Ах, эта фраза: «Только без обид». Ну что ты, какие обиды? Я тебе просто руку сломаю и все.©
— Это ужасно, — в очередной раз повторила Кэролайн, всхлипнув. Элайджа подлил ей коллекционного вина, неопределенно кивнув и с тоскою поглядев на стремительно пустеющий бокал; было невероятно жаль, что чудесный напиток доставался некомпетентной в вопросах хорошего алкоголя расстроенной барышне, а не достойному его ценителю. Остальное же его мало беспокоило — ему, мужчине с тысячелетним опытом, пикантная ситуация, разыгравшаяся этим вечером, не казалась такой уж ужасной. Впрочем, это вовсе не означало, что бессовестному братцу хорошенько не достанется за подпорченную репутацию и оскорбление чести милой девушки… «И как только в его голову закралась подобная мысль — оклеветать меня? А главное, зачем?» — Майклсон вздохнул, подавляя усмешку. Все-таки, ничего столь гнусного, дикого, смехотворного он не проделывал прежде. Это было что-то новенькое. Непредсказуемый поступок — такая редкость, когда знаешь кого-то с самых первых его минут в этом мире. — Кэролайн, я обещаю поквитаться с моим дорогим братом за это недоразумение. Если пожелаешь, он публично признается в своем поступке, — убедительно заверил Элайджа, только руку на сердце не положил. Девушка, практически распластавшаяся на столе, расплылась в улыбке и подняла на «защитника» мутный взгляд, демонстрирующий восхищение его рыцарскими качествами; которые, собственно, оставались единственной причиной, почему он по-прежнему не откланялся (вежливость — и та уже позволяла покинуть юную пьяницу). — Хорошо, что ты никогда не нарушаешь своих обещаний! Давай еще выпьем? — Майклсон всматривался в ее голубые плавающие глаза, на мгновение перестав дышать… И это не имело никакого отношения к романтике, он вовсе не был ею очарован, нет. Просто силился понять, насколько прекрасный взор затуманен алкоголем. — Мало того, что из-за Кэтрин все узнали о моих лесных приключениях с Клаусом, так теперь все мои друзья думают, что я какая-то экстремалка-фетишистка… Переспать с Элайджей Майклсоном… И где! В склепе Сальваторе! — ухватив за рукав парня-качка, еще более юного, чем она сама, разорялась девушка; ее воплей хватало на каждый темный закоулок бара. Древний уже десять раз пожалел, что предложил «отдохнуть и развеять печальные мысли» — девчонка порочила его не хуже любого Никлауса. — Прошу прощения, искренне, — спокойно и жутко улыбнулся он, отцепляя Форбс от растерянного молодого человека, — Тебе уже хватит, дорогуша — Элайджа бросил на стол несколько зеленых купюр и принялся стаскивать со стула Кэролайн, стараясь не переходить личных границ. — «Дорогуша» — это тоже семейное? — скривившись, поинтересовалась Кэролайн и уперлась ладонями в стол. Ей не хотелось никуда уходить: ведь на столе одинокой оставалась недопитая бутылка, а впереди была еще вся ночь и мужчина, не жалеющий денег на выпивку. — Элайджа, а давай и мы «кхм-кхм» на зло этому… — Форбс сделала резкий кивок в сторону и попыталась прожечь стену озлобленным взглядом; под «этим» подразумевался, надо полагать, Клаус. За спиной девушки раздался раздраженный вздох и следом смешок: Элайдже прежде не доводилось получать подобных предложений. А то, как она завуалировала слово «секс»? Стоило признать, ее манера поведения не была лишена своеобразного обаяния; слишком детского и милого, чтобы он, взрослый, умудренный опытом (не)человек, мог поддаться. — А что? Все равно все думают, что мы уже… Так почему бы не оправдать надежды? — Ты напилась. Пойдем, я отвезу тебя домой, — не терпящим возражений тоном сказал Элайджа, подхватывая Кэролайн, когда та, не удержавшись на высоких каблуках, едва не рухнула мимо стула. — Не напилась, а немного подвыпила! — Форбс в возмущении погрозила ему пальцем — ему! пальцем! Сумасшедшая девчонка. — И домой нельзя. Там мама, она нас обоих просто убьет! Меня за то, что спала с тобой, тебя… — Да, да, я понял, за то, что спал с тобой. Поехали, — Майклсон улыбался проходящим мимо и сидящим за столиками людям. Почему-то, а точнее, из-за полоумной, взбалмошной девицы, которая чуть не разделась посреди бара, говоря, как ей жарко, все смотрели на них. — Я не поеду домой! Не п.о.е.д.у! — кричала Форбс, усиленно жестикулируя и избивая Майклсона сумочкой. — Не вези меня туда! Там, наверное, все собрались… — блондинка состроила «щенячьи глазки», в мгновение ока сменив тактику и повиснув на мужчине. — Черт… — прошептал он, — Хорошо, поехали ко мне, уложу тебя в гостевой. — Без пошлых намеков? — Видно, услыхав в его словах нечто действительно неприличное, сощурила глаза Форбс. Элайджа не сразу понял, что та имела в виду, но, сообразив, сморщился. — Нет, — почти с неприязнью отрезал он. — Просто мне показалось… — Показалось.***
Форбс простонала невнятное: «Мама, я не пойду сегодня в школу…» и потянулась к прикроватной тумбочке в поисках мобильного, будильник на котором вот-вот должен был разрезать тишину и разорвать очень больную и бедную блондинистую головку. Ухватившись рукой за средневековый канделябр, девушка резко распахнула глаза. «И точно, канделябр!» — удивилась она, отбрасывая вещь в сторону. Поерзав на подушках, она с изумлением заметила, что находилась не дома и что одежды на ней почти не было. Воспоминания вчерашнего вечера обрывались на третьей бутылке, и, мало этого, под утро ей начал сниться сам Клаус… Кэролайн осмотрелась вокруг в поисках какой-то одежды, но наткнулась лишь на чьи-то длинные худые ноги, обтянутые домашними лосинами. «Мне бы такие ножки», — промелькнуло в девичьих мыслях, и она проследовала взглядом от пят к голове. Перед ней, к еще большему удивлению, стояла Хейли — бывшая подруга Тайлера, сейчас осевшая в семье Майклсон. Маршалл стояла, скрестив руки на груди и крепко сжав губы — казалось, что окаменело все ее идеально пропорциональное лицо. Она впечатывала в Форбс в крайней степени недобрый взгляд. В компании волчицы сразу стало так душно и не комфортно, что Кэролайн не сразу заметила еще одного нежелательного утреннего гостя — Клаус сидел на подоконнике с ногами позади Хейли и разглядывал пейзаж за окном, задумчиво разбалтывая кровь в прозрачном стакане. — Надеюсь, что у вампиров не восстанавливаются волосы, — Маршалл мило улыбнулась, но очевидным казалось, что никаких добрых намерений она не несла. С опозданием, но до Кэролайн все-таки дошло, где она: в поместье Майклсонов; с ужасом она представила, что все-таки переспала с Элайджей. — Без обид, милая, ладно? — пропел саркастически гибрид, неохотно оторвавшись от созерцания сада. — Без обид?! Хейли, ты все неправильно поняла, я не спала с Элайджей… в склепе. — У Форбс из рук вон плохо выходило лгать, а она, к сожалению, не могла быть на сто процентов уверена, что не занималась с ним чем-либо непотребным вовсе. Маршалл фыркнула. — А не в склепе, значит, спала? Если бы я прилетела вчера, я бы убила этого похотливого урода! — Хейли вела себя не совсем по-Майклсоновски, вернее, совсем не так, и у Кэролайн почему-то отлегло от сердца: объясняться с ревнивой девушкой-хамкой-оборотнем или с мстительной и гордой первородной — разница, согласитесь, колоссальная. — Вот-вот, Элайджа тоже хотел его убить! — поддержала Кэролайн, но, поймав непонимание на лице Маршалл, быстро исправилась, — А, это ты про Элайджу… Я с ним не спала, вчера я была с Клаусом! — Да-а, только Кола и Бекс не хватает, со всеми уж развлечься успела! — Никлаус уже откровенно издевался, будто был необузданным подростком, которому море по колено, а не взрослым состоявшимся… мужчиной/убийцей/вампиром. И в последнее время, похоже, он получал просто невероятное эстетическое удовольствие от вида разъяренной и растерянной Форбс. А вот она начинала скучать за тем Клаусом, что с самым серьезным видом дарил ей рисунки и говорил о любви и высоком искусстве, за тем, у которого все на пределе, все только глобально, с размахом, особенно проблемы… И за хаотичными брызгами, смахивающими на огромную снежинку она тоже скучала. Но совсем чуть-чуть. — Иди ты… — за неимением ответной колкости, Кэролайн надула губы и отвела взгляд в сторону, на одеяло, свисающее с постели. — Прекрати, Клаус. Ты когда-нибудь станешь менее… — Хейли неожиданно переметнулась на сторону Кэролайн, но Майклсон не дал закончить. — Блистательным? — Самовлюбленным, — на выдохе завершила она совсем не так, как собиралась, и покинула комнату, бросив последний недоверчивый взгляд в сторону гостьи. — Клаус, зачем ты все это затеял? Разве не глупо было подставлять меня и своего брата, — Кэролайн вскочила с постели, попутно заворачиваясь в одеяло. Клаус опустил ноги с подоконника, но сам вставать не стал. — Просто, — непринужденно пожал плечами мужчина, когда не обнаружил лучшего ответа, который бы выстрелил и был бы либо невероятно забавным, либо остро-реальным, — Действовал по ситуации, как всегда. К тому же, у меня замечательное настроение! — А у меня - нет. Ты опозорил меня перед моим друзьями! Я теперь предательница в квадрате! Тайлер возненавидит меня снова… — Форбс взялась за голову. — Хочешь, я расскажу твоим друзьям правду? — как бы невзначай поинтересовался Клаус, на пружинистых ногах приблизившись к Кэролайн. Она подумала, прищурилась и ответила как можно скорее, пока он не успел все решить и умчаться рушить ее судьбу из «искренних побуждений»: — Нет, не хочу! Лучше все останется как есть, я сама разберусь, — выпалила она, разыскивая свои вещи. Их нигде не было: ни на полу, ни на постели, даже окрестные предметы интерьера, где обычно не принято бросать одежду, оказались пусты. — Не голодна, милая? — Клаус подсунул давешний стакан в поле ее видимости, но она отмахнулась, раздосадовано осев на край кровати. Нет, сейчас она однозначно не хотела подкрепиться. Вот застрелиться… — Мало того, что это видели все мои друзья, так еще и мама! К тому же, после ухода Бонни и Деймона прошло не так много времени, а я… — в нижних ресницах собрались блестящие слезы (не такие блестящие, как чувство юмора Никлауса, конечно), и он сдался — злые шутки и сарказм боле не казались такими уместными. Мужчина присел на корточки напротив шмыгающей носом девушки и, как бы утешая, погладил ее по колену. Выглядело нелепо. Таковым и являлось. — Прости, — прошептал он, растерянно ерзая взглядом по телу, запутанному в оливковой простыни, как назло, невероятнейшим образом оттеняющей персиковый цвет кожи Кэролайн. «Глупо было тысячелетнему мальчику устраивать подобный цирк», — он отчаянно попытался переключиться, убежать от мыслей о теле, и о волосах, крупными кудрями спадающих на оголенное округлое плечо, и о самих плечах… Никлаус замялся и сглотнул; он чувствовал себя как-то неправильно, словно что-то мешало просто наслаждаться видом прекрасной девушки. Кэролайн Форбс — его пройденный этап. Должно быть, от того было так неловко и так неуместно. Он не должен был просиживать штаны в Мистик-Фоллс — Новый Орлеан ожидал возвращения Майклсонов на арену, и Никлаус по-настоящему мечтал поскорее оказаться там, дома, и с головой зарыться в борьбу за семью и власть. Там у него не будет ничего лишнего, не будет Кэролайн и ее проблем, ее друзей (его малолетних врагов); он сможет беспокоиться только за семью, Камиллу и Марселя. Это будет просто и правильно. Сейчас к этому списку присоединялась невозможная девчонка, изрядно подпортившая ему жизнь. Она портила ее каждый раз, когда начинала плакать. И когда соблазняла его ради выгоды, портила тоже. Клаус мог бы сказать однозначно: она использовала запрещенные приемы. Подумав об этом, мужчина обрадовался: невольно он обнаружил прекрасное обоснование своему вчерашнему поступку — это была месть. Месть изощренная, несколько женская… Ну, использовал оружие врага против него самого! Правда, как бы теперь незаслуженно пострадавший Элайджа не использовал чего-нибудь подобного… — Не прощу, — сквозь плач промычала Кэролайн; глаза ее осуждающе блестели из-под слипшихся после сна ресниц (и все равно она была как никогда красива). Никлаус, поддавшись порыву, да и, к тому же, не придумав ничего лучше, поцеловал девушку в щеку. На губах остался соленый привкус, и он непроизвольно облизал их. Кэролайн шумно выдохнула злость и, расцепив зубы, прошипела: — Иди ты к черту! Ты не заслуживаешь моего прощения и того, что между нами было… Никлаус замер на несколько мгновений. Он вновь терялся в догадках, что же можно ответить на подобные выпады. Это порядком надоело — оказываться в ступоре от неоспоримых женских обид. И тогда он понял, что выход только один: дать ей хорошего леща, привести в себя и гневно закричать: «ты забываешься, милая!» Но вместо того, чтобы ударить ее (равносильно поступку последнего урода), он воспользовался альтернативой, пришедшей по какому-то магическому наитию, и выплеснул эмоции в жаркий глубокий поцелуй (да сама вселенная ветром из распахнувшегося окна подталкивала вперед). И неважно уже было, почему Кэролайн, только что визжавшая о его недостойности, включилась с тем же неистовством и яростью, и мгновенно забыла, чья это была инициатива. Гибрид не хотел заканчивать на одном только поцелуе, но переживал, что эмоционально нестабильная девчонка через пару секунд передумает, и разразится грандиозный скандал. Наспех стянув с себя брюки, даже не расстегнув ремня, он повалил девушку на кровать, как лев заваливает газель, за которой гнался чертову милю. «Как хорошо, что не надо тратить время на раздевание!» — радостно подумал он и принялся стягивать простыню с трепещущего от нетерпения тела. Ему так нравилась ее кожа. Разве у людей бывает такая красивая кожа? Хотя, да, она совсем не была человеком — и это тоже казалось прекрасным. А ей нравилось трогать его волосы и щеки. Казалось бы — что в них такого, в этих щеках и ушах, а ей нравилось. Кэролайн притянула его к себе за уши, даря невесомые поцелуи. Клаусу было совершенно неудобно, когда его тянули вниз, но он терпел, успокаивая себя тем, что эти легкие нежные поцелуи или даже касания, компенсируют больные и, скорее всего, красные уши. В этот раз все было совершенно по-другому. Медленно, мягко, по-кошачьи. Нет, конечно, Кэролайн не наблюдала за спариванием кошек, но вот поведение влюбленных котов вспоминалось именно сейчас. — А коты умеют любить? — Форбс отпрянула от гибрида — И оставила в покое уши! — и ее и так большие глаза расширились вдвое. Клаус на секунду задумался и притянул ее, усаживая к себе на колени. — Это пустое, — тяжело дыша, сказал Майклсон. Сидя у него на коленях, она была на голову выше него. Кучерявые пряди падали ему на глаза и лезли в лицо. Раздраженно заправив волосы Форбс ей за уши, он прильнул губами к девичьей груди. Вчерашние цветочные духи почти выветрились и сейчас мешались с запахом, царившим в этой спальне — запахом одеколона Элайджи. Да-да, не сообразив в потемках (ночью во всем доме отключился свет), где в этих хоромах гостевое крыло, Майклсон старший вынужден был оставить Кэролайн у себя в спальне, а сам исчез в неизвестном направлении - то бишь, дома и вовсе не ночевал. Ни один из них не мог понять, как можно быть такими разными? Впадать из крайности в крайность — это невозможно. Но тереться друг об друга, чувствовать друг друга, осознавать, что если они не прекратят, однажды это превратиться в зависимость, но никогда не станет любовью. Нет, это ею никогда и не было. Любовь наравне с болезнью, а Кэролайн считала, что вполне здорова. Никлаус не был уверен, что тоже здоров, Ками утверждала обратное, и он верил. Но он не влюблен, потому что может жить и без Кэролайн. Любовь — это когда жить без кого-то не можешь, а он благополучно справлялся. Да и судя по недолгому общению со Стефаном, Форбс тоже времени не теряла… Кэролайн стонала, наслаждаясь им внутри нее. Эйфория — самое верное слово для происходящего сейчас внутри нее. Ей хотелось целовать его. Она не стала себе ничего запрещать, наклоняясь к губам мужчины. Это было неудобно. Оказывается, что секс - это вообще неудобно. Зато приятно. — Пожалуйста, оставь… мои… уши! — рычал он, приближаясь к пику наслаждения… — Нет, я мщу тебе, еще не понял? — Обиды — пустая трата времени! — Это ты — пустая трата времени, Клаус!***
— Да, миссис Форбс, это нелепейшее недоразумение. Ваша дочь хорошая девушка и, насколько я ее знаю, она бы никогда так дурно не поступила, — Элайджа объяснялся перед шерифом, стоя у входа в дом. Лиз отказалась входить, да и приехала она сюда для того, чтобы вытащить Клауса. Раз уж он теперь не злодей, а нейтрально отрицательный персонаж, помощь в разбирательстве со всплывшими вчера ведьмами не помешает. Никлаус не брал трубку, и шериф Форбс выдвинула свою кандидатуру, когда стали решать, кто поедет за ним. Элайджа воспользовался ситуацией и рассказал липовую историю, в которой Кэролайн порвала платье о ветку дерева, а не потеряла джинсы из-за гибридской страсти, и в которой сам Элайджа великодушно предложил ей свое пальто. В конце концов, ему удалось сделать эту историю весьма убедительной. Больно проникся к вечно влипающей в неприятности девчонке… — Конечно, я понимаю. Уж простите, что вчера подумала о вас, мягко говоря, плохо, — Элизабет пожала плечами и виновато улыбнулась. "Что ж, если забыть, что он - первородный, то очень даже славный малый", - думала она, не переставая улыбаться. — Где моя одежда? На мне вообще была одежда вчера? — по лестнице спускалась Кэролайн, укутанная в шелковую простыню. Да, Элайджа узнал эту простынь — она была из его покоев. — Мама? Лиз замерла, качая головой в разные стороны. Словно у нее была возможность этого не видеть. — Я… Я сейчас все объясню! — быстро пропела Кэролайн, оборачиваясь назад, где, по идее, стоял Клаус. Оного там не оказалось. — Вот сволочь… — прошипела девушка и состроила невинное личико. — Эм-м, — шериф и сама не находила, что сказать. — Мистер Майклсон, менять постельное в вашей спальне? Полы мы сегодня не мыли, — тоненьким голоском поинтересовалась горничная, некстати вышедшая из кухни. Все присутствующие покосились на простынь, волочившуюся по полу. — Вон пошла, — уже не так спокойно сказал Элайджа, и горничная быстренько «смоталась», совершенно не понимая, что она сделала не так. — Почему же, мистер Майклсон, может, стоит поменять постельное, — Лиз указала на свою дочь, — В вашей спальне?