Экспертиза на сердце...

— А знаете, уродство честнее, чем красота… Забавно, правда? Вы не находите, доктор? — голос Орочимару был близко, но слышался словно из-под воды. Сасори сделал усилие, сознание медленно возвращалось к нему. Главное не подавать виду, что очнулся, пришлось замереть каждой чёрточкой лица, как кукла. Пусть псих думает, что он безвреден. Акасуно сейчас сидел в кресле, где ранее страдала Ино, так же крепко пристегнутый ремнями, но кабинет сменился на что-то похожее на лабораторию. За стеклом во всю стену, большая комната, отделанная белыми стегаными одеялами. В таких комнатах держат буйных психов, что бьются об стены головами. Сасори сфокусировал зрение, с трудом пошевелил пальцами на ногах. Соображая, что скорее всего ему вкололи транквилизатор, может, дротиком пальнули, препарат воздействует на центральную нервную систему, вот шевелиться и трудно… Перед глазами всё плывёт, а уши словно ватой набиты. Симптомы понятны, нужно выиграть время – если уже начало отпускать, то действие прекращается. – Доктор, кажется, влюбился в мисс Яманако, разозлились так, угрожали мне даже… Я не сержусь, понимаю, молодость… Но вот вы говорили, что отрежете мне язык или член. А если я мисс Яманако ноги или руки по плечи отрежу, вы будете её по-прежнему любить? Мисс Яманако ведь уродом станет, а любить урода – это извращение… Но разве не ложь тогда вся эта любовь? Красивым и здоровым посвящают стихи и песни, а уродам в лучшем случае сочувствуют. Может, устроить вашей любви испытание? Глаза Акасуно потемнели от злости, но, собрав всю волю, он не выдал, того, что пришёл в сознание. Орочимару изучающе глянул на него… Без обычного ехидства или злобы, черты бледного лица у Сасори были по детски нежные. – Вы мне нравитесь, доктор! — Орочимару запусти руку в волосы Акасуно и взъерошил их, а потом стал приглаживать, как ребенку. — Очень нравитесь, станем друзьями, когда всё закончится… За стеклянными стенами на белых стёганых полах сидели на коленях Ино и Итачи, оба напряжённо сжимали кулаки, у Ино в руках блестел лезвием здоровенный нож. Орочимару перевёл взгляд с лица Сасори на происходящее за стенами и на распев проговорил: – Отдам мисс Яманако должное, очень волевая девочка, но долго она так не протянет… Учиха же не сможет увернуться от её ударов после такой дозы нейролептиков. Чудное же зрелище нам предстоит, доктор… Мда, обычно люди пытаются продлить жизнь тем, кого любят, но я всё поменял местами. Моё скромное лекарство заставляет убивать именно тех, кого любим – и чем сильнее любят, тем сильнее убить хотят. Вот же я затейник – всё с ног на голову перевернул… Правда весело, доктор?! Сасори продолжал неподвижным, как будто стеклянным взглядом смотреть перед собой. Мысли в его рыжей голове обгоняли одна другую, а пальцы на ногах уже послушно двигались. Дрянь, которой накачали его, уже почти отпустила. Интересно только, почему? Может, не рассчитали дозу, а может, влюблённое сердце слишком быстро гоняет кровь по венам, и всякий яд поэтому кажется организму не более чем укусом назойливой пчелы.

***

Хината склонилась над побледневшим, как мел, Наруто, приложила руки к расплывающемуся бордовому пятну ниже плеча, почувствовала, как под её дрожащими ладонями двигается грудная клетка, беспокойно стучит сердце. Наруто дышал, и Хината физически ощутила, как тепло разливается по её телу. Они жив! Остальное можно решить, он жив. Всё происходило как в замедленной съёмке, а потом как в быстрой перемотке. Над ними уже стоял Шино со злым разбитым лицом, выглядывающим из-под заляпанного кровью воротника серой куртки. Хинта видела, что Абураме дрожал, видно, Наруто хорошо ему врезал. – От такой раны не подохнет! Так что тащи его обратно, босс вколет ему что надо и отдаст кому надо! Давай, поднимай его, пусть сам идет и не выёбывается! — зло говорил Шино, тряся рукой с пистолетом. Вокруг коридор, сырой и темный, но Хьюга знала, что там через три поворота — люк, канализация и выход на пустырь. Сейчас уже раннее утро, промытое вчерашними дождями небо окрашивается в сливочно-алый рассвет. Как же, наверное, свежо и красиво. Шино со злостью что-то говорил и слегка пинал лежащего Наруто, Хината отрешённо смотрела перед собой. Хината — устала… Устала от этой истории, устала от слёз, от осознания своего кошмара… Сначала отец, потом учитель, но почему вечно надо жить в страхе? Вот Наруто не боится ничего, пробивает кулаками стены и улыбается этому миру… Почему Хината так не может? Почем раньше не могла?.. – Ты что, оглохла, поднимай его и тащи к боссу! Я сказал! Хината улыбнулась, глядя на то, как шевелятся золотистые ресницы Наруто, провела рукой по его лбу, ставшему горячим от поднявшейся температуры. В измотанном сознание всплыла череда родных лиц… Киба и Ханаби, а ещё жесткий, колючий взгляд отца. Когда-то давно Хиаши Хьюго брал своих дочерей на стрельбище, странное развлечение богатых стрелять по тарелкам в воздухе. Хината помнила, как прилежно сосредотачивала взгляд на оранжевом посуде и попадала в него. Сжав пистолет, который она держала под краем рубашки, девушка гордо подняла подбородок. Шино будет лежать затылком в луже крови, которая вытечет сквозь дыру чуть выше его удивлённо приподнятых бровей… И еще бы не удивиться! Последнее, что увидел перед собой Абураме, – это жёсткий и колючий взгляд, ледяную гордости древнейшего рода Хьюга на лице его последней наследницы, а потом хлопок и темнота… Тарелка разлетелась в щепки, Хиаши бы гордился решимостью и хладнокровием своей наследницы, ссутуленной сейчас под тяжестью своего раненого героя… Еще три коридора и сливочно-алый рассвет.

***

Саске удобно устроился в кресле, похожем на стоматологическое, и вытянул ноги. За стеклом братец стоял на коленях со склонённой головой, с ниспадающими на красивое огранённое шрамами лицо волосами. Итачи и сейчас не терял своей грации и какого-то неуместного на фоне всего этого безумия совершенства. Саске просил Орочимару прострелить брату колени, но тот, прошипев что-то об отсутствии фантазии у современной молодежи, заверил, что препарат, который он вколет Итачи, почти обездвижит его… «Почти?!» — возмущенно крикнул тогда Саске. «Ну, конечно, почти, дурочок, иначе он ничего ни слышать, ни видеть не сможет, а ты же не так заказывал…» Ну конечно, не так. Саске нужно было, чтобы брат видел и чувствовал, когда эта белобрысая тварь перережет ему горло. Хотя младший Учиха не был до конца уверен, что сможет спокойно смотреть, как Итачи убивают… Спокойно смотреть и не сделать этого самому. От бессилия и ничтожности старшего брата Саске почти возбудился, сладко заныло и потянуло внизу живота, брюкам стало чуть теснее в области паха, но всё тут же прошло, и стало безнадежно тоскливо… На самом деле Саске не верил до конца, что Итачи проиграет… Старший брат же — грёбаное совершенство. Надо было всё-таки коленки прострелить.