Звездный ветер

— Он. — Нет, это не он. — А я тебе говорю — он. — Как это может быть возможно? Ты с ума сошел? Конечно не он… И так далее и тому подобное… Вот такие содержательные беседы я веду сам с собой последние сутки. То ли глюкозы в мозгу не хватает (разумеется, никто здесь и не думает подать мне чаю со сладкими тостами), то ли я свихнулся на нервной почве, то ли то, о чем я думаю, действительно имеет место быть. Я на меткость никогда не жаловался. Никогда! Убиваю наповал с максимально возможного расстояния, без помощи оптики и подставок. Из любого положения тела, хоть вверх ногами. Работа требует. Но чтобы промазать буквально в упор! В такое я поверить наотрез отказываюсь. Так не бывает! Но воспоминания о холодном маленьком колечке под моим пальцем и узеньких плечах без конца терзают меня, обжигая одновременно жаром и холодом, переворачивая все нутро страхом разочарования и… надеждой. Но на что? Если тот, кто уже восемь лет являлся причиной моей загадочной ипохондрии, жив, то как я должен отнестись к этому? Зачем я надеюсь? Зачем пытаюсь почувствовать радость, когда должен чувствовать досаду о дрогнувшей руке? Если бы Рейн однажды вот так восстал бы из могилы, я бы, наверное, остался безразличен. Мои чувства умерли в тот момент, когда я увидел его в объятиях Ино. И после этого он бы уже не мог вымолить у меня прощения. И не смог. Я безжалостно убивал своего возлюбленного, и кровь моя была холодна как лед, потому что предать меня можно только один раз. Последний. Но, вернувшись из мира мертвых, Рейн, убитый с невероятной даже для меня жестокостью, не стал бы мстить. А этот станет. Маленький сбесившийся снурок с ядовитыми зубками. Истекающий кровью, не имеющий шансов на побег, он не смирился, и до конца его взгляд обещал возмездие. Идиотическое и, в то же время, до глубины души трогательное бесстрашие. Вот поэтому я и не мог его забыть. Он никогда не был и не мог бы стать моим, хоть и чувствовал я в нем неутоленный голод привязанности и потребность в любви. Но после Рейна у меня даже мысли не возникло бы взять такого, даже в качестве питомца. Дважды в одну реку не входят, как говорят люди. Ну вот, опять понесло кнобука в степи! Вот что ты сидишь, старый дурак, и мечтаешь, вместо того, как придумать как отсюда свалить? Колечко! Камушек! Да мало ли сброда по всей галактике себе в разные места такие колечки вставляют? И ты бы даже не подумал об этом, если бы не глаза… А что глаза? Если бы он их скосил, сходство было бы полное. Косоглазие — не такой уж страшный дефект. Просто руки, вернее ноги до врача не доходили. А клянусь чем угодно, после общения со мной, лежание на больничной койке было основным видом досуга этого хрупкого мальчика очень долгое время. Нет, в самом деле надо тикать отсюда, пока я не подвинулся умом окончательно, и обдумать все новости в адекватной домашней и, главное, безопасной обстановке. Моя статуэточка не откусит мне пальца, а обозлившийся, жаждущий мести Принц, очень даже может. И пальцем я ещё легко отделаюсь. Для начала мне понадобится какой-нибудь нервный дурак. Принца сразу отметаем, он хоть и нервный, но представляет с кем имеет дело, а значит будет начеку и с устройством контроля в кармане. Ой! Кто там пришел? Неужели мои молитвы услышаны? Да так быстро! *** Решимость Энжи слабела с каждым шагом, и, дойдя до камеры Янарета, он внезапно ощутил себя выжатым, как жмых. Да ещё и саллиец, здоровенный детина, с рыжими, как ракетное пламя, волосами, уставился на него, и рожа его тут же расплылась в солнечной улыбке каннибала. Дверь толстая, а стекло бронированное, но у этого гада такой вид, что пожелай он разогнаться и использовать собственный лоб в качестве тарана, то вынесет и дверь, и косяк, и противоположную стену. В нем не было устрашающей квадратности Вайноса, но ореол властности и силы, спокойный и непреодолимый, не могли бы удержать никакие преграды. И все же… Покончить с этим надо раз и навсегда! Пальцы его дрожали, а с ладоней капал пот, пока он набирал коды доступа. Осталось только достать бластер — и с грозой галактики покончено, а улыбка Принца снова станет счастливой. Батарея загудела, накапливая в конденсаторах заряд, который разворотит грудную клетку Ирзе в мелкие ошметки. И никакое наказание не страшно! Пусть его расчленят и выкинут в отсек для отходов, как труп Элира, Пусть! Пусть! Кисть мгновенно онемела. Бластер грохнулся на пол, и из горла Энжи вырвался вскрик боли. — Я всегда знал, что за тобой надо присматривать, щенок, — Вайнос сказал это своим обычным «квадратным» голосом, без злости, но безапелляционно. — Я верен моему Принцу! — прохрипел Энжи, вися на мастерски вывернутых могучим Вайносом руках. — В этом я не сомневаюсь, — не выпуская лейтенанта, Вайнос наклонился, подобрал упавшее оружие, отключил и сунул себе за ремень брюк. — У тебя с верностью рассудку проблемы. Не больно? Энжи мешком свалился на пол, руки бессильно упали вдоль тела — пройдет не менее четверти часа, прежде чем чувствительность вновь вернется в них. — Не больно, — соврал он, косясь на телохранителя своего хозяина. — Ещё раз позволишь себе своевольничать — у тебя будут крупные неприятности. — Я только хотел, чтобы Принц был доволен! — запальчиво выкрикнул Энжи. — Тогда постарайся никогда не делать того, о чем он тебя не просил, — посоветовал Вайнос. — Коли Ирзе ещё жив, то таков замысел нашего господина, и не наше дело перекраивать его по своему усмотрению, какими бы добрыми ни были наши намерения. Господин — сложный и непредсказуемый человек, но нам стоит принять тот факт, что он знает, что делает, иначе ему было бы не стать тем, кто он есть. — Я от твоей квадратной философии точно с ума сойду, — пожаловался Энжи. — Квадрат — правильная фигура. Сочетание прямых линий с прямыми же углами кажется чересчур простым и скучным, но эта простота не дает запутаться и взять эмоциям верх над логикой. Это вовсе не отменяет возможности развития, просто на данном этапе нам стоит делать только то, что в наших силах, а не кроить мир под себя. Даже самопожертвование должно иметь прочную основу, Энжи. А теперь поднимай задницу и катись в ангар, диспетчер Тебиу давно тебя разыскивает. Энжи, кряхтя, поднялся по стенке, пока Вайнос аккуратно приводил запоры бункера в исходное состояние. Ирзе растянулся на полу и вроде бы уснул. Чтоб тебе всю жизнь секс с собственной прабабушкой снился, мукарский сын! — И как ты дошел до жизни такой? — пропыхтел лейтенант, недружелюбно пихая квадратного мудреца в плечо. — Университетский оклад маловат, чтобы семью прокормить, — криво усмехнулся громила. — Шутишь? Я всегда полагал, что ты даже читаешь с трудом… — Не с трудом, а вдумчиво, в отличие от некоторых… юных ветрогонов без спросу жмущих на кнопки. — Значит, ты у нас профессор. Настоящий? С ученой степенью? — Двумя, — степенно кивнул Вайнос — А какими? — не унимался любопытный Энжи. — Бионических и ксенонетических технологий. Создавал разумных существ с универсальными адаптивными свойствами. Для работы в быстро меняющихся или просто тяжелых атмосферных условиях, типа спутника Месар, планетоида Гридонги, кипящих озер Атонеи, слышал о таких? Страшное место. Даже техника не выдерживает дольше нескольких часов. А мои творения запросто могут работать там месяцами. Только бы еды хватило. — Ого! — Если бы за это «ого» платили пристойно, — вздохнул Вайнос. — Но у нас на Фоборе рабочим на заводе больше платят, чем инженерам. Работа мозга не в цене, при том, что любой инженер может выполнять работу работяги, а наоборот никак быть не может. Сам понимаешь. — А что же ты на завод не пошел? — поинтересовался Энжи, уже совершенно забывший о недавней стычке. — Потому что рабочий — все равно, что скотина. Годами живешь вместе с большой семьей в грязном общем бараке с земляным полом, на который гадят все кому не лень, спишь на матрасе кишащем клопами и личинками мух-звозу, а если я начну описывать жратву, тебя просто вывернет наизнанку. Работаешь с ночи и до ночи в таких же адских условиях и никаких тебе профсоюзов. Спросишь, почему они за свои деньги не улучшат свою жизнь? Спросишь, мальчик проданный собственным отцом? — Нет, — тихо ответил Энжи, который вырос на точно такой же нищей планете и прекрасно представляющий, как исчезают зарплаты их рабочих в кассах питейных заведений. У рабочего немного радостей в жизни и наиболее доступная из них — выпивка. — Вот то-то же, — Вайнос отошел от двери и внимательно поглядел на Энжи. — А теперь довольно болтать, иди в ангары, и чтобы больше я тебя тут не видел, иначе сам лично швырну в клетку к этой ушастой мрази и скажу Принцу, что так и было. — Ладно, не стращай уж, — отмахнулся Энжи и поплелся в сторону лифтов. Бывший профессор бионики Антолло Вайнос с тревогой смотрел ему вслед. *** Ну откуда, откуда взялся этот бычара, не давший глупому мальчику открыть дверь? Я уже было приготовился свернуть эту чудесную шейку и зайти в гости к другому милому глупому мальчику, который решил поиграть со мной в опасные игры. Я не слышал, о чем трепались эти двое, но явственно ощущал досаду и злость юнца даже через толстые стены. Хотя мне его эмоции индифферентны, парнишка мог бы быть полезен только для того, чтобы открыть бункер, а уж что там он чувствует — не мое дело. «А ведь ты всегда так поступаешь!» — с упреком сказал кто-то внутри меня. Я нахмурился. Это что ещё за совесть такая проснулась? Столько лет жили душа в душу и вдруг на тебе! Я её подкармливаю, а она меня попрекать смеет! Зараза. «Сам дурак!» — огрызнулась совесть и затихла, надеюсь, надолго. Интересно, эти задоголовые собираются меня сегодня кормить? Голод — не тетка, придет — не трахнешь. В желудке призывно заурчало, и мысли мои начали было принимать более аппетитный оборот. Коли нет жратвы, так хоть помечтать. Вот только почему у меня снова темнеет в глазах? *** Тусклые желтые лампы на стенах перемигиваются и тревожно жужжат ферезитовыми стержнями накаливания. Из пыльной вентиляционной шахты, забранной частой решеткой, веет холодом и затхлостью. В темных коридорах гуляет эхо лязгающего металла и шорохи тоннельных крыс. То, что я вижу сейчас, совсем не отличается от того, что я видел восемь лет назад. Те же звуки, запахи… Только дикого оглушающего страха больше нет, потому что теперь я палач, а он — моя жертва. Ему некуда бежать и никто, никто не придет к нему на помощь. Пора сломать иллюзию всесильности, которой он окружил себя. Теперь он будет умолять о смерти. А я смогу очистить себя от скверных, иссушающих душу чувств к этому существу. Форменный воротничок давит горло. Я так отвык от грубой казенной одежды, что нестерпимо хочется чесаться. Но только не сейчас. Мои пальцы ласкают гладкую сталь электрода. Такого же, как тот, которым убивали меня. Я полагаю будет справедливо, если он узнает вкус моей боли. Я щедро поделюсь ею с ним. Остается только дождаться, когда он проснется. *** Старый корпус тюрьмы экстремального режима. Да, не нужно особенно напрягать память, чтобы узнать его. Прикольная штука маразм — просыпаешься и думаешь, а как ты сюда попал? Вот только… до маразма мне ещё далеко. Увы… — Как тебе здесь нравится? — спрашивает знакомый голос. С трудом поворачиваю затекшую шею на звук. Помимо моей воли, уголки моих губ ползут в стороны, а все мое существо наполняется таким восторгом, что я едва могу дышать. — Очень нравится, — шепчу я. — Терри!