***
Звенящая ночь сдавила грудь Хидана, и мужчина очнулся от приятного сна, выстроенного от, наверно, самого яркого воспоминания из последних лет. Он ещё ощущал призрачный аромат её тёмных волос, испаряющийся из комнаты под натиском ночной мглы — темнота вытесняла тепло присутствия Хинаты, заменяя её холодом и неприятным давлением на грудь. Хидан приподнялся с жёсткого матраса — Мизуки лежала на его груди, закинув ноги на плечи отца и прижавшись почти наполненным подгузником к острому подбородку мужчины. Это не тепло Хинаты, к несчастью. И запах всё-таки не её. Сон исказил реальность и подмял её под желания Пса. В тёмной комнате почти ничего не видно, потому и мысли путались, теряя свою верную ориентацию в желаниях и мыслях. Собрать бы всё по крупицам и завязать в тугой узел здравого смысла, сделав верные выводы, да слишком темно было, и ребёнок на Хидане тяжёлый для глубокого отрезвляющего вздоха. Он аккуратно приподнял худое до чрезмерно твёрдых, напряжённых детских мышц тело и скатил его на широкую кровать. Мизуки всхлипнула во сне, всхлестнув руками, и умолкла. — Страхолюдина, — с досадой качнул головой Хидан, глянув на девочку. В сумраке лицо девочки исказилось до неузнаваемости. — И в кого она такая стрёмная? Подмяв под собой матрас, Хидан встал с кровати и потянулся, похрустывая пальцами, плотно сжатыми в кулак. Ступил в темноте к двери, шлёпая босыми стопами по полу, и вышел в холодную гостиную, где воздух пропитался зловонным дыханием пьяных Кисаме с Хаширамой, уснувших в кресле и на диване. Хорошо они обсудили детали поиска, что одной бутылкой не ограничились. Хаширама сорвался на третьем выпитом мужчинами стакане. Старший Сенджу перепил всех и храпел громче всех. Хидан качнул головой, иронично подняв брови и отмахнув от своего носа въедливый смрад. «Завтра их ожидает весёлое утро». — Куда идёшь? Из мрака выполз Тобирама: растрёпанный, в мятой футболке, замотанный в шерстяной плед, брошенный ему на пол со щедрого плеча опьяневшего Кисаме. — Отлить иду, — шёпотом ответил Хидан, чтобы не разбудить остальных надоед. — Стоять, — приказал Сенджу, едва разлепив глаза после сна. — Я с тобой. — Спасибо за предложение, но сам стряхну хер. Твоя помощь мне не нужна. — Помалкивай иди. Что Хидана смущало больше всего — он шёл в туалет вместе с малознакомым неприятным мужиком. Или осознание того, что у него в руке пистолет? Пёс задумчиво изучал светлый потолок. Так-то он тоже исключительно в белье — мужики наравне, но ютиться в одной узкой комнате даже для одного, окружив унитаз… Хидан пережил многое за свою жизнь, а вот с легавым даже близко не ссал. — Ебануто выглядим со стороны, — признал он вслух, широко зевнув. — Да похуй, — буркнул Тобирама, и был прав. — Чего за мной таскаешься? Дофига жизней? — Работа у меня такая — за ублюдками следить, чтобы они понесли своё наказание. — Уф, пафосом разит… А нет. Это перегар, — язвительно заметил Хидан, возвращаясь к комнате. — Я не пьян, в отличие от офицера. Поэтому я, — Тобирама сделал паузу, указав на свои красные глаза, с опухшими от недосыпа веками, — слежу за тобой с особым вниманием, Рюу. И шагу без моего ведома не сделаешь. — Ой, бля, страшно так… — Спокойной ночи тебе и девочке. Милое дитя… к слову о ней. — Тобирама скрестил руки на груди. — Ребёнок твой и Хьюга, верно? — Да. И? Повисла тихая пауза, и в кресле заворочался Хаширама. — Спокойной вам ночи. И сел напротив двери в комнату Хидана, укутавшись в прокуренный плед. Его взгляд в темноте был пронзительным, внимательным, сияющим — Хидану хотелось их выколоть и лишить Тобираму возможности видеть его. Сейчас он понимал ненависть своей матери к его глазам — они действительно ужасны. — Долго будешь пялиться на меня? — Постараюсь всю ночь не отводить с твоей двери взгляда. Хидан больше не смог уснуть. Слова Тобирамы стальными гвоздями вколотились в голову — раны под ними кровоточили, и от гудящей боли мужчина не мог закрыть глаза, не думая о том пронзительном взгляде, от которого его ограждала только тонкая дверь. Хидан чувствовал его внимание на себе: колючее, до зудящих волдырей. Так и лежал, пялясь в скучную светлую поверхность двери, и Тобирама его тоже чувствовал. — Ино-Хуино! — взорвал дом своим криком Хидан, выйдя из комнаты. — Мизу обоссалась, пока что не обосралась, и очень голодна! Напротив него в неизменной позе на полу сидел Тобирама. Осуждающе покачав головой, мужчина высвободился из пледа и закрутил в руках наручники. — Что думаешь, раз сели на один горшок, то сразу побратались? — скривился Хидан и отклонил торс назад. — Ты раздражаешь меня не меньше, но работа — есть работа. Отдавай девочку… Ино спустилась на крик, ещё не успев нормально проснуться. Зачем она вообще спустилась? Ответил бы кто-нибудь на её вопрос. Скорее жаль бедного, никому ненужного ребёнка. — Теперь ты будешь беспрекословно следовать за мной, — предупредил Тобирама, связав себя и Хидана наручниками. — Видела бы тебя сейчас Хината, — шёпотом выплюнула Ино, забрав Мизуки. Хотела сдержать в себе, да не смогла. Она презирала Хидана. — Так для неё стараюсь! — возмутился в ответ Хидан, но голос его дрогнул в растерянности. Девушке было смешно слышать такие оправдания. Хинаты, может, и в живых уже нет, а он портил всем жизнь своими попытками вернуть мертвеца. Ещё и без счастливого финала для себя — продался полиции. В общей суматохе Тобирама выделялся своим усердным молчанием. Не как Сасори, который с рождения был соткан из тишины, постепенно накапливающей в себе знания, а именно вымученным, занятым молчанием. Хидана раздражал стук ручки Сенджу о лист блокнота. Тобирама писал, чиркал, потом застывал ненадолго, блуждая взглядом по торопливому чертежу, и, переворачивая лист, тихо ругался так же грязно, как Хидан. И так по цепочке. — Хватит дёргать мою руку. Уже кисть болит. — Хидан не заметил, как тоже стал наблюдать за построением суматошных линий на клетчатой бумаге. — Чем ты занимаешься? — обратил внимание на брата Хаширама. — Каракули рисует, придурок, — с оскалом ответил Хидан, преследуя взглядом движение руки, сжимающей шариковую ручку. После его слов, Тобирама остановился, украдкой глянув на посиневшую, отдавленную металлическими оковами кисть Пса, и сдержанно опустил руку на диванчик, позволяя отдохнуть мужчине. — Пытаюсь построить план, по которому нам будет безопасно действовать. — План? — переспросил Хидан и вновь заглянул в блокнот. — Будем действовать по каракулям? — Заткнись! — Ау, яйцо зачесалось, — буркнул Хидан и потянулся левой рукой к резинке пижамных брюк. К его удивлению, Тобирама терпеливо ждал, пока Пёс начешет свои гениталии, но взгляд его в этот момент был слишком вымученным. — Загвоздка в этих парнях, — обратился он к Хашираме, когда Хидан вынул руку из штанин. — Есть вероятность, что Учиха и Хьюга находятся не в Японии. — Почему ты в этом так уверен? — Если Мадара и вправду жив, — от голоса его веяло недоверием, — то ему ещё сложнее пересечь границу. — Вот чепуха! — вклинился в разговор братьев Кисаме. — Сами говорили, что у него власти больше, чем у полиции. — По документам Учиха Мадара умер десять лет назад от рака лёгких четвертой стадии с метастазами в сердце. Документы, присланные с места его службы, откуда он так и не вернулся, — это всё, чем подтверждена его смерть. На наш запрос о транспортировке останков на родину мы с Тобирамой так и не дождались ответа. — Ты не дождался… — Из всей его семьи, в живых остался только племянник — Учиха Итачи. Бывший полицейский, влезший в долги из-за болезни младшего брата — Саске. В дальнейшем… — Достаточно, — оборвал Кисаме поток заученного наизусть досье. Он и сам знает все подробности. Даже, наверное, больше, чем они. — Итачи — племянник крутой шишки? — Хидан сощурился. — Теперь понятно, откуда этот апломб всевластия у него. — Раз он пропал, то стоит искать его у Мадары. А за пределы страны Мадара не рискнёт вылететь — ему на руку, если его считают погибшим, — забывшись, бормотал Хаширама, потирая пальцами острый подбородок. — Так, а Хината? — казалось, Хидан пропустил мимо ушей весь разговор и волновало его только одно. — Оу, — услышав о ней, Хаширама оживился и пролистнул страницы блокнота. — Пока вы с лживыми именами играли в добропорядочных граждан, мы с братом и ныне покойным Узумаки, — назвав его имя, Хаширама очень тяжело вздохнул, — провели большое расследование. Многие документы, касающиеся этого дела, были уничтожены Какузу, но это не помешало нам найти связь между скромной девушкой из глубинки и живым мертвецом, занимающимся преступной деятельностью. Хотя, о чём я говорю. Вы же все знаете о судьбе Хьюга… — Конечно, — Хидан так уверенно заявил об этом, пожав плечами, что Хаширама поверил ему и захлопнул блокнот. — Она — сирота, а брат у неё ещё тот еблан. Выждав немного времени, ожидая продолжения, Сенджу оба уставилась на Хидана, возмущённо вскрикнув: — И это всё?! — Да. Остальное меня не волнует. У каждого скрыт скелет в шкафу. Чему удивляться? — Или два, — разочарованно выдохнул Хаширама, вновь листая страницы блокнота. — А там и до десятка скелетов недалеко, да, Рюу? — Хватит называть меня этим хуесосным именем! Хидан, мразь. Меня зовут — Хидан! — Итак, тринадцать лет назад семья Хьюга была убита в собственном доме. Отец — Хиаши Хьюга, тридцати семи лет, был обнаружен за столом с огнестрельным ранением в голову. В упор. Его жена, тридцати четырёх лет — два выстрела в грудь. Старшая дочь обнаружена уже мёртвой, с явными следами борьбы. Её застрелили в упор уже в метре от стола, за которым сидела вся семья. Из всей семьи: одного мужчины, женщины, двух дочерей и домашнего пса, выжила только младшая из дочерей. Тела обнаружены спустя двое суток после смерти — уже начался процесс разложения. Десятилетняя Хината всё это время находилась с родными, питаясь остатками со стола. Ни ран, ни ссадин на её теле обнаружено не было. Проведён допрос, после которого её единственному оставшемуся в живых опекуну — дяде Хизаши Хьюга — на руки было выдано заключение судмедэкспертов о посттравматическом синдроме ребёнка. Однако никаких признаков депрессии у неё замечено в дальнейшем не было, после передачи её в семью брату-близнецу отца. Там она воспитывалась до вступления в университет; после обучения девушка вернулась в родной город, проживала в доме погибших родителей и не имела никаких проблем с законом, до исчезновения два года назад. Её коллеги описывают Хьюга, как отзывчивого, скромного и очень доброго человека. — Бедный мышонок. Такая беззащитная, сильная, — пожалел Хинату Кисаме, разминая кулаки. — Кто убил родителей? — Неизвестно. Расследованием занимался Какузу, поэтому правды мы уже вряд ли добьёмся у него. Но есть зацепка, — Сенджу щёлкнул пальцами и указал на Хидана. — Какузу, Хиаши и Хизаши служили вместе с Мадарой. Насколько известно, Какузу с Хиаши связывала тесная дружба, а Хизаши искренне верит в смерть Мадары, и нет никаких доказательств его нынешней связи с Учиха. — Хината точно не связана с Мадарой, — Хидан отрицал эту мысль. — Всё спланировал Какузу — скрутите ему яйца, и он всё выдаст. Хината — обычная баба, даже не подозревающая до недавнего времени о делишках отца. Но в стенах её дома кое-что хранилось, и это нужно было Какузу-мрази. Вот и послал меня к ней. — Убить? — Нет. В монополию поиграть. — Хидан плотно сжал губы, сморщив подбородок, и мотнул головой. — Но она оказалась такой сладкой, милой… В общем, Какузу был недоволен и пытался избавиться от обоих. Вас волнует, почему я такой живучий? Хината влила в меня столь мерзкую жидкость, что я познал истинную агонию, после которой смерть показалась манной небесной. Если я правильно понял, эту горькую дрянь Мадара считал своей собственностью. — Ты согласен сдать анализы в нашей лаборатории? — оживился Хаширама. Услышав предложение, Хидан засомневался и растерянно глянул на нервничавшего Кисаме. Хошигаки прикусил свои грубые, крупные губы до крови, слушая рассказы, и тоже долго всматривался в лицо Хидана, пытаясь найти верное решение в этот раз без подсказок Итачи. К его сжатым кулакам прикоснулась пухлая и холодная ладонь Мизуки, выведя мужчину из транса, и мечник вздрогнул от неожиданности. Накрыв круглую кисть своей ладонью, Кисаме решительно ответил за Хидана: — Нет! И это даже не обсуждается. Хината отдала эту силу Хидану осмысленно и добровольно, а значит, это не наше дело. — Нет, ты меня не понял, Кисаме. Хината — подозреваемый в соучастии массовых убийств, поэтому всё, что касается этого дела — это в нашей компетенции. Кисаме рассмеялся, откинувшись на спинку дивана. Смеялся так жеманно, неискренне, что напряжённые губы цеплялись за острые концы зубов, и между ними красной пеленой растянулась кровь. Наблюдая за Хошигаки, Ино почувствовала, как к пустоте её души возложили огромный валун льда, и от звука болезненного, но сильного смеха он начинал таять и переполнял ознобом всё хрупкое тело девушки. Ведь с болью он зубы скалил не из-за неё… — Можно тебя на минуту? — призвал Кисаме старшего Сенджу, и Хаширама настороженно наклонился. Мясистые, сильные пальцы впились в его напряжённую шею, и Кисаме притянул Хашираму близко к себе. Тобирама желал заступиться за брата, но был прикован к Хидану, готовому сломать ему все кости за каждое неверное движение — об этом говорил красноречивый взгляд красных глаз и сжимающаяся до хруста пальцев рука Хидана. — Попробуйте только разрыть яму для Хинаты — мы вас в ней и закопаем, — прошептал на ухо Кисаме. С последними словами на ушную раковину Хаширамы брызнули розовые капли крови, растворившиеся в слюне мечника. В доме с появлением полицейских витал страх, но в то же время растимое ужасом у всех появилось новое чувство — решимость. Ино слышала Кисаме; её руки были готовы выхватить девочку за считанные секунды без раздумий, а в голубых глазах Дейдары тёмно-синими бутонами расцветала угроза. Брат стоял прямо за её спиной. Рывок — взрыв — конец — у беловолосого приютского аристократа не было другого сценария. Но это была крайняя мера, ведь в тени за ситуацией наблюдал Сасори, и нити его были наготове, пронизывая весь дом паутинной ловушкой. — Я понял. — Мой план обрывается на одном и том же, и никак не получается заполнить эту дыру, — признался Тобирама, словно ничего не произошло. — Все наши передвижения ограничены территорией Японии. По фальшивым документам вас никто не выпустит из страны. Служба безопасности работает на славу. Да и нам не по карману подобные перелёты… — Вы ещё и нищеброды? — съязвил Хидан. — На хлеб с маслом хватает. Не жалуюсь. — Об этом не волнуйся. Знаю я человека, который нам поможет в деле по доброй воле, либо нет. Карие глаза Хаширамы таинственно блеснули, и губы растянулись в широкой, сдержанной улыбке. — Нас в тюрягу не загребут? — Кисаме готов был вновь с угрозой схватить его за горло. — Что? Нет, конечно. Чтобы безнаказанно нарушать закон, надо для начала хорошо знать его изнутри. А я знаю законы, а также тех, кто их здорово обходит. — Я устала быть сиделкой, — плакалась Ино брату, когда консилиум окончился. Мизуки не хотела есть — выплёвывала всё содержимое, и неприятная бурая жижа текла по подбородку на стол и милую голубую футболку девушки. Сделав глубокий вдох на грани истерики, Ино нервно вытерла её губы салфеткой. — Да брось ты это дело. Кто наплодил, тот пусть и расхлёбывает, — отмахнулся Дейдара, искоса глянув на ребёнка. Парень щёлкал крышкой бензиновой зажигалки, не разжигая пламени. В какой-то момент ему и самому надоело нудное пощёлкивание. — Бесит, — брызнул он тихо, подавшись к столу и сжав руки в кулаки. — Меня тоже она бесит… — Да нет. Я про этих со значками, — Дейдара махнул в сторону гостиной. — Важные ублюдки. Не нравится это мне. — Нервничаешь без повода. У тебя единственного рыло в пуху. — Плохое у меня предчувствие. Если что-нибудь всё-таки произойдёт — бросай всех и беги. Незачем ради кого-то рисковать свободой. Ино не удивилась этому совету. Другого от Дейдары она не ждала: бежать, не думая ни о ком. Лишь только собственная жизнь имеет ценность. — Я не могу решиться бросить чужого ребёнка, чтобы освободиться от бремени, а ты просишь бросить тебя. — Тогда не отставай, если я побегу. Оглядываться точно не стану. Он говорил серьёзно. Глаза парня стали синими на одно мгновение, и светлые брови сдвинулись к переносице до глубоких резких морщинок на лице. Он мог вскочить на ноги и побежать прямо в это мгновение — столько решимости на лице. — Ребят, а где у вас кофе? — не вовремя объявился Хаширама, и напряжённая атмосфера стала только накаляться. — У нас столько кофе, что открывайте любую из дверец — не промахнётесь, — поспешила ответить Ино, чтобы её взрывоопасный братец не ляпнул лишнего. Хаширама открыл пару шкафчиков и смутился. Куда не загляни, у каждого из жильцов по заначке спиртного и сигарет. По брендовым бутылкам можно было смело предсказывать обладателя отдельного шкафчика на кухне. — Немного не то, — прокашлялся он, звякнув стеклом, — но кофе тут действительно имеется. Я возьму? — Бери, — недовольно пробурчал Дейдара, отвернувшись. — Это шкаф Итачи. Ему сейчас не до кофе. — Это точно… — А вот чашку с акулой брать не советую! — прикрикнул парень, когда мужчина вытянул её из груды мытой посуды. — И с ядерным взрывом тоже. Красная — Хидана, розовая — кукольника, а вон та, с символикой и логотипом нашего ресторана — тоже Итачи. Её и бери. — Возьмите мою, со свинкой, — любезно предложила Ино. — Со свинкой? — Хаширама иронично улыбнулся, заваривая кофе. — Такая красивая леди и любит столь необычные вещи. В ответ на его притворство Ино грустно улыбнулась. Страшная кружка досталась ей с распродажи по остаточному принципу, но легенда Хаширамы прозвучала привлекательнее. — Шлюха, — зло процедил Дейдара одними губами, сгорая от ревности. Ино схватила со стола вилку и воткнула её в стол так близко от ладони брата, что он ощутил кожей холод металла, постепенно нагревающегося от злости девушки. — У ребёнка текут слюни, — снова отвлёк их Сенджу, наклонившись. — Боже, Мизуки! Отвратительно! — воскликнула Ино и стала вытирать лицо девочки, растирая его грубым полотенцем докрасна. — Как я устала от тебя! Не могу больше… — Наймите няню, — бросил Хаширама и ушёл, прихватив кружки с кофе. — Няню? — Да, он говорил о ней, — не вдохновился Дейдара. Все его мысли были о том, что в миллиметре от мизинца из стола торчала изогнутая в гневе вилка. — Слушай меня, — резко переменилась в лице девушка и на её уставшем лице просияла надежда. — Иди к своим и уговори этот сброд нанять няню! — С чего это вдруг? Тебе надо — ты и иди. — Никто и слушать меня не станет. Никому дела нет до меня и Мизуки. — Что мне с этого будет? — Если ты этого не сделаешь, я воткну вилку в твой маленький хер, — прошептала она, прикрыв ребёнку уши. — Ма… маленький?! — И побольше видала, братец, — с особой горячностью она произнесла последние слова. Если бы слова имели телесное воплощение, то сожгли бы Дейдару, оставив только горстку пепла, но и без того болезненно кольнули. — Кисаме, у меня к тебе дело на миллион! — окликнул Дейдара мечника, проверяющего звонки на мобильном Итачи. — Иди куда подальше со своими бесполезными предложениями. — Нет, я серьёзно. Подняв голову, Кисаме протяжно выдохнул, надув щёки, и обернулся к парню. Его поднятые вверх брови говорили не только о внимании, но и об угрозе в случае провала. — Няню найми. — Зачем тебе няня? Ты уже большой мальчик, вроде. — Девочке нужна няня. Ино уже на пределе. — Ино — женщина. Ни за что не поверю, что женщина не может справиться с одним ребёнком. У них в крови забота о них. — Великовозрастный, узколобый дебил. — Не спорю… Хорошо. Дам объявление, но сейчас не до этого. Посторонний человек будет только мешаться в доме. — Конечно. Здесь же только мы одни. Никого из посторонних в доме ведь больше нет! — прикрикнул Дейдара, раскинув руки. — Она угрожала тебе? — шёпотом спросил Кисаме. Он прекрасно знал ядовитый стержень Ино. — Пыталась вилкой заколоть. — Я понял тебя. Зови Сасори, мне нужны его мозги, чтобы написать объявление. И сели безработные наёмники объявление в местные газеты писать о найме няни. Да не без проблем: впервые мужчины столкнулись с подобными потребностями и о нелёгкой профессии почти ничего не знали. — Какие у нас будут требования? — спросил всех присутствующих Кисаме, нависнув над полупустым листом бумаги с кривым, размашистым почерком. — Для годовалого ребёнка требуется няня на полный день. Желательно, женщина тактичная, не требующая к себе внимания, — сквозь зубы диктовала ему Ино, вспоминая о знакомстве с бывшей свекровью, которая именно такой личностью и была. — Молодая, привлекательная, — подхватил Дейдара. — Умная, тихая, — даже Сасори не остался в стороне. — И чтобы харчи были съедобными, а то скоро взвою, давясь заварной лапшой! — Хидан кричал так громко, что Сенджу пришлось вмешаться. Снова. — Вы ищите няню для ребёнка или пишите на сайт для знакомств? Объявление должно быть коротким, но ёмким, содержать в себе основные требования к работе, не касающихся её внешности, — умничал Тобирама, по-прежнему прикованный наручниками к Хидану. — С размером бюста не меньше D, светлоглазая брюнетка, — бормотал Кисаме, дописывая объявление. Его нашёптывания раздавались слишком громко в тишине, и мечник звонким ударом поставил точку. — Что ты говорил? Тобираме больше нечего было ответить. Перед ним не люди — а голодные шакалы. — Как внешность не главное? Набегут «крокодилы», а нам смотри на их ёбла каждый день. — Бедняге же придётся смотреть на ваши рожи — это уже тянет на ежемесячную премию за моральный ущерб. Нельзя с вами красивых женщин поселять: либо изнасилуете толпой, либо убьёте. — Мы что, изверги по-твоему? Вон, — Кисаме указал на Ино, — она же живёт. — Дай мне, — зло прорычал Тобираме, покачав головой. — Сделаю вам одолжение и напишу всё сам. Бесплатно. — Уродина будет, — шикнул Дейдара, по-детски надув губы. — Это в лучшем случае.***
Выжившего против всех законов физиологии Какузу поместили в психиатрическую лечебницу, где лишённому внутреннего «я» мужчине пытались вернуть память и рассудок. Пациентом он был мирным: мог часами сидеть за столом практически без движения, но координация конечностей была в норме — чуть замедленной, ленивой, но Какузу справлялся со всеми каждодневными обязанностями сам без особого труда. Мужчина ел, пил, гулял по аллее за зданием больницы — жил, а не существовал благодаря чужой помощи, не смотря на огнестрельное ранение в голову, о котором теперь напоминал только шрам, теряющийся на фоне остальных. После того выстрела Какузу забыл всё и потерял голос: не мычал и не стонал во время неприятных процедур, как другие немые пациенты. Странным его считали: уже не Какузу, но и безмозглым «овощем» назвать язык не поворачивался. Лечебница находилась в черте города на самой окраине. Место было тихое, только птицы в тёплое время года напоминали обитателям своим пением, что они до сих пор в реальности, а не потонули в тишине и забвении. Пейзаж простенький, до серо-коричневых ниток, которыми вышиты деревья и старые кирпичные здания на полотнах неба и усеянных молодой травой земле. Здание внешне выглядело уютно, если не брать в расчёт тот факта, что внутри медленно и хаотично разгуливали люди с психическими отклонениями, а в некоторых кабинетах под лампами блестели плохо накрытые инструменты. — Я бы тут жил, — присвистнул Кисаме, когда старенький Ниссан подъехал к охраняемым высоким воротам, поверху которой были протянуты мотки колючей проволоки. — Так ты почти так же и живёшь. Больных только рядом на порядок меньше. Охранник хмуро вышел из небольшой будки, явно сдерживая зевок — его выдавали напряжённые скулы и проблеск слёз в узких глазах. Чтобы перед их автомобилем открыли ворота, Хашираме достаточно было показать своё удостоверение. Мужчина даже не оглядел салон и без лишних вопросов впустил посетителей, а сам вернулся в не очень удобный стул перед монитором ноутбука и чашкой крепкого кофе. — Рюу, надень бейсболку и не снимай, пока мы не закончим, — приказал Хаширама, расстёгивая наручники. — Зачем? — В нашем городе тебя многие запомнили из местных криминальных сводок. Не стоит рисковать, тем более твоя внешность такая… — Потрясающая, да? — самодовольно оскалился Хидан, натянув на голову кепку. — И вы от нас не отходите ни на шаг. Всё понятно? — Да без вопросов. Дайте только начальника повидать, а то последний раз видел его с пулей во лбу. Приятный, но не самый улыбчивый персонал у этого места. Слишком спокойные, будто сами под препаратами, которыми пичкают буйных пациентов, с пустым, усталым взглядом. Особенно санитарки — безликие, смиренные, без былой человеческой теплоты, хотя одна девчушка привлекла внимание Кисаме: высокая, худенькая до такой степени, что растворялась в своём белом халате на фоне светлых стен, и только длинная коса русых волос очерчивала изгиб её прямой спины. Красивая, с простым, но острым лицом и очень длинной шеей. Её большие карие глаза столкнулись с заинтересованным взглядом мечника, и оба застыли. Медсестра отложила заполняемые бумаги в сторону, будто ожидая вопроса, но Кисаме молчал. Неожиданно резко вздохнув, он поторопился нагнать полицейских. Пообещал ведь себе, что завязал с женщинами, а сам подсознательно цеплялся за каждый привлекательный образ. В отдельном кабинете с настежь распахнутым окном никого не было, когда санитар завёл в него гостей. Квадратный стол, да два складных шатких стула друг напротив друга — Сенджу привыкли к такой обстановке при постоянных допросах, а Кисаме и Хидану было некомфортно в такой атмосфере. После недолгого ожидания в кабинет ввели Какузу. Выглядел он бодрым и отдохнувшим, и даже цвет лица, казалось, приобрёл более ровный и тёмный загар, но всё равно движения его были заметно рассеянными. Усадили его лицом к Хашираме, а Какузу и глазом комнату не обвёл. Кисаме с Хиданом распирало от любопытства. Шрам на голове они заметили сразу. От присутствия воскресшего начальника прошибал озноб. — Здравствуй, Какузу, — начал Сенджу, когда персонал лечебницы оставил их одних. — Помнишь меня? Мы вместе работали. С пару секунд Какузу без интереса всматривался в лицо Хаширамы, вяло качнув головой после — не помнит. — А меня? — сквозь смех спросил Кисаме, нагнувшись, чтобы попасть в поле зрения Какузу. — Меня-то точно должен помнить. Ты же мне денег должен! — А меня, сучечка моя? Скучал по твоей заднице. — Сучечка, — повторил за Хиданом Кисаме, посмеявшись. Тобирама тоже едва сдержал усмешку. — Хватит вам! Мы здесь по делу, а вы вновь цирк устраиваете! Зелёные глаза Какузу после всей его истории со столь печальным концом не выглядели тусклыми и бездушными, как у всего медицинского персонала и других пациентов, встреченных по пути. Он не отвечал на задаваемые вопросы, изредка только передёргивая плечами и головой, не смотрел ни в чью сторону, кроме старшего офицера. Вопросы звучали те же, что и в прошлый раз: Хината Хьюга, Мадара Учиха, расспросы о том самом роковом дне. Не добившись вразумительных ответов, Хаширама добавил ещё пары вводных вопросов: кто он? Как зовут? Женат ли? Должность? Снова никаких результатов, только молчание. Даже попытки произнести хоть звук. — Не верю я, что он действительно забыл всё, — зашептал на ухо мечнику Хидан. — И я. До завидного выглядит бодрым и самоуверенным. Пытается уйти от ответственности. Дверная ручка со скрипом провернулась, и внутрь вошла миловидная медсестра, замерев на пороге при виде посторонних. В ярком освещении комнаты её волосы наполнились ярким солнечным светом, как пожелтевшие поля пшеницы. Кисаме снова забылся в её красоте, не отводя от неё глаз, пока девушка отдавала историю болезнь Хашираме. Хидан уловил дрожание губ Какузу, будто он сдерживал улыбку. Его глаза искоса глянули на окрылённого приятной внешностью медсестры Кисаме, и в этот едва уловимый момент лицо старого засранца стало иным. Пса передёрнуло. — Да, никакого прогресса за последние полгода… Так и не говорит? — Нет, — ответила девушка, задумавшись перед ответом. — А жопу сам подмывает? — отозвался Хидан, приблизившись слишком близко к медсестре. Настолько близко, что под пристальным взглядом его пугающих и необычных глаз девушка едва держалась на дрожащих ногах. — Да… — дрогнувшим голосом призналась она, но потерянный взгляд увела в сторону больного. — Мистер Какузу способен обслуживать себя сам. — Обслуживать во всём? — слишком откровенным намёком уточнил он и прочёл имя на бейдже с маленьким цветным фото в правом углу. — Во всём. — Тогда наше посещение подошло к концу. Надеюсь, к следующему разу я смогу поговорить с вами, детектив. Пойдёмте. — Нет, — воспротивился Хидан. — Ещё! Поговорим с ним ещё! — Югито, оставьте нас на минуту, — любезно попросил девушку Хаширама, и она покинула кабинет. — Ничего ты от него не добьёшься. Здесь, — хлопнул тонкой папкой по столу, — всё чёрным по белому написано, и против этого факта мы ничего не сделаем. — Вы ослепли? Или заодно с этим ублюдком? Он водит всех за нос, лишь бы защитить свою шкуру. — Прошло уже больше года. Где-нибудь, да попался бы на вранье за это время. Пошлите. — Думаешь, ты самый умный? — схватил Хидан даже не вздрогнувшего Какузу за ворот больничного халата. — У тебя больше ничего нет, запомни: ни денег, ни работы, ни свободы. А, да, ещё Хината пустила пулю тебе в лоб, чего ты уж точно никак не ожидал, и вакцины больше нет — она во мне. Хочешь спасти свою куцую задницу от гнева Мадары — открой пасть и помоги, уёбище лживое. — Оттащите его! Тобирама с Кисаме вцепились в руки Пса, с трудом оттянув разгневанного мужчину от Какузу. Хидан трепыхался и матерился сквозь зубы, скинув с головы бейсболку. Брови Какузу привычно нахмурились, когда в глаза ударил блеск белых волос. — Прошу прощения, — извинился за всех Хаширама и расправил рубашку, встав со стула. — До следующей встречи, Какузу, — попрощался он и хлопнул старого знакомого по плечу, поддев пальцем ткань больничной рубашки под длинными, собранными волосами пациента. Прежде чем уйти, Сенджу неторопливо поднял с пола оброненную бейсболку и без лишних слов вышел из кабинета, оставив Какузу в полной тишине, наедине с прохладным ветром из окна и собственными мыслями. — Пусти, — попытался успокоиться Хидан, выдернув свои руки из крепкой хватки Тобирамы. — Если ты сейчас же не успокоишься, я вновь заключу тебя в наручники. Понимаю, о чём ты. Тоже не верю в этот спектакль, но не путай мне с братом карты. — Ты знаешь, что делать, — встал между ними Хаширама, надев на голову Пса бейсболку. — А ты иди за мной. Здесь небезопасно. Поодаль Кисаме почти прижал Югито к стене, но девушка не поддавалась его настойчивым уговорам дать номер телефона. Стояла на своём, твёрдо отказывая прекрасным, низким голосом, которым по ночам бы сказки нашёптывать в порыве страсти. — Мисс Нии, спасибо вам за помощь, но мы вынуждены уже ехать, — поблагодарил её Тобирама, подвинув в сторону Кисаме. На лице Сенджу ни тени милой улыбки, а Югито уже была благодарна за избавление от настойчиво ухажёра. — Это моя работа, — улыбнулась она и протянула руку в ответ, пожав бледную ладонь мужчины. — Это «Chopard»? — попытался он изобразить интерес к часам из белого золота на тонком запястье Югито. — Да. Подарок, — не без робости подтвердила она. Мужчина подцепил ногтём звено узкого ремешка, будто невзначай прокрутив часы по коже, разглядывая инкрустированные крошечными бриллиантами циферблат более внимательно. — Отличный выбор, — похвалил он и ушёл. — Какузу-сан, все ушли, — вернулась в кабинет Югито. Какузу обернулся к ней вполоборота и занёс руку за голову. — Что-то случилось? Он жестом указал девушке молчать. Нащупав пальцами крошечный бугорок, Какузу достал спрятанный под волосами жучек. Сломав его в кулаке, он хлопнул ладонью по столу. — Они что-то заподозрили, — прорычал он. — Какого чёрта мои люди снюхались с всезнайкой Хаширамой? Расспросы о Хьюга… тебя о чем-нибудь ещё спрашивали? — Нет. Поблагодарили и тут же ушли. — Это хорошо, потому что ты — глупая девка, не можешь даже спокойно ответить на обычный вопрос. От голоса пожилого мужчины веяло холодом сильнее, чем из открытого окна. Югито опустила голову и сплела пальцы за спиной. — Когда за мной придут? — Я сообщила, что посещение офицеров чуть затянулось, поэтому у нас около получаса. — Запри дверь, — приказал он и поднялся со стула, развязывая узел больничной рубашки. Пальцы Югито не слушались. Ключи то и дело выпадали из рук, а она уже видела по огромной тени, что Какузу стоит за её спиной. Обнажённое тело говорило о следующем приказе без слов. Между смуглых, покалеченных крупных бёдер болтался сморщенный не эрегированный член — Югито приказано возбудить его. Какузу любил грубо и быстро, перешагивая через грань садизма и боли ненадолго — и это единственное, что успокаивало девушку. Она неуверенно подошла ближе и опустилась на колени. Какузу надавил на макушку её светловолосой головы, смяв ладонью белоснежный медицинский колпак, заставляя её нагнуться и почти уткнуться носом в завитки густых чёрных волос внизу живота мужчины. Твёрдый кафельный пол болезненно сдавливал коленные суставы; губы Югито коснулись его мягкой плоти. Член Какузу даже не дрогнул от прикосновения, на язык девушки обездвижено, почти бесформенно лёг фаллос, и по спине Нии поползли мурашки от горьковатого привкуса пота, которым были забиты многочисленные складочки. Какузу злился за её медлительность. Вжал лицо девушки в свой пах, что Югито не могла и вздохнуть, и держал её в таком положении до тех пор, пока она не додумалась высунуть язык и облизать мошонку. Мужчина измывался над Югито, заставляя её вылизывать свои яйца с омерзительными редкими длинными волосками, которые неприятно липли к языку и подбородку. Ёрзал своим отвисшим обрубком по её лицу, пока кусок мягкой плоти не налился кровью до красноты, окончательно затвердев. Воскресший член старика Какузу едва помещался во рту Югито. Челюсть ныла, и губы растирало, казалось, в кровь. — Глубже! — не просьба — очередной приказ вырвался из уст Какузу. Не смотря на его грозный, дребезжащий голос, лицо его было непроницаемо для любых эмоций. Югито захлёбывалась собственной слюной и задыхалась под пристальным взглядом его тёмно-зелёных глаз. — Гха, — едва сдержала девушка рвоту в заполненной глотке, а Какузу продолжал вдалбливаться внутрь, сдавливая гортань набухшей головкой, перекрывая весь воздух. Сколько бы он не вколачивал в её горло, желаемая эякуляция не наступала. Какузу желал закончить бы сейчас, выплеснув всё накопившееся за несколько дней для лёгкости в теле, не гонясь за удовольствием от близости и секса, а лицо медсестры уже багровело, и в уголках тёмных глаз скапливались слёзы. — Встань и наклонись, — рявкнул Какузу. Югито отчётливо слышала его, но так увлеклась стиранием с лица липкой массы из взбитой слюны и пота, что не встала на ноги. Мужчина сжал её плечи, поднял, как невесомого котёнка, и опрокинул грудью на холодный шаткий стол. Под длинный медицинский халат Югито надевала только плотные чулки неброского телесного цвета, белую майку, чтобы бюстгальтер не просвечивал сквозь и без того плотную ткань, да белые, короткие шорты поверх маленьких, но удобных кружевных трусиков. Какузу задрал подол халата, стянул тугие, эластичные ткани с её худых, чуть угловатых бёдер, и раздвинул пальцами ягодицы, растянув сжимающийся от страха розовый анус, сплюнув слюну на растянутую промежность, куда вошёл одним грубым толчком. Югито взвизгнула и вцепилась пальцами в края стола, царапая его поверхность короткими когтями — внутри от боли сводило живот. Пальцы пациента сжимали ягодицы как тиски, оставляя россыпь маленький синяков после себя. Время поджимало; стрелки настенных часов медленно передвигались, отсчитывая последние минуты до прихода персонала. Какузу спешил и вставил два больших пальца поверх скользящего в лоне девушки члена, растягивая эластичную, уже покрасневшую от трения влажную и нежную кожу промежности до предела, до сдавленного, едва удерживаемого женского плача. Смотрел, как Югито под ним дрожит, и от отголоска её страданий он получил то самое желаемое удовлетворение. Едва успел повернуть к себе всхлипывающую девицу, загнуть, едва не сломав несчастной позвоночник, и излиться в её горячий, уже порядком надоевший рот. За гуляющим по кабинету ветром не было слышно шумного дыхания ни Какузу, ни Югито. Мужчина неторопливо оделся, давая время медсестре привести себя в порядок, и сел на своё место, приняв уже знакомую расслабленную позу и абстрагировавшись от внешнего мира. Он бросил вслед выходящей девушке только короткое: «Держи рот на замке». И вновь начал свою игру в безобидного пациента психиатрической лечебницы.