Избранные

Я иду чуть поодаль от Эрика, замирая каждый раз, когда он слишком громко вдыхает. Кажется, что в любой момент он может развернуться и с холодной ухмылкой наброситься на меня. Холодный. Самое подходящее к нему слово. Жестокий и холодный. — Трис, — медленно протягивает он, словно проверяя мою выдержку. — Не часто к нам приходят из Альтруизма. Хочется огрызнуться, сказав что-то вроде: «Я удивлена, что вообще приходят». Но из горла получается выдрать только сдавленный писк. Он ухмыляется и резко останавливается так, что я, не успев сориентироваться, врезаюсь в него, тут же цепенея от ужаса. Вдох-выдох. Вдох-выдох-вдох. Я не позволю ему запугать себя. Уверенно подняв взгляд, я встречаю его — изучающий. Будто он только что увидел какого-то мутанта. Первый порыв — скрыть взгляд под тенью ресниц. Умолять его о пощаде, отойти хотя бы на метр дальше, чтобы просто свободно вздохнуть. Но, конечно, он не позволит сделать ничего из этого. Ему нравится наблюдать за тем, как я пытаюсь побороть свой страх. Сама того не замечая, я врезаюсь спиной в холодную каменную стену. Он нависает надо мной, словно хищник над жертвой. И конечно, эта жертва — я. Убежать не получится. Я морщусь от боли, когда острый камешек впивается мне под лопатку, но не могу пошевелиться, чтобы хоть как-то это исправить. Потому что тогда мне придется коснуться его. Пусть лучше всю мою спину раздерет камнями. — Боишься меня, малышка? — его, как ни странно, теплое дыхание щекочет ухо. К горлу подступает ершистый ком. Ни капельки. Я ничего не боюсь. Я — храбрая. Только вот под ложечкой отчаянно засасывает от каждого его пронизывающего взгляда. Сердце колотится как сумасшедшее. Из-за царящей в туннеле полутьмы я не вижу его лица. Только зловеще поблескивающие глаз, которые при таком освещении кажутся синими. Почти как у Четыре. Я отбрасываю от себя эту мысль и пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы как можно сильнее вжаться в стену, дабы не касаться его вздымающегося торса. Я кусаю губу, чтобы не закричать, когда камень глубже врезается мне в кожу. — Что с тобой не так, Сухарь? Кажется, еще совсем чуть-чуть, и у меня будет истерика. Откуда он все знает? Почему решил обратить внимание именно на меня? Что во мне особенного? Ты — дивергент. Я вздрагиваю, будто слово выжжено у меня на лбу, и ему остается только с легкостью прочитать его. Не понимаю, почему он смотрит на меня в упор и не видит этого. Или только делает вид, что не видит? — Я устала, — невнятно бормочу я, сама не понимая зачем. — Пожалуйста... — Пожалуйста что, Сухарь? — Он подходит еще ближе, и я чувствую, как тошнотворное ощущение поднимается вверх, к горлу. — Отпустить тебя? Он наслаждается моей беспомощностью, чувством загнанности. Тем умоляющим взглядом, которым я смотрю на него. Он наслаждается, а я готова блевать от отвращения к себе. Как я могу так быстро сломаться? Он всего лишь один из Лидеров. Он ничего не может мне сделать. Ничего. Тем не менее, воздух застревает в легких. Дыхательные пути жжет от недостатка кислорода, а он все ближе. Как будто не понимает, что убивает меня свирепой улыбкой. Я мысленно просчитываю все возможности действий, думая, как уйти от него. Больше всего мне хочется оказаться как можно дальше от его стальных глаз. Я дергаюсь, но, когда его руки сжимают мои плечи, жалею об этом. Я собираюсь снова попробовать вырваться, но инстинкт самосохранения требовательно велит стоять спокойно. Пусть его холодные пальцы сильнее втискиваются в мою бледную кожу. Так, что на следующий день будут синяки. — Эрик? При звуке уже знакомого бархатистого голоса я облегченно выдыхаю. Четыре. На лице Эрика появляется почти что звериный оскал, и он с яростью оборачивается, все еще сжимая мои плечи. Я бросаю взгляд на Четыре, который невозмутимо оперся о стену, сложив руки на груди. Он спокойно выдерживает разъяренный взгляд Эрика, и я невольно чувствую капельку уважения к нему. Почему он не стал Лидером? Мне кажется, Четыре ничем не уступает Эрику, быть может, даже превосходит его. Но, возможно, это только на первый взгляд. — Я занят, — шипит Эрик, но Четыре даже не меняет позы, и я бросаю на него благодарный взгляд, на который он, естественно, не реагирует. — Тебя ждут. Он не уточняет кто, но, видимо, Эрику достаточно и этого. Он отпускает меня и, не сказав ни слова, резкими шагами уходит совершенно в другую сторону. Я наконец-то вдыхаю в себя долгожданную порцию кислорода и отстраняюсь от стены, радуясь тому, что камень больше не впивается в спину. — За мной, — бросает Четыре, даже не глядя на меня. Все еще благодарная ему за спасение из лап этого чудовища, я иду за ним. Он шагает отрывисто, почти злобно. Мне кажется, что эта походка больше бы подошла Эрику, которой ассоциировался у меня с полным психом. С каждым нашим шагом темнота рассеивается, и я могу разглядеть обстановку вокруг. После шестнадцати лет, проведенных в Альтруизме, она кажется мне... странной. На голых каменных стенах висят гобелены и зеркала. Я невольно опускаю взгляд, когда в очередной раз натыкаюсь на свое отражение. — Вы с Эриком друзья? Еще одна причина, по которой я ушла из своей фракции. Любопытство. В Альтруизме оно считается признаком эгоизма, который, естественно, нам не свойственен. Вернее, им. Я поспешно отбрасываю мысли о прошлом, боясь, что разрыдаюсь прямо здесь, на глазах у Четыре. — Мне казалось, что любопытство не относится к главным чертам альтруиста, — с деланным изумлением произносит он, но в этот раз я ничуть не смущаюсь. — Мне казалось, что лихачи не уходят от ответа. Он фыркает, игнорируя мой выпад. Я даже не знаю, благодарна ли я за это или зла на него. С одной стороны, мне до жути хочется узнать ответ, но с другой... — Мы пришли. Это — общая спальня. Первая тренировка завтра в восемь. Все остроумные ответы мигом вылетают из головы. Что значит общая спальня? Что, черт возьми, всё это значит? Дома у меня была своя комната, в которой я могла отдохнуть от всего. Побыть с собой после тяжелого дня. А теперь у меня отнимают и это? Я чувствую, как уже знакомый ком подкатывает к горлу, облепляя его стенки. Лишь бы не разрыдаться при Четыре. Лишь бы вообще не разрыдаться. Я дергаю ручку, надеясь на то, что дверь не откроется. Но она открывается, и я чувствую, как приступ паники заполняет меня с головы до ног. Губы мгновенно пересыхают, но я ощущаю только бешено колотящееся сердце. Все делают вид, что спят, но когда я иду к свободной кровати, то слышу приглушенные подушкой рыдания. Темнота и чужие слезы. Но вместо жалости и желания утешить я с отвращением морщусь. Нужно быть сильным. Кровать со скрипом прогибается подо мной. Я закрываю глаза, пытаясь сразу провалиться в сон, но ничего не выходит. Мешают рыдания лежащего рядом правдолюба, разъедающие меня. Бывшего правдолюба. Мы все здесь бывшие. Предатели собственных фракций. Собственной семьи. Я, в который раз, вспоминаю глаза отца. Наверное, это самое яркое воспоминание с церемонии. Мой быстрый взгляд на него и его, устремленный на меня. В нем не было ни капли осуждения, только сожаление и какая-то тихая печаль. И это было хуже всего. Лучше бы он прожигал меня злобным взглядом, а не тихо жалел о том, что я его дочь. Слезы прожигают глаза, но я упорно стискиваю зубы, сдерживая их. Я не буду плакать. Я сильнее этого. Раздается еще один жалобный всхлип правдолюба, которого вроде бы зовут Ал. Но мне не жаль его. У него был выбор, и он сделал его. Мысли невольно возвращаются к родителям. Каково это — потерять обоих детей сразу? На самом деле, я не хочу этого знать. Достаточно того взгляда отца, и как мама отчаянно схватила его за руку. Будто боялась упасть. Я замечаю, что губы дрожат и сжимаю их в тонкую полоску. Зажмуриваю глаза, чувствуя, как по щеке сползает одинокая слезинка. Горло сводит в порыве рыдания, и я обхватываю его рукой. Сильнее и сильнее. Как будто таким образом могу избавиться от этого удушающего чувства. Свободная рука вцепляется в простынь, сжимая ее в кулаке. Это почти что истерика, но я не буду плакать. Я сильнее этого. Ещё один всхлип с соседней кровати. Мне хочется убить его за то, что он заставляет меня корчиться от отвращения. К себе, к нему. Мы должны помогать тем, кто слабее нас, Трис. Черта с два. Ничего я не должна Алу. Он высокий добродушный здоровяк. Он должен быть самым сильным из нас. Однако он один рыдает в открытую, остальные грызут подушки, руки. Я в их числе, и поэтому еще больше злюсь на него. Зубы с силой вонзаются в нижнюю губу, сдерживая готовый вырваться вопль. Сердце яростным стуком бьет по ребрам, но я держусь. Нельзя сломаться. При очередном всхлипе Ала я накрываю голову подушкой. ______________________ — Сегодня мы учимся стрелять. Я в шоке смотрю на пистолет в своей руке, не до конца веря в то, что это реальность. Холодная рукоятка обжигает ладонь, но я только крепче ее сжимаю. Представить не могу, что меня можно научить стрелять. А могла ли я представить, что когда-нибудь буду держать в руках оружие? Тоже нет. Альтруисты против насилия в любом его проявлении, а это уж самое жесткое. Мурашки покалывают затылок, когда я осознаю, что с помощью того, что сейчас находится в моей руке, можно убить. Без шансов на выживание. — Трис, это Уилл. Я оглядываюсь на голос Кристины и вижу рядом с ней высокого юношу, его челка практически полностью закрывает глаза, на губах веселая усмешка. Я видела его до этого, он переходник. — Приятно познакомиться, Сухарь, — Кристина пихает его в бок, но я улыбаюсь. Как ни странно, от него это прозвище звучит вовсе не обидно. Может быть, потому что от Уилла идет какая-то до сумасшествия приятная энергетика. — Да, мне тоже. Он подмигивает мне, словно у нас есть какой-то общий секрет, и я еле сдерживаю смешок. — Если ты не слушаешь меня, Сухарь, значит, я могу сделать вывод, что ты все умеешь? Я вздрагиваю от холодного насмешливого голоса, но тут же успокаиваюсь. Четыре. Не Эрик. Он подходит ко мне сзади и наклоняется так, что мятное дыхание приятно щекочет мочку уха. Я нервно сглатываю, но не шевелюсь. — Может быть, продемонстрируешь нам свои умения? Он буквально мурлыкает мне на ухо, и со стороны это, вероятно, смотрится довольно мило. Но я чувствую, как под ногтями начинает покалывать от напряжения и капельки страха. Сейчас я бы могла спутать его с Эриком. Сейчас они безумно похожи. Я медленно качаю головой, но даже сама не надеюсь на то, что он отступится. — Сейчас Трис продемонстрирует нам свое умение обращаться с оружием! — громко объявляет он. Я панически смотрю то на мишень, то на свою руку. Зажмуриваю глаза, но тут же распахиваю их, пытаясь вычислить свои шансы попасть в цель. Они до ужаса мизерные, вернее, их нет совсем. Я сильнее стискиваю рукоятку и ловлю сочувствующий взгляд Кристины. Что мне сделать, чтобы не опозориться перед всеми? — Мы ждем, Сухарь. Несколько человек с усмешкой смотрят на меня, среди них и Питер. Теперь у него появится повод издеваться надо мной. С тяжелым вздохом я широко расставляю ноги, обхватывая рукоять двумя руками, поднимаю пистолет вверх, как можно дальше от лица. Он тяжелый, и сделать это нелегко, но у меня получается. Бросив взгляд на Четыре, нажимаю на курок, сначала осторожно, а потом изо всех сил. Громкий выстрел закладывает уши, и поначалу мне кажется, что я оглохла. Отдача резко посылает руки к носу, я едва удерживаюсь на ногах, чувствуя, как с носа стекает струйка крови. Я с надеждой смотрю на мишень, но на ней нет и намека на то, что я попала. Раздается несколько ироничных смешков. — Что здесь происходит? — ледяной голос проникает в мой мозг до того, как владелец подходит ко мне, стирая капельку крови с моего лица. — Откуда кровь, Четыре? Я чувствую, как внутри все колотится, и невольно делаю шаг от Эрика. Пусть лучше я миллион раз облажаюсь, чем еще раз останусь с ним наедине. — Я разберусь, — поспешно отвечает Четыре и, схватив мою руку, тянет меня к выходу. Несмотря на то, что по сути это он виноват во всем, я благодарно улыбаюсь ему. Четыре не отвечает на улыбку, а только сильнее хмурится. Раздражение легкой волной проносится по венам. — Куда ты меня тащишь? — не выдерживаю я спустя пять минут. — Заткнись. Я открываю рот, чтобы возразить, но его предостерегающий взгляд заставляет меня одуматься. — Как можно было вляпаться в неприятности при таком простом задании? Он заталкивает меня в какую-то комнату, но я слишком зла, чтобы осматриваться. — Простом задании? Серьезно? Простом задании? — я практически кричу на него, сжимая кулаки. — Я в первый раз держала пистолет! — Я знаю, — спокойно отвечает он. Видимо, моя пылкость его совершенно не впечатлила. — Однако не считаю это оправданием. Не только ты такая, но только ты умудрилась разбить нос. Я понимаю, что он прав, но тем не менее обиженно отворачиваюсь. Взгляд натыкается на аккуратно прибранную кровать, а затем на тумбочку возле нее. На ней ничего лишнего, только лампа. Из предметов декора здесь только маленькое зеркало. — Это твоя комната? — с интересом спрашиваю я. — Не твое дело, — отрезает Четыре, но это ясно и без его ответа. — Вы с Эриком друзья? — снова спрашиваю я. Он заметно напрягается, и у меня создается впечатление, что он ненавидит его так же, как я. — Не твое дело. Я смотрю в его синие глаза, гадая, о чем он сейчас думает. — Разве это такая уж секретная информация? — я приподнимаю бровь. Ничего не могу поделать со своим любопытством. — Теперь я понимаю, почему ты ушла из своей фракции. На секунду мне кажется, что он сейчас извинится, но он просто стоит и разглядывает меня, будто видит впервые. Я чувствую себя неловко под этим пристальным взглядом и, чтобы хоть что-то делать, тоже разглядываю его. Из-под рукава его футболки виднеется кусочек татуировки, я подавляю желание провести по ней пальцем и отворачиваюсь. — Вы с ним похожи. Он не отвечает, я поворачиваюсь, думая, что ему все равно, но замечаю желваки, играющие на челюстях. Губы сжаты в тонкую полоску, а глаза недобро поблескивают. Совсем как у Эрика. — Особенно сейчас, — не понятно зачем добавляю я. Его верхняя губа дергается, словно в попытке злобного оскала. Мне становится по-настоящему страшно, потому что сейчас он похож на зверя. Я облизываю пересохшие губы и делаю шаг назад. — Повтори, — рычит он, приближаясь ко мне. Я делаю глубокий вдох. — Сейчас ты похож на Эрика. Наверное, я самоубийца. Он делает еще один шаг ко мне. В ноздри бьет свежий запах, словно отдающий морской прохладой. Я невольно принюхиваюсь. — Повтори, — шепчет Четыре прямо у моего лица. Я зажмуриваюсь. — Ты похож на Эрика.