что Дамблдор решил перевезти его в более безопасное место, раз уж Темный Лорд может вскоре возродиться, но Гарри на это справедливо возразил: а что ж он ждал-то целый месяц? Дамблдор зачем-то позвал его вниз, в гостиную, где нервно тряслись, сидя кучкой на диване, Дурсли, и завел бессмысленный разговор о погоде. Потом, сияя улыбкой, наколдовал бокалы с чем-то — Гарри так и не понял, с чем — и попытался угостить этим чем-то дядю с тетей. Те, естественно, отказались. Голос с четко слышимой ухмылкой заметил: — И правильно сделали, между прочим. — Да уж, и правда, — подхватил Гарри. — Приходит к тебе в дом кто-то очень подозрительный и явно не совсем нормальный… — …да, ты только на его мантию посмотри, а уж колокольчики в бороде!.. — …и предлагает что-то выпить. Кто знает, чего он там намешал, да? — Именно. Ой, испортил я тебя, малыш… — Ну, язвить я у тебя научился, этого не отнимешь, — скромно потупился Гарри, — но я же всю жизнь твои реплики слушаю, ты сам виноват! — А я и не отрицаю. Тогда Дамблдор взмахом палочки отправил бокалы к Дурслям, а сам повернулся к Гарри, который расширившимися глазами наблюдал за тем, как бокалы стукаются о головы родственников, пытающихся отмахнуться от них. Дадли, побледнев, забился в самый угол дивана. — Видно, поросячий хвост вспомнил. — Точно. Директор велел Гарри собрать вещи, сказав, что теперь, когда Волдеморт сбежал, ему угрожает опасность. Пока мальчик возился с чемоданом, Голос тихо объяснял ему, что уж о том, что Гарри Поттер уехал, Лорд точно узнает. — Почему? — Потому что… ммм… ты знаешь, что такое Надзор? — Это… кажется, это заклинание, отслеживающее магию несовершеннолетних? — неуверенно предположил Гарри. — Верно. И на что его накладывают? — На ребенка? — Ни в коем случае. Это было бы равносильно ограничителю магии. — Тогда на палочку? — На палочку нельзя накладывать никаких заклинаний, кроме Приори Инкантатем. Снова мимо. — Значит… — Гарри задумался. — Что еще можно отслеживать? Личные вещи? Но их можно выбросить, к тому же, я не замечал, чтобы на мою одежду министерский работник накладывал какие-то чары. — А почему именно на одежду? — Потому что все остальное не… контактирует, — он запнулся на сложном слове, — со мной регулярно и не сможет отследить волшебство. — Правильно, — одобрительно произнес Голос, — молодец — умеешь мыслить логически. Давай дальше. — Не одежда, не палочка, не сам ребенок… Подожди, — от избытка чувств Гарри высказал свою гипотезу вслух, — но ведь в Хогвартсе Надзор не действует, так? Ведь там мы пользуемся магией каждый день, это было бы бессмысленно! — И снова правильно. Делай выводы. — Значит, его либо снимают перед началом учебного года и заново накладывают после его окончания, либо не трогают вообще… но тогда это должно быть… местом? Местом жительства, да? — В точку, — с удовлетворением констатировал Голос. — Я горжусь тобой. Мы с Томом задумались об этом только на четвертом курсе, а догадались, в чем дело, лишь через две недели. — Ну, ты же мне помогал, а вы тогда думали сами. Расскажи про Надзор! — Что, не хочешь больше сам думать? — ехидно подначили его. — Ну, Голос! — заныл Гарри. — Ладно, ладно, — весело засмеялся Голос, — несносный мальчишка. Итак, Надзор. Заклинание изначально наложено на специальный артефакт в Министерстве, а вовсе не на юных магов или их дома. Этот же артефакт отслеживает магические выбросы магглорожденных, позволяя директору Хогвартса узнавать, куда именно посылать учителей за ни о чем не подозревающими детьми. При первом магическом выбросе он засекает место, где тот произошел, и накладывает на него чары, отслеживающие применение магии. После того, как маленький волшебник едет в Хогвартс, министерские работники, приставленные к артефакту, регистрируют каждое магическое действие, записывая его нарушением закона. А при достижении совершеннолетия заклятье спадает само. — Ух ты, — выдохнул Гарри, и из него посыпались вопросы: — А как же чистокровные? Ведь в их домах живут и взрослые маги тоже! Или… если ребенок переедет, например? Заклятье так и останется на его старом доме? А вдруг… — Подожди, Гарри, притормози чуток! У нас нет времени, тебя ждет директор! — О, — обескуражено почесал затылок Гарри. — Я забыл про него. — Я все расскажу тебе, когда мы окажемся на месте, но сейчас тебе стоит поторопиться. — Да, конечно. Но ты обязан мне все объяснить, это же так интересно! — Я объясню, Гарри, обязательно. Честное слово, — хихикнул Голос. — Иди уже, юный Эйнштейн.