Никогда точно не знаешь, что найдешь, что потеряешь

Куросаки уже пятый день приезжал в посольство на работу, которая оказалась куда тяжелее, чем он ожидал. Убрать само помещение было легче всего, хотя придание полам первоначального блеска и занимало кучу времени. Ичиго подозревал, что такими темпами он запросто освоит профессию поломойки в ее высшей форме. Но сложнее было ухаживать за оружием. Помимо того, что его требовалось протирать и полировать, со второго дня его стали на час отправлять в небольшую кузню, стоявшую в одном из уголков посольского квартала. И там ему приходилось на своей шкуре осваивать сложное мастерство кузнеца. И как грозился тренер, однажды он будет не только раздувать древнего вида меха, но и самостоятельно ковать. Пятый день обещался быть таким же, как и прежние четыре, но ожидания Ичиго не оправдались. В пустом зале его ждал Стефано со странным азартным блеском в глазах. - О, Ичиго, заходи скорее, - поторопил он его, кидая ему защитную одежду, - сегодня у нас будет небольшой урок, для, так сказать, оценки твоих способностей. Тот быстро надел форму и взял из рук мастера две шпаги. Шлема от формы ему, почему-то, не дали. Стефано же, скептически оглядев хватку японца, вырвал у него клинки из рук. - Во-первых, ты абсолютно неверно держишь оружие, а потому и не можешь использовать его потенциал. У каждого клинка есть своя особая хватка, которая позволяет оружию раскрыться в опытных руках и облегчает маневрирование клинка. Самое первое, расслабь запястья. Жестко зафиксировав его, ты лишаешь себя семидесяти процентов маневренности одноручного оружия, а значит, ты уже проиграл. - Но, мастер, я же свободно его держу. - Нет-нет, ты не понимаешь. Запястье мечника, сражающегося легким клинком должно быть подвижным и гибким, ты же парируешь за счет вращения или всей руки или, минимум, локтевой части. В одноручном оружии главное не сила, а ловкость, не прямое противостояние сил, а маневренность и уклонение. - Я не люблю уклоняться от боя, - резко вскинулся Ичиго, и тут же получил сильный удар пониже поясницы широкой частью меча. - Если ты пришел учиться у кого-то тому, чего ты не умеешь, то ты должен заткнуть свои «я могу», «я хочу», «я люблю» куда подальше и поглубже и слушать и запоминать то, что тебе говорят. А вот когда освоишь то, чему пытаются научить твою пустую головешку, тогда сможешь изменить изученный стиль под себя и свои могу, хочу и люблю. Вопросы? - Простите, мастер, вопросов нет, - Ичиго, которого впервые отчитывали таким спокойным тоном, было нестерпимо стыдно за недавнюю вспышку. И впрямь, он пошел изучать нечто принципиально для себя новое, а со своими замечаниями лезет. - Тогда переходим к уроку. - Стефано довольно улыбался, глядя на ученика, которым, он был уверен, однажды будет гордиться. Если, конечно, тот сумеет изменить некоторые черты своего характера. Впрочем, он и не таких перевоспитывал, труд, труд и еще раз труд вкупе с наказаниями очень позитивно влияют на становление характера молодых людей. Думая так, он вытащил из кармана широкую черную ленту и с ехидной улыбкой подошел к парню. - Эм, мастер, а это зачем? - Кто-то только что сказал, что у него нет вопросов. Свой шанс ты упустил, а потому теперь делаешь то, что тебе говорят. Быстро повернулся. Куросаки заткнулся и дал завязать себе глаза. Ткань была невероятно плотной, так что ни частицы света из ярко освещенного зала не проникало под повязку. Сильно затянув ленту на затылке Ичиго, мастер раскрутил его и отошел в сторону. - А теперь ты будешь пытаться отбить мои удары. Зрение тебе, привыкшему к длинному мечу, сейчас только мешает. Прислушайся к себе, отдайся своим инстинктам. Почувствуй атаку. Голос Стефано раздавался с разных сторон. Казалось, что тот перемещается с помощью шумпо или сонидо, настолько быстро менялось место, из которого слышался его голос. Движений же не было слышно. Как и взмахов меча. А потому и первый, и второй удары учебного тупого меча Ичиго пропустил. Собственно, как и десятый, и двадцатый. - Что это за стойка согбенной старушки? Спина прямая, ноги прямые, мышцы расслаблены. Ты чего напрягся, как будто рожать собрался? Родов нет? Так расслабься! Каждая фраза сопровождалась ударами в указанную часть. - Ты чего свои руки напряг? Не реслингом занимаешься. И кому про запястья говорил? Со слухом проблемы? Так проверься, вдруг помогут. Куда опять сгибаешься? Удары летели в со всех сторон. И силу мастер особенно не снижал. Нет, со всей силы он не бил, но то, что он будет весь в синяках, сомнений не вызывало. Ичиго казалось, что его избивают уже невероятно долго, но когда с него сняли повязку, оказалось, что прошло всего сорок минут. Все тело ныло, и казалось, не было ни единого мускула, который бы не болел в его теле. - Плохо, Куросаки. Я надеялся, что ты сможешь отразить хоть один удар за сегодня, все же интуиция у тебя очень неплохая. Но, как и подавляющее большинство людей, ты слишком полагаешься на зрение. Лиши тебя его, и ты стал абсолютно беспомощен, такое никуда не годится. Что ж, будем тренировать. А, и кстати, видишь во-он ту палку? – он указал на толстый, но гибкий бамбуковый прут, стоявший возле стены. - Да, вижу, - Куросаки с опаской смотрел в сторону предмета, не внушавшего доверия. - Это хорошо. Так вот, с помощью него мы будем исправлять твою кривую осанку и привычку раскорячиваться, беря в руки оружие. Удары будут сильные, но вреда не несущие. Так что, студент, готовься. - Он похлопал его по плечу и вышел из зала, оставляя того наедине со своей работой. С тех пор каждый день сперва по сорок минут, потом по часу, мастер избивал его, завязывая глаза. Через неделю Ичиго смог впервые отразить удар. Чувствовать направление удара он смог уже на четвертый день, но его привычка размахивать Зангецу еще несколько дней работала против него. Зато, когда во вторые выходные он пришел на занятия с группой и его поставили в пару с уже не первый год занимавшимся учеником, он пропустил всего один удар. Сразу после поединка Ичиго позволил себе расслабиться и порадоваться своим успехам, но вид мастера, шедшего к нему с крайне радостной улыбкой, смыл все хорошее настроение. Стефано оказался очень похож на Ичимару Гина, так как довольная улыбка на его лице была лишь тогда, когда он задумывал очередную гадость ближнему своему. Чутье Куросаки не подвело, так как из группы новичков его перевели в продвинутую группу и сделали там чем-то вроде груши для битья. Как показала дальнейшая жизнь, такие ученики, заслужившие пристальное внимание мастера, порой возникали в этой секции, но, не выдержав давления, сдавались и уходили. Куросаки же сдаваться не хотел. Первые два месяца в секции он ходил, напоминая собой леопарда экзотической расцветки. Синяки всех оттенков синего, желтого, зеленого и красного украшали, казалось, каждый сантиметр его кожи. Исключением были лицо, шея, кисти и запястья рук, удары по которым могли сломать хрупкие кости. И это не считая того, что на занятиях танцами его постоянно било пусть и слабым, но током. Но самым многострадальным местом на его теле была спина. Мастер проел Ичиго плешь своими требованиями соблюдать осанку. И каждое замечание сопровождал удар той самой волшебной палочкой по хребтине. При таком заботливом подходе через два месяца Ичиго почти перестал сутулиться, хотя и не полностью. Как все говорили, главное для новичка пережить первые два месяца. Но ни те, кто так говорил, ни Ичиго не знали, что то, что было в первые месяцы будет лишь цветочками. Или, скорее, бутонами.