Экспертиза на сердце...

В ледяной воде - замерзнешь, а при плюс сорока вспотеешь, никакая сила воли, разум душа и бог не отменят грубой физиологии. От выпитого захочется в туалет, добрый ты или злой... А если сломаешь позвонки, то не встанешь, будь ты влюблен или разъедаем ненавистью. Зачем все эти различия, возраста, пола? Куча непохожих лиц и характеров... Все гении и злодеи, офисные клерки, кинозвезды и матери станут гнилым мясом без еды, воды или просто по прошествии каких-то ста лет, и никакой... Ни единой разницы! Тогда зачем? К финалу всё станет горсткой пепла. Любой, кто занимался спортом, знает, что перед тренировкой надо размяться, разогретые мышцы лучше тянутся, меньше болят при ударе... Бег — универсальная разминка. Ино помнит, как ненавидела эту часть своих малочисленных тренировок... Уже на пятом круге бок начинал колоть, ноги не слушались, дыхание сбивалось. Впереди маячили прямые спины подруг-гимнасток, а маленькая Яманако скрючивалась и, подгибая тощие коленки, начинала идти, а потом останавливалась. Тренер орал, что надо бежать дальше еще минимум пять кругов... Ино хотела, правда хотела, мысленно даже хлестала себя по щекам, вставала, преодолевая тошноту и усталость, продолжала бежать, но... Но только мысленно. На деле же ничего не могла поделать, тело не слушалось, вяло оседая на расчерченный дощатый пол... Вот и сейчас было то же самое, напротив сидел Итачи, и Ино видела себя как бы со стороны, она медленно двигалась словно через сопротивление, знакомое до жути чувство. Пальцы крепко сжимали рукоять ножа. Итачи сидел худой и большеглазый, наверное, ему тоже чего-то вкололи, всегда хмурое чуть отрешенное выражение сменилось на какое-то удивление... Ино мысленно хлестала себя по щекам и орала, срывая голос, но она ничего не могла поделать, тело не слушалось. Сейчас легко можно было представить, каким Итачи был маленьким, каким, наверное, был бы его сын. Ино вдруг ощутила щиплющий ком в горле, вспомнилось, как они с Сакурой ели кари из одной миски, рыдая и смеясь, вспомнила маму гладящую Акамару, вспомнила отца, улыбающегося ей там, в пахнущем молотым кофе коридоре экспертного отдела, вспомнила Акасуну когда тот до боли сжимал ее руку... «Акасуна - красивый и странный, наверное, любит меня, раз еще не придушил», - пронеслось в голове у Ино каким-то безнадежно-горьким весельем, и, улыбнувшись, она ощутила на щеках потоки слез. Итачи смотрел на Яманако прямо и удивленно, сидел на коленях, безвольно уронив руки. Ино стояла над ним, рыдая и улыбаясь, лезвие в её ладонях холодно блестело. Мгновенье – и конец всему, а глупое сердце, видно, не понимая, что происходит, как всегда рядом с Итачи, привычно делало кульбиты. Рядом... Итачи был так близко, что Ино могла рассмотреть каждую его черточку в подробностях. Отмечая, что рубашка ему велика, а шрамы на излюбленном лице не симметричны... Яманако улыбнулась широко и совсем счастливо, зажмурилась и взмахнула сжимающими рукоять ножа руками.

***

Глядя на то, как за стеклом Ино двигалась на Итачи с приподнятыми сжимающими нож руками, Орочимару театрально покружился, потом захлопал в ладоши и голосом на манер конферансье объявил: – Зрелище начинается... Доктор, вы готовы?! Может, хотите попкорна или сесть поудобней? Где-то у меня была подушка... Надо торопиться, не то всё пропустим. Оричимару засуетился, пританцовывая, рылся в шкафчиках в поисках подушки или попкорна. Ино двигалась, шла в сторону Итачи, покачиваясь, словно стараясь свернуть вбок, колени ее были слегка согнуты, спина неестественно прямая, словно в шею вставили иглу. Сасори смотрел на нее в этом черном платье, такую худую и слегка кривоногую, странную девочку... Не сейчас и никогда не считалась бы красавицей... Какая разница? Акасуна миллион раз прокручивал в голове вопрос, почему именно она, даже такая безумная в измятом платье? Может, когда-нибудь потом Сасори поймёт... Какого такого хрена происходит? Орочимару, насвистывая, подошёл к креслу с пленником, чтобы положить под его шею белую подушку... - С вами так весело играть, прямо как с куклой, доктор... Не успевая договорить, он скривился от боли, изловчившись, со всей силы Сасори ударил его коленом, Орочимару неловко свалился рядом с креслом, Акасуна сверху со всей силы наступил на его голову, потом зубами отстегнул одну руку и, освободившись, побежал к стеклу, что отделяло лабораторию от Яманако с Учихой. Двери нигде не было, и, схватив первое, что попалось под руку, а именно табурет, Акасуна ожесточенно стал колотить по стеклу... По стеклу не пошло даже трещинки, лихорадочно соображая, где может быть дверь, Сасори оглядывался по сторонам, как вдруг замер от парализовавшего всё его существо ужаса. Над сидящим на коленях Итачи улыбающаяся самой счастливой из улыбок Ино занесла сжимаемый обеими руками нож и со всего размаху вонзила его себе в грудь, потом ещё и ещё много раз. Глаза Акасуны расширились, руки задрожали, на всё тело навалилась какая-то тяжесть. Ино била лезвием себе в грудь, беспорядочно попадая то в сердце, то ниже, не переставая улыбаться. Итачи, морща лицо от усилия, тянул к ней руки как бы в попытке остановить. Сасори услышал жуткий хриплый вой, кто-то звал Яманако... Знакомым ему голосом. Акасуна выбежал из лаборатории, где-то должна быть дверь... Где-то рядом должна быть чертова дверь! Господи, есть ты там или нет, ну пожалуйста! Если бы Сасори мог, то он бы удивился тому, что в такой момент способен вообще двигаться и мыслить, не разрешая себе поддаться нарастающему в области горла ужасу. Сасори бежал, смотря по сторонам... Нет уж, на хер!.. Он не сдаться, потом еще выскажет этой дуре... Этой ненормальной, кривоногой, чёкнутой... Кто-то совсем близко звал Яманако, один в один голосом Акасуна, и если бы Сасори мог, он бы удивился, узнав в этом хриплом крике свой собственный голос... - Яманако!..

***

Итачи не понимал, что происходит... Уже готовый умереть, он смотрел, как, Ино упала в лужу собственной крови, словно марионетка с обрезанными нитями. От шока Учиха-старший смог преодолеть действие всей этой херни, которой его накачали, и подползти к лежащей Ино, она все еще улыбалась белыми, как мел, губами. - Ино, — медленно, словно по слогам выговорил Итачи, зажимая трясущимися руками ее раны. Со скоростью вихря рядом оказался Сасори, с беспомощностью посмотрел на Яманако, потом подхватил её на руки, ничего не говоря, развернулся и пошел... Акасуна двигался не быстро и не медленно с прямой спиной, так словно бы Итачи и мира вовсе не существует. Учиха-старший с усилием поднялся на ноги и пошёл следом, на пути словно черт из табакерки выскочил с перепачкаными кровью волосами Орочимару, жутко улыбнулся и, видно, хотел что-то сказать, но не успел, Сасори молненосно метнул скальпель ему в шею, на секунду чуть приотпустив тело Ино, не меняя выражения беспомощности в лице.

***

Проливной дождь смыл стоявшую последние дни жару, и утро выдалось на редкость прохладным, стоя возле отсыревшей скамьи, Яманако-старшая поежилась... За последние года полтора она привыкла, что дочь не ночевала дома, но почему-то сейчас, глядя на холодный рассвет, выгуливая Акамару, остро, до боли захотелось, чтобы Ино оказалась сейчас дома... Вернуться бы, а она заспанная и лохматая выходит на кухню, конючит кофе или завтрак, психует, что опоздала, не может ничего найти... - Доченька, — тревожно проговорила старшая Яманако в пустоту, сжимая поводок сидевшего рядом Акамару.