Сколько дорог нам нужно пройти?

Как известно, «Путеводитель по галактике для путешествующих автостопом» настоятельно рекомендует читателям избегать любви — ради их же собственной безопасности. Артур Дент, некогда опрометчиво пренебрегший ценным советом, сейчас был склонен с ним согласиться. В конце концов, некоторые из обитавших в глубинах галактики разумных рас и вовсе полагали любовь чем-то вроде опасного вируса, способного охватить целые планеты! Однако, в отношении дружбы «Путеводитель» не столь категоричен. Более того, если верить этой полезной книге, путешествия по галактике в тёплой дружеской компании гораздо предпочтительней и веселей одиночных. Всё это так, вот только Хан Нуньен Сингх и дружба — это как вогоны и сонеты Шекспира, то есть, понятия практически несовместимые. Артур и не называл их странные взаимоотношения дружбой. Привыкание — вот какое определение выбрал землянин. Они с Ханом провели вместе уже без малого месяц, и упустили за это время множество возможностей: Хан — возможностей избавиться от неудобного спутника, Артур — сбежать от хладнокровного преступника куда подальше. А упустив эти шансы вернуть свои жизни в привычную колею, мужчины начали привыкать. Артур привык к тому, что на несколько десятков его слов приходится всего пара скупых ответов Хана. Что его спутник по странствиям — человек сдержанный, даже холодный. Что едва заметные ироничные искорки в его глазах, да чуть изогнутый уголок губ — это уже улыбка. Артур смирился с тем, что Хан — в разы сильнее и даже умнее его, что он всегда собран, подтянут, напряжён, что он не любит болтать, но может слушать. И смириться оказалось на удивление просто. Хан привык к тому, что похищенный им человек — общительный, немного суетливый и очень честный. Что он не силён физически и недогадлив, но может проявлять совершеннейшие безрассудство и смелость, когда этого вовсе не ждёшь. Хан, пусть и не без некоторых усилий, примирился с тем, что Артур до ужаса вежлив и дипломатичен, принципиален в любой ситуации и не выносит тишины, заполняя её разговорами ни о чём. Кроме того, Артур Дент был неуклюжим и бестолковым, слабым человеческим созданием, помешанным на чае и полотенцах. И он при каждом удобном случае советовался со своей дурацкой книгой — но и это почему-то можно было терпеть. Привыкание — пожалуй, это было правильное обозначение. Артур научился определять настроение Хана по самым незначительным признакам: вот сейчас лучше не путаться под ногами, а теперь можно даже предложить ему чашку чая (чёрный, крепко заваренный, но без молока) и кое-какую еду. Хотя Хан практически не нуждался в пище и очень мало спал. В свою очередь, Хан, в тех редких случаях, когда ему всё же требовался отдых, мог доверить Артуру управление кораблём, и это было проявлением большого доверия — большего, чем Хан мог от себя ожидать. И всё же, несмотря на непонимание, на абсолютную разность во всём, они уживались вместе. Уходили от погонь и избегали патрулей, добывали себе средства передвижения, не прибегая ко «всяким грязным приёмчикам», как Артур обозначил кражи звездолётов при помощи своего кольца автостопщика, изредка перебрасывались парой спокойных фраз и гораздо чаще — ожесточённо спорили и невыносимо раздражали друг друга. Но всё это вместе почему-то работало, временами очень даже неплохо. Артур и Хан уже привыкли действовать, как одна команда. К примеру, сегодня они засекли шаттл, уверенно опознанный Ханом, как принадлежащий космофлоту Федерации. Чтобы не быть замеченными, они приземлились на мрачноватой, вероятно, малозаселённой планете, а разыгравшаяся сильная буря надёжно скрыла все их сигналы от любых радаров. И всё бы ничего, но каменистое плато, которое Хан выбрал для посадки, видимо, изобиловало скрытыми под слоем вязкой грязи трещинами и разломами. В такой разлом и угодил один из причальных захватов их корабля. Мощности простеньких двигателей не хватало, чтобы вырваться из плена, а искать местных жителей и обращаться к ним за помощью было рискованно. Значит, нужно было справляться самим. Конечно, даже Хан, с его нечеловеческой силой и отменной физической подготовкой, не сумел бы собственноручно сдвинуть с места многотонный звездолёт. Однако они с Артуром могли попытаться сообща немного расшатать толстенную штангу причального захвата, а после двигатели довершили бы дело. Когда мужчины выбрались из корабля, снаружи всё ещё бушевала гроза. Ливень обрушивался на землю сплошной стеной, заглушая все звуки, отрезая плато от остального мира непроницаемой завесой. Тёмные, тяжёлые тучи заволокли небо, лишь изредка вспыхивая отсветами молний. На Хана буйство стихии, кажется, вовсе не произвело впечатления, а вот Артуру становилось откровенно не по себе, когда окружавшие место посадки скалы начинали содрогаться от раскатов грома. Впрочем, выбора у него не было. Они пробирались к злополучному захвату, поскальзываясь и спотыкаясь, а их одежда уже через несколько минут промокла до нитки. Выходя из звездолёта, Артур набросил на голову и плечи незаменимое банное полотенце, но толку от этого было чуть — теперь оно висело на нём мокрой, тяжёлой тряпкой. Хан тоже вымок, его чёлка растрепалась и прилипла ко лбу и он раздражённо фыркал, то и дело откидывая её назад. Он напоминал Артуру сильного, красивого хищника — пантеру или чёрного ягуара, например, — по недосмотру служащих попавшего под дождь и весьма этим недовольного. Сам Артур, очевидно, был похож на плотненького рыжего домашнего кота, выставленного за дверь в непогоду жестокой хозяйкой. Причальный захват, подстроивший им такую подлую диверсию, действительно врезался прямо в неровную, иззубренную расщелину. Он ощутимо дёргался от попыток Хана и Артура расшатать его, но всё равно недостаточно сильно, чтобы освободить корабль. Но они пробовали снова и снова, мокрые, замёрзшие, заляпанные грязью, они дёргали холодную металлическую штангу и пинали её ногами, пока Артур вконец не выдохся. Он опёрся руками о колени, пытаясь отдышаться и восстановить силы, и смотрел на Хана, упорно продолжавшего подпирать захват плечом. Мужчина прикладывал титанические усилия — Артур видел, как напрягаются под мокрой чёрной водолазкой его мышцы, когда он силится сдвинуть застрявшую штангу. Но сам он ни за что не справился бы, поэтому Артур тяжело вздохнул и снова вцепился в треклятую штуковину, удерживающую их на месте. Артур думал о том, как так вышло, что великолепный, непобедимый хищник застрял с мокрым рыжим котом на этой каменистой планете, и не может выбраться. Такие нелепые случайности подходили Артуру — но не Хану. Что вообще заставляет его скрываться и бежать, спасая свою свободу, через две галактики? Проще говоря — что такого натворил Хан, чтобы стать разыскиваемым преступником? — Что ты сделал? — последнюю мысль Артур решился высказать вслух. — Что? — они едва слышали друг друга сквозь шум дождя и раскаты грома. — Я спрашиваю, какое преступление ты совершил? — Артур посильней дёрнул штангу захвата и, поскользнувшись, едва не рухнул в грязь. Хан уставился на него, как обычно прожигая проницательным и надменным взглядом. Вспышки молний делали его глаза серебристо-голубыми. Наконец, он ухмыльнулся, презрительно и немного иронично: — Забавно, что ты только сейчас решил поинтересоваться. Но и Артур умел быть саркастичным, когда нужно, да и упрямства ему было не занимать. Так что автостопщик просто небрежно пожал плечами, прежде чем издевательски заметить: — Да, да, давай опустим твой монолог о моей безответственности и безалаберности, и перейдём сразу к делу! Что ты такого натворил, что стал самым знаменитым бандитом в галактике? Хан окинул собеседника тяжёлым взглядом, не возымевшим, впрочем, должного действия, но всё-таки ответил: — Массовые убийства. И множественные разрушения государственной собственности. Он сообщил это таким невозмутимым тоном, словно говорил что-то вроде: «Моё любимое блюдо — хэмпширский пудинг» или « Я предпочитаю регби крикету», и Артур, разумеется, опешил. Они стояли друг напротив друга, вымокшие и перемазанные грязью, напряжённые и настороженные, и Хан не сводил взгляда с глаз Артура, сейчас казавшихся тёмно-синими из-за грозовой темноты. Через несколько минут землянин всё же сумел взять себя в руки. — Как насчёт каких-нибудь подробностей? — собственный голос показался Артуру каким-то незнакомым и хриплым. Казалось, Хан колебался некоторое время. Но потом, продолжив расшатывать причальный захват, начал рассказывать Артуру свою историю. Он говорил просто и бесстрастно, не драматизируя и не приукрашивая, а Артур слушал, не забывая помогать с этой идиотской штангой. Он не знал, что пугало его больше — привычное спокойное равнодушие Хана или внезапные сильные эмоции, отражавшиеся на его лице в определенные моменты. Да и рассказ сам по себе был неслабым испытанием. Хан рассказывал о себе и своём экипаже, замороженном в криокапсулах на долгие годы. О том, как его, единственного из всех, вернули к жизни, а затем шантажировали, угрожая убить его спящих товарищей, если он не подчинится и не станет разрабатывать для флота Федерации новое вооружение. О том, как он бежал и, уверенный в гибели своей команды, и принялся мстить всем, кого считал виновными в убийстве. Хан рассказал о недолгом заточении на флагмане флота, звездолёте «Энтерпрайз», и о том, как ему удалось уничтожить адмирала Маркуса, виновника всех своих бед, приказавшего использовать торпеды с помещённым в них экипажем для убийства Хана. Наконец, он рассказал, как ему почти удалось вернуть своих людей, но его перехитрили и обыграли капитан и первый помощник «Энтерпрайза», сыграв на его слабости. Затем Хана вновь подвергли заморозке, но, несколько лет спустя, он бежал благодаря оплошности одного из техников, следившего за состоянием криокапсул. Хану вновь пришлось бросить свой экипаж — разморозить их, не нарушив особую технологию, что неминуемо привело бы к их гибели, не представлялось возможным. К тому же, в погоню за ним практически сразу бросились лучшие силы космофлота. Уходя от преследования, Хан случайно угодил во вселенную Артура, и некоторые его враги, несомненно, последовали за ним. К тому времени, как Хан закончил свой рассказ, гроза уже переместилась на восток, и небо над ними прояснилось. Свет тусклого, далёкого солнца вернул их глазам настоящий цвет, Хану — зеленовато-голубой, Артуру — насыщенно-синий. Больше не было нужды повышать голос, чтобы услышать друг друга, как во время бури, так что они просто замолчали, думая каждый о своём. Несомненно, то, что совершил Хан, было чудовищно. Невозможно было отрицать тот факт, что он лишил жизни множество совершенно посторонних и ни в чём не повинных людей. Вот только… Артур и сам пережил ужасное потрясение, став свидетелем разрушения собственной планеты. Бездушные, безмозглые космические чудища, вогоны, не колеблясь ни минуты, уничтожили Землю-1 вместе со всеми её обитателями просто потому, что она мешала какому-то их строительству. И что же? Никто не обвинял их в массовых убийствах, никто в целой галактике, к возмущению Артура, не считал их преступниками. Будь у Артура в тот момент какое-нибудь сверхмощное оружие, способное уничтожить всех вогонов одним махом… Нет, он вряд ли воспользовался бы им, ведь Артур — не Хан. Но он понимал желание нажать на курок. Что, если бы всех его, Артура, близких поместили в торпеды, чтобы использовать, как снаряды для стрельбы? А Хан называл свой экипаж семьёй — единственным подобием семьи, которое он знал. Мог ли Артур Дент, путешественник с Земли, поручиться, что не совершил бы преступления, чтобы спасти дорогих ему людей? Скользкая и холодная штанга причального захвата неожиданно резко дёрнулась, съехав по грязи с удерживающей её расселины. Хан хотел было вернуться на корабль — они и так слишком много времени здесь потеряли, — но спутник схватил его за локоть, принуждая развернуться назад. Несколько минут Артур неуверенно топтался на месте, сжимая и разжимая ладони, как делал всегда, когда волновался и не знал, с чего начать разговор. Потом глубоко вдохнул и поднял голову, цепляя нечитаемый взгляд Хана, чтобы твёрдо сказать: — Я никогда не смогу одобрить то, что ты убил столько людей ради мести. Но я могу понять, почему ты это сделал, Хан. И я не могу с уверенностью утверждать, что сам никогда не поступил бы так же. Артур кивнул сам себе, и Хан медленно кивнул в ответ, принимая его слова. — А теперь, предлагаю вернуться на корабль, пока мы тут пневмонию не схлопотали, — нарочито бодро предложил Артур, силясь разрядить обстановку после прозвучавших откровений. Хан только пренебрежительно фыркнул за его спиной, и Артур усмехнулся этой привычной и понятной реакции: — Ладно, пока я не схлопотал тут пневмонию! Господи, я промок до нитки! Придётся походить в пижаме и халате, пока одежда не высохнет. Интересно, у нас на корабле есть сушилка? Уже на борту, отмывшись и роясь в рюкзаке в поисках второго тёплого носка, Артур услышал, как Хан, сидя за пультом управления и ни к кому вроде бы не обращаясь, негромко проговорил: — Они — мой экипаж, и я всё ещё в ответе за них. Я должен буду вернуться и освободить своих людей, рано или поздно. Если опять проиграю, то меня, скорее всего, не заморозят снова, а убьют, чтобы не рисковать. Как и тех, кто захочет мне помогать. Хан Нуньен Сингх всегда оставался прямолинейным и непоколебимым, и мало считался с чувствами других людей. Но Артур Филипп Дент успел к этому привыкнуть, как и ко многому другому, и откровенность Хана возмущала его меньше, чем явная нелюбовь того к классическому английскому чаю с молоком. Поэтому Артур просто пожал плечами, принимая информацию к сведению, и вернулся к поискам пропавшего носка. Они снова были в космосе, скрывались от преследования, но Артуру казалось, что гроза миновала.