Мой ангел-хранитель

Он открывает глаза и снова видит перед собой этот постылый яркий свет, исходящий от белых стен, потолка, пола. Странным ему кажется подобное: он же в темнице, а устает от этого бесконечного белого света. Здесь очень тихо, хотя он точно знает, что здесь он не один. Прямо перед ним туда-сюда ходят два охранника, бдительно остерегая его камеру. Иногда слышна их речь, иногда пролетают негромкие голоса заключенных, запертых в рядом стоящих клетках. Это те самые мародеры, которых асы совсем недавно отловили в пострадавших от их деяний мирах. Теперь они отбывают свое наказание здесь, и не известно, что их ожидает в дальнейшем. Здесь не холодно, не сыро. Здесь даже слишком отличные условия для такого узника, как он. Всего четыре стены, замкнутое пространство, которое не украсят даже комнатные принадлежности: стол, на котором стоит ваза с ягодами; роскошная кровать, на которой уместятся три человека; зеркало, которое хочется разбить на тысячу мелких осколков, лишь бы никогда не видеть в нем своего отражения; кресло, обшитое синим бархатом; тумбочка с книгами, количество которых увеличивается каждый день, ведь именно каждый день любезная матушка передает их своему приемному сыну. Зеленые глаза то закрываются на миг, а то снова открываются, в очередной раз встречаясь с пустотой. На теле ещё вчера находилась липкая одежда, полу-разорванная, грязная, а сегодня ему преподнесли свежую зеленую рубашку, брюки, тапочки, коричневый жилет, для черных, как ночь, волос, что были спутаны между собой, дали расческу, которая помогла придать им более приличный вид. Он, как всегда, как с детства любил, уложил их назад. Он смотрит в зеркало, взирает на свое отражение так ненавистно, так злостно, с каким-то отвращением, будто там видит не себя, а своего врага. В кого он превратился? Ведь он был так близок к своей цели, был близок к ней ни единожды, и каждый раз всегда все рушилось, кололось на пополам, разлеталось на части. Кто он? Принц Асгарда, ставший жалким заключенным. Он потерял свой титул, потерял все, что когда-то было ему дорого, потерял свой дом, свое сердце. И что самое смешное и забавное - ему все равно. Он ничего не чувствует, кроме тоски, кроме больной пустоты и злости, переполняющих его до краев. Он берет в руки книгу. Он чувствует через бумагу, будто перед ним проплывает видение, как чуткие, нежные пальцы матери бережно выбирают для него именно эту книгу. От неё исходит запах её рук, исходит запах родной библиотеки, в которой он так любил проводить время в юности. Он снова вспоминает о Фригге, о нежной и доброй женщине, которую считает родной, которую действительно любит, хотя всячески отрекается от своих чувств. Он отказывается говорить с ней, когда она приходит, лишь шипит ей тихое "уходи", а в ответ слышит: "я люблю тебя, сынок". Затем иллюзия мамы растворяется, и Локи с трудом сдерживает подступившие слезы. Он играется с тонкими листами книги, перебирая их, вдруг находит записку. Он разворачивает её, вчитываясь в каждое слово, боясь пропустить из вида хотя бы одну букву, так аккуратно выведенную его Сигюн на измятом обрывке бумаги: "Я очень прошу, милый, держись. Я люблю тебя, мой Локи." - он перечитывает эту строчку по несколько раз. Его Сигюн, его любимая Сигюн. Он безумно скучает по ней. Он понимает, что она не заслужила быть женой узника, засаженного в клетку навеки. Локи больно от одной мысли, что она, как и он, заперта. Заперта своей безграничной любовью к нему. Она не должна страдать снова по его вине, пусть лучше будет свободна. Пусть лучше уходит, бежит без оглядки, прячется, только не остается здесь, продолжая искать выход из безвыходного положения, продолжая впустую надеяться. Тонике пальцы рвут клочок бумаги на куски, а затем кидают их в воздух. Зеленые глаза закрываются, наслаждаясь тьмою вокруг. Он сидит на полу, поджав колени к груди, сцепив руки в замок. Он начинает проваливаться в какое-то странное забытье, где роятся его мысли, не дающие покоя. Внезапно они мигом отступают, когда чья-то нежная рука невесомо и осторожно касается его плеча. Трикстер открывает глаза и видит перед собой её. Ту, которая скрашивает его сны своей улыбкой, которая держит его в этом мире, которая однажды доверилась ему, которая верит в него по сей день. Она улыбается, хотя нежные щечки исполосованы дорожками слез. Она почти дрожит, и он поднимается ей навстречу, берет её за руку и очень крепко прижимает её к себе, так, как никогда раньше не прижимал. Она замирает в его руках, поглаживая тонкими пальцами его шевелюру. Локи корит себя за то, что снова позволяет себе её обнять, за то, что снова запирает её на замок своих объятий, но он ничего не может поделать. Она сейчас рядом, и ему страшно представить даже на секунду, что он отпускает её навсегда. Видение растворятся в сознании, она исчезает из его рук, будто тает, подобно последнему снегу. Он распахивает глаза и понимает, что это был всего лишь сон. Он по-прежнему одинок, по-прежнему пуст внутри и не слышит ничего, кроме завывания жгучей тоски. Только что он прикасался к Сигюн, обнимал её крепко, а сейчас обнаруживает, что вновь сидит на холодном полу своей уютной камеры. Трикстер в какой-то момент осознает, как же слаб и беспомощен он рядом с ней, ведь даже в этом сне он должен был прогнать её, а не поддаваться своим чувствам, должен был оттолкнуть её, а не притягивать к себе, но он не смог совладать с собой... Его внимание привлекло мелькнувшее белое платье, что проскользнуло между темными стенами. Маг присмотрелся, пару секунд он ничего не видел, а потом от темноты отделилась стройная фигура девушки, облаченная в белый сарафан. Он не мог поверить своим глазам. Неужели очередной морок нашел на него, что она мерещится ему то и дело? Или же сердце настолько разрывает тоска, что и разум уже начал хандрить? Локи поднимается на ноги, видит, как она все ближе подходит к его камере, и никто вокруг не замечает её. Она в белом, точно ангел. Робкая, маленькая, милая. Это она, и ему не снится. Однако, после нескольких минут созерцания супруги, трикстер понимает, что это всего лишь её иллюзия, посланная сюда Фриггой, либо сама царица, принявшая облик его жены. Этот факт начинает выводить его из себя: мама пытается облегчить его страдания, посылая сюда всякие подарки и снисхождения. "Я бы и без этого обошелся, мне не нужна её жалость.", - думается магу, и он надевает на бледное лицо нахальную маску безжалостного безразличия. -Зачем ты сюда пришла? Чего ты хочешь от меня? Тебе так интересно наблюдать за моим падением? - едко спросил он, нагибаясь к гостье. Лицо девы, на котором только что трепетала улыбка, вдруг изменилось на недоуменное. -Локи, я... - договорить ей не дали: -Пришла поглумиться? - как бы дополнил колдун её незаконченную фразу. -Нет, - она покачала головой, чувствуя, как на глаза накатывают слезы. Маг недоверчиво косился на явившуюся девушку. -Ты - всего лишь очередной фокус Фригги. Неужели ты думаешь, что от этого сюрприза мне станет легче, мама? - последнее слово маг будто выплюнул. -Нет, Локи, это не фокус. Это я. Я пришла к тебе, - Сигюн вплотную подошла к клетке, а потом, сделав очередной шаг, проникла сквозь непробиваемое стекло, опутанное золотой, магической сетью. -Ты? - Локи пристально взглянул в глаза девушки, такие манящие, блестящие, родные и теплые. Он не видел её какие-то месяцы, а внутри уже все съела тоска по ней. Локи до сих пор удивляется, как же он существовал весь год на той ужасной планете Читаури, не видя жены так долго. - Зачем, Сигюн? Зачем ты это делаешь? - маг отстранился от девушки. -Я не могла пробиться к тебе. Всеотец отдал приказ никого к тебе не пускать. Фригга помогла мне выбраться сюда, я... - отвечала она тонким голосом... -Тебе здесь нечего делать! Это место не для тебя, Сигюн. Лучше уходи, - маг повернулся к ней спиной. Он мерил шагами комнату, а она прослеживала его движения, она пыталась разглядеть в выражении его лица хотя бы какие-то черты неподдельной радости, которую маг так умело скрывал. -Что? - Сигюн смотрела на мужа и не узнавала его. Взгляд его зеленых глаз был настолько холодным, что девушку пробивала неистовая дрожь. -Почему ты так со мной? -Я сказал: уходи! - его крик раздался, казалось, на все подземелье, а искаженное злостью лицо заставило слезы политься сильнее. Девушка смотрела на него с застывшим в глазах ужасом. Его слова до глубины души ранили её. Зачем он снова прогоняет? Почему не хочет говорить? Разве хотя бы однажды она причинила ему боль? -Ты причиняешь мне боль тем, что любишь меня, - он посмотрел на неё, читая её мысли, отвечая на её вопросы. -Я не могу видеть, как ты страдаешь, милая. Я видел это на свободе и вижу это даже сейчас, в заключении. Все твои слезы, что ты когда-либо проливала, связаны со мной. Теперь все закончилось, Сигюн. Теперь ты должна меня оставить, слышишь? Оставить навсегда. -Нет, нет, нет. Как ты можешь так говорить? - Сигюн не верила своим ушам, не хотела даже верить, не хотела даже слушать того, что он говорит. -Это ради тебя. Я люблю тебя и поэтому хочу, чтобы ты была свободна. Теперь я - никто, я до конца своих дней останусь в этой тюрьме, ты и я знаем об этом лучше других, возможно, меня и вовсе отправят на смертную казнь... -Нет! Замолчи! Этому не бывать! - прикрикнула Сигюн, обрывая страшную речь, которую порывался сказать муж. -Я найду способ вытащить тебя отсюда, - прошептала она, заглядывая в его изумрудные глаза, где потух огонь, где ничего уже не осталось, где все погасло и погибло, как и в душе девушки. В его глазах она увидела лишь свое отражение. -Как? Снова начнешь унижаться перед Одином? Я не позволю тебе ползать на коленях всю свою жизнь! Тебе пора принять и понять, что все закончилось, - слова мага пробили её ядовитой стрелой. Она никогда не думала, что эти слова будут однажды звучать так страшно. Она обреченно закрыла глаза и опустила голову, ожидая, когда внутри все успокоится, а слезы немного утихнут. Она ощущала на себе его взгляд, слышала его дыхание. Не открывая глаз, она тихо начала говорить: -Я никогда не смогу выполнить то, о чем ты просишь. Я не смогу разлюбить тебя, забыть или оставить. Скоро на этот свет появится тот, кто очень сильно будет похож на тебя. На слова супруги маг недоуменно сдвинул черные брови. -Я жду ребенка. Нашего ребенка, Локи. - Одинокая слеза вновь скатилась по её щеке. Маг опустил взгляд на её округлившийся животик, который не заметил сразу, который вообще не заметил. Он осторожно приблизился к девушке. А вот и снова неуверенный огонь плещется в его очах, будто кто-то очень заботливый только что зажег в плотной тьме долгожданную свечу. На пухленьких губах Сигюн играла легкая улыбка, ведь она слышит, как сильно и волнительно забилось сердце колдуна, когда он осознал полную суть произнесенной ею фразы. Все слова, все прошлые сказанные и несказанные мысли вмиг исчезли из его головы. На какую-то минуту он забыл обо всем, мир заключения вокруг него разрушился, и он видел перед собой лишь Сигюн, которая носит под своим сердцем его первенца. Трикстер аккуратно протянул руку, вопросительно посмотрел на девушку, как бы спрашивая её разрешения. Сигюн мягко улыбнулась и кивнула головой. Локи положил ладонь на её выпуклый живот, но ощутить её тело не смог, пальцы прошли сквозь девушку. Золотистое свечение окутало её, и Сигюн начала растворяться в воздухе. Её иллюзия сплыла, и последнее, что Локи видел, так это улыбчивые глаза супруги, наполненные слезами счастья. Все исчезло. Образ Локи минуту назад стоял перед ней, а сейчас он потерялся в огне, который позже погас. Разум Сигюн вернулся в реальность, она обнаружила себя в комнате Фригги, а сама царица стояла рядом. По щекам Сигюн безостановочно текли слезы, а пальцы сжимались в кулаки. Она вздрогнула, когда рука королевы коснулась её плеча. Больше она не могла держаться - встреча с мужем принесла ещё больше боли, чем билось об её сердце раньше. "Все закончилось. Все закончилось.", - слышала она его слова, словно он стоял рядом и твердил ей их на ухо. Как было страшно, как было невыносимо слышать подобные слова. Разве может все закончится, если скоро на свет родится его малыш? Сигюн почему-то черпала силы именно из этой мысли, из этого предстоящего события, какой-то внутренний голос, который не говорил с ней ранее, подсказывал, что с рождением младенца все изменится к лучшему. Так ли это?.. Время покажет... ...На исходе был уже седьмой месяц беременности, седьмой месяц с тех пор, как Сигюн узнала о войнах во всех девяти мирах. Войска Асгарда все ещё находились в Льёсальвхейме, все ещё обороняли мирных жителей, все ещё восстанавливали прежнее содружество. Это давалось могучим асам не так уж легко, несмотря на то, что с ними был Тор. За последние два года, пока восстанавливали Бифрост, накопилось множество недругов, которые беспощадно убивали невинных людей, грабили населения, устраивали мелкие разрухи, воевали с беззащитным народом. Теперь их превосходство заметно уменьшилось, учитывая, что асы отловили многих, а ещё больше - убили. До солнечного Асгарда лишь долетали обрывки новостей, что черные вороны несли на своих крыльях. Никому Всеотец не говорил, как продвигаются дела, но все знали: если он спокоен, значит, все идет так, как должно быть. Ещё два мучительных месяца прошло. Сигюн уже было сложно передвигаться, - довольно внушительный живот оттягивал её тело - но для девушки это была приятная тяжесть, она бережно вынашивала ребенка в своем чреве, хорошо питалась, соблюдала определенный режим, но всегда скрывала за доброй полуулыбкой свою страшную печаль, мучительную тоску, разрывающую на части и душу, и плоть. Никто в Асгарде не мог даже знать, что под сердцем, кроме младенца, Сигюн носит ноющую рану, которая кровоточит каждую ночь, проливаясь жгучими слезами. И стоит ли говорить, о ком плачет бедная ванка? Последняя встреча с Локи два месяца назад запомнилась ей как просвет в этой бесконечной тьме, в которой она заблудилась, потерялась, несмотря на то, что муж был с ней груб. Больше он не посылал ей сны, не посылал заговоренных зверьков и птиц, у которых глаза светили зеленым. Локи словно вселял в них частичку своей души, а затем отправлял любимой жене. Сигюн днями и ночами строчила ему письма, пересылая их с добрым охранником, который так сильно опасался, что его засекут, но не мог отказать страдающей девушке. Только вот ответы от супруга не приходили. -Не поступай так со мной, я прошу, - взывала она, обращая взгляд в пустоту. -Ты знаешь, что по-твоему все равно ничего не случится. Я не уйду. И я умоляю, не гони нас, - её гладкую щеку рассекает прозрачная слеза, которая падает на подол её кремового платья. Внезапно она слышит, как скрипит дверь покоев. Девушка с легким испугом оборачивается и видит топающего к ней черного котенка, который не смело перебирает маленькими лапками и пискливо мяукает. Сигюн пару секунд недоуменно смотрит на животное, а потом, замечая, что глаза его искрятся изумрудным, понимает, зачем и от кого явился сюда этот комок шерсти. Девушка улыбается сквозь слезы, берет котенка на руки и приглаживает на своей груди. Он нюхает её лицо, тыкаясь в него влажным носиком, словно силится поцеловать. В его изумрудных глазах Сигюн заметила какое-то необычное подобие улыбки, печальной, сожалеющей улыбки, будто он извиняется за что-то. Девушка улыбается в ответ, целуя котенка в мохнатую, черную макушку, а тот осторожно спускается на её живот, невесомо ступая лапками. А после, тихо мурлыча, сворачивается клубочком и засыпает, передавая тепло своего тела беременной девушке и её младенцу. -Локи. Мой Локи, - трепетно произносит Сигюн, приглаживая пушистую черную шкурку котенка. ...-Есть какие то известия от Тора? Что говорят вороны? - Фригга стояла возле трона Одина, сверля мужа взволнованным и в то же время испытующим взглядом. -Положение альвов стало лучше после внедрения асгардских войск, однако мародеры плодятся, словно мухи. И пока их мир не будет полностью отчищен от вражеских полчищ, Тор и наши воины останутся там. Они будут стоять до последнего, - мрачно говорил царь. -Ты говорил с Тором о той землянке, что приглянулась его сердцу? - Фригга прошла к окну, поглядывая на супруга украдкой, видя, как меняется он в лице, как морщин становится больше. Он угрюмо взирает на жену. -Он и так знает, что я ему скажу. Однако, ему решать, с кем делить свою судьбу, я лишь могу дать совет. Во всяком случае, сейчас ему не до неё, сейчас не до любовных утех. Пока идет война, сердце нужно запирать на замок. Царица согласно кивнула, но все же душа её болела за Тора. Она прекрасно знает, как старший принц страдает по смертной девушке Джейн, она видит в его глазах глубокую печаль, а улыбка его исходит словно через силу. Эта землянка поселилась в его душе, в его воспоминаниях, в его мечтах, и принц рвется к ней, хотя понимает, что их союз противоречит всяческим законам Асгарда. -Как там Сигюн? - вопрос Одина прозвучал неожиданно для царицы. Никогда прежде он не интересовался состоянием бывшей принцессы, жены того, о ком он не хочет даже слышать. Фригга мягко улыбается. -Она в порядке. Беременность протекает нормально, мои лекари следят за ней ежедневно. Судя по её аккуратному животику, я думаю, что у неё будет мальчик, здоровый и крепенький, - царица говорила о своем долгожданном внуке с неподдельной радостью и даже с некоей гордостью. Один лишь отмалчивался в ответ. Его не сильно радовало появление на свет потомка Локи. Вспоминать о приемном сыне, которого назвать сыном больше не поворачивался язык, не хотелось больше никогда. Он слишком много страданий принес своей семье, которая воспитала его, приняла его, и подобным он сумел отплатить им за свое спасение из холодного мира, за свое воспитание, за все то тепло, что он обрел здесь и которого бы никогда не узнал в Ётунхейме, если бы вообще остался жив. -Я рад, что все хорошо, - кратко ответил царь спустя минуту, и Фригга знала, что его слова не соответствуют его мыслям. Один, как и Локи, не находит в себе сил для прощения. Только одного царица не может понять: от чего же Сигюн заработала такую неприязнь от Всеотца? И к чему он спрашивает о её здоровье, когда на самом деле его оно не так уж сильно и волнует? Неужели где-то очень глубоко, в самых недрах его души, куда никто, даже великая колдунья, не может забраться, теплится маленькое переживание за приемного сына, за его семью? Но это чувство настолько мало, что его не видно за щитами безжалостности, правильности, строгости и справедливости. Сигюн гуляет по пляжу, новый день выдался жарким и солнечным, птицы щебечут где-то в прибрежных кустарниках, прячутся на скалах и утесах в своих норках, как бы исподтишка чирикая свои заливистые песни. Море шумно беснуется, поднимая волны белыми гребешками, уводя их к берегу. Под ногами хрустит теплый песок, и босым ступням так приятно ощущать его, так приятно утопать и зарываться в него. На небе нет ни одного облачка - их разогнал ночной ветер, освобождая голубые небеса от серой угнетенности и пасмурности. Солнце было раскаленным, тело казалось тяжелым под гнетом его лучей и липкой одежды, и так хотелось скинуть её с себя, окунуться в прохладную морскую пучину, погостить в объятиях просторного океана, почувствовать на своих губах его соленый поцелуй, погрузиться с головой под воду и плавать, плавать в синеве, пока не начнешь задыхаться, а потом резко вынырнуть навстречу легкому ветерку, очередной волне, и вздохнуть полной грудью, будто начать новую жизнь. И все печали разом сметутся, покинут ноющую душу, освободят её, отдадут во власть иной жизни, где правит только счастье. Девушка идет легкой походкой, придерживая правой рукой выпуклый живот, поглаживает его нежно и бережно. Её слух наконец ласкают шумные волны, она вновь слышит их красивые песни, дышит чистым морским воздухом, и вся эта прелесть достается и её малышу внутри. Сигюн видит упавший ствол дерева, давно погибшего, павшего на теплый песок, склонившегося к морскому прибою, изогнувшегося дугой. Она садится на его ещё крепкий ствол очень осторожно, спускает босые ножки в объятия прибоя и позволяет волнам лизать их, укутывать их в свое теплое покрывало гладкой воды. Как же давно она не ощущала этого, как же давно не спускалась на берег океана, как же давно не смотрела на полосу горизонта. Мысли её снова тускнеют, хорошее рассеивается, и она вспоминает о Локи, который мается в заключении, который не видит и не слышит моря, не видит солнца, не чувствует ветра, что прошепчет его имя в кронах деревьев, но больше всего девушку угнетает то, что супруг не увидит рождения своего ребенка. Эта мысль заставляет её всплакнуть, она даже сама не замечает, как слезы сбегают на её щеки, лишь когда одна из них падает на её ладонь, Сигюн смахивает их рукавом платья с милого лица. Ванская дочь возвращается под вечер во дворец, где снова её встречают прекрасные стены, налитые золотом, расписные двери, высокие колонны, придворные дамы и господа, смотрящие на неё с наигранным приветствием или с нескрываемой неприязнью, слуги, вьющиеся вокруг, словно мошкара в воздухе. Из обеденной залы исходит запах приготовленного ужина, и Сигюн просит одну из служанок принести еду в покои, та коротко и боязливо кивает и бежит исполнять приказ. Сигюн приходит в покои, плотно закрывает за собой дверь, садится в любимое кресло и начинает разводить огонь в камине, подкидывая туда гладких, сухих поленьев. Пламя начинает потрескивать, расходится, плясать, откидывая на каменные стены замысловатые тени. Девушку завораживает этот огненный танец, и она не сразу различает тихий стук в дверь. Потом, словно очнувшись от грез, она разрешает гостю войти. В покои заглядывает та самая служанка, которую Сигюн встретила возле покоев Фригги. Девчушка робко вошла, удерживая в руках огромный поднос с ужином. -Добрый вечер, Леди Сигюн, - она вежливо поклонилась, застыла у порога, и ванка кивнула ей, давая разрешение располагаться. -Ваш ужин, Леди, - сказала прислужница, ставя поднос с едой на столик, раскладывая столовые приборы, разливая в чашку мятного чая. -Я могу помочь вам чем-то ещё? Сигюн поднимается с кресла, наблюдает за хлопотами девушки. -Нет, благодарю, - отвечает она, немного смущаясь от подобного ухода. -Вы позволите мне идти? - служанка застенчиво перебирается с ноги на ногу. -Как тебя зовут? - ласково спрашивает ванская дочь, с каким-то удивлением вглядываясь в её милое личико. -Бирта, - произносит девчушка очень тихо. -Бирта, почему именно ты принесла мне ужин? Ведь ты относишься к личной прислуге Её Величества. -Другие боятся приходить сюда, - честно говорит прислужница. -Меня раздражает их глупый страх. -А ты не боишься? - с любопытством спросила Сигюн. -Не боюсь. -Ты относишься ко мне не как все, я это вижу. Почему? Разве тебе совсем не страшно говорить с женой темного мага? Не страшно заходить в его комнаты? -Нет, Леди. Я не отношусь к вам плохо потому, что понимаю вас и ваши чувства. Однажды и я была на вашем месте и поэтому не могу осуждать ни вас, ни вашего мужа, ни, тем более, вашего ещё не рожденного младенца, - Бирта с сожалением смотрела на ванскую принцессу. В её серых глазах не было ни страха, ни глумливой насмешки, ни лжи, которые обычно Сигюн видит у других. -Я могу идти? - вновь спросила Бирта, боясь вдруг взболтнуть что-то лишнее. -Подожди. Присядь, выпей чаю вместе со мной, - с доброй улыбкой предложила Сигюн, беря Бирту за руку, усаживая за столик. Девушка робко опустилась напротив бывшей принцессы, а та достала чашку из шкафчика, налила в неё чаю, а затем подала Бирте в руки. -Поделись со мной, - попросила Сигюн, отпивая из чашки терпкий мятный напиток, ощущая, как горячая волна растекается по её телу, утешает своим теплом, облегчает состояние. Бирта пару секунд молчала, то ли стесняясь, то ли не зная, с чего начать, а потом стала не громко рассказывать свою историю: -Когда-то очень давно у меня был возлюбленный по имени Эрн, он служил у царя Бёра, отца нашего Великого Одина, тайным советником. Мы любили друг друга до беспамятства, мы ожидали благословения царя, уже назначили день нашей свадьбы, но не за долго до этого дня Эрна посадили в темницу. Точно так же прелюдно, как и вашего супруга Локи, Эрна прислали на Асгардский Суд, и царь приказал бросить его в подземелье до оглашения последнего приказа, причем никто даже не сказал, в чем его обвиняют. В тот период началась война с темным царством, где обитало зло. Малекит, предводитель темных эльфов, населяющих тот мир, мрачных, разрушительных и безжалостных существ, владел самым древнейшим оружием под названием Эфир, с помощью него он хотел уничтожить все девять миров во время их схождения. К счастью, асы успели завладеть Эфиром, и без него раса темных эльфов пала навсегда. В подобной войне выявили виноватого, которым оказался мой Эрн. Кто-то бесчеловечный оклеветал его, сказав, что он был в сговоре с темными эльфами уже очень давно. И царь поверил в это, те обвинители предоставили Бёру целую стопку несуществующих доказательств своей версии. Тогда погибло очень много асов, и для царя сложился прекрасный пазл, где моего возлюбленного представили неоправданным злодеем. Разбирательств было очень мало, их практически не было вовсе, клевета стала настоящей правдой для всех, каждый верил именно в то, что Эрн виновен. Сигюн внимательно слушала Бирту, боясь перебить, хотя вопросов накопилось много. И только, когда девушка сделала паузу, ванка осторожно спросила: -Времена темных эльфов? Это же было много тысячелетий назад. Сколько же тебе лет? Ты ведь совсем ещё девочка, - взгляд Сигюн загорелся восхищением и удивлением. -Да, мне очень много лет, - улыбнулась молодая девчушка. -Но дело тут вовсе не в рождении под долголетней и нестареющей звездой. В раннем детстве я болела сильной простудой, которая ходила во времена трескучего мороза. Ни один лекарь не мог помочь мне, и каждый приходил, осматривал меня, а после обреченно сообщал моей маме, что я не протяну и пары дней. Моя мама владела даром магии и непременно использовала этот тогда ещё запрещенный дар, изготовив для меня зелье молодости, которое вылечило меня от простуды и лишило возможности стареть. Долгое время она прятала меня от людей, очень боялась, что асы узнают о её способностях. Конечно, она не могла скрывать меня всю жизнь, и позже народу стало известно о её даре. Маму вместе со мной хотели изгнать из Асгарда, но она с трудом уговорила правителя, чтобы меня не подвергали никакому наказанию. Так я осталась одна примерно в двенадцать лет. Через некоторое время мне пришло известие, что мама умерла от тяжелой аллергии в Ванахейме. Мне даже не позволили отправиться туда, чтобы попрощаться с ней. Сигюн видела, как Бирта рассказывает ей о своей жизни, и вся та боль, которую она испытала давно, больше уже не колит её в сердце, больше не бьет по душе. Бирта выглядела спокойной, она даже не пустила слезинку, вспоминая свое далекое, печальное прошлое. Должно быть, за столько лет жизни девушка смирилась со своим положением, от которого никуда ей не деться. -А что же в итоге случилось с Эрном? Его оправдали? - спросила Сигюн, заглядывая в глаза собеседницы с надеждой. Та отрицательно покачала головой, а потом, нервно сглатывая, продолжила: -Нет. Последний раз я видела любимого в день казни, что произошла по решению Суда. На моих глазах его пронзили десятками острых стрел. Сигюн вздрогнула от исхода истории. Она боялась даже представить на секунду, каково было бедной Бирте, которая улицезрела казнь своего возлюбленного. В груди ванки сильно заколотилось сердце, а глаза наполнили непрошеные слезы, которые она тут же попыталась скрыть. -Я очень надеюсь, что с вами не случится подобного никогда, Леди Сигюн. Возможно, для вашего Локи ещё есть путь к спасению, - с душевной полуулыбкой произнесла Бирта, замечая слезные глаза ванки. -Наш Один хоть и жесток, но не так, как был его отец... -Я завидую твоей выносливости и силе, Бирта. Я бы не смогла выдержать всего этого, - сказала Сигюн, вытирая слезы ладонью. -И я уже точно знаю, что не вынесу, если потеряю Локи, я просто не смогу дальше жить. -Вы не потеряете, Леди. Не потеряете никогда. Младший принц очень любит вас и вашего ребенка, который скоро появится на этом свете. Я думаю, что норны дают ему второй шанс - шанс исправить свою судьбу, посылая ему дитя от любимой, и ради вас он обязательно выберется, - Бирта снова улыбнулась, и улыбка её была так прекрасна и чиста, пропитана добротой, легкостью. Сигюн немного успокоилась, хотя на душе все ещё было мрачно после такой душещипательной истории судьбы, обладательницу которой норны не пожалели. Этой же ночью Сигюн уснула с трудом, все размышляя, думая о бедной Бирте, о её возлюбленном. Ведь все могло бы быть иначе, нужно было просто сделать шаг в сторону, свернуть с фальшивого пути, выстроенном чьей-то гнусной ложью и клеветой, и тогда юношу оправдали бы, но все случилось так, как случилось... С этими мыслями Сигюн провалилась в сон. Моментально в сознании начали выстраиваться нечеткие изображения, которые потом переросли в полноценные картины: Сигюн стоит среди толпы людей, что скандируют какое-то слово. Дева не различает его, оно невнятно слышится в её голове. Сигюн не видит, что происходит в центре толпы, она лишь чувствует, что ей нужно успеть туда, попасть туда и остановить все это. Она бежит, расталкивая людей, пробирается между ними, и когда цель её уже почти рядом, она видит, как стрела поражает юношу, вонзаясь ему прямо в грудь, затем одна, потом другая, третья, и так бесконечное множество, пока все его тело не усыплется ими. Сигюн кричит, выныривает из толпы, бросаясь к деревянному возвышению. Все вдруг затихают, неотрывно глядя на девушку, что подходит к мертвому юноше. Она падает на колени возле его тела, платье её тут же тонет в крови, которая пачкает её нежные тонкие руки. Сигюн дрожит от слез, от непреодолимого страха, хотя она даже сама не понимает, чего так боится. Ванка осторожно переворачивает тело юноши на спину, чтобы взглянуть на его лицо последний раз. Всю её начинает знобить, а сердце устремляется в пятки, когда в лежащем перед ней юноше она узнает Локи, чье лицо теперь бледнее прежнего, а зеленые глаза - стеклянные, и вместо танцующих костров в них догорает лишь последний блик солнца, последнее, что увидел трикстер перед вечной тьмой. Он весь в крови, обездвижено лежит на её руках. -Нет! Локи! Нет! - грудь её разрывают рыдание, внутри все горит от беспомощности, от осознания того, что его сердце пронзило стрелой, а её сердце до сих пор бьется... -Локи! - с криком Сигюн распахивает глаза и почти подлетает на кровати. С ужасом взирает на темные комнаты, на проплывающую по небу луну, на искрящийся в ночи город за окном, она судорожно хватает ртом воздух, пытается прийти в себя, унимая бешеное сердце. "Все хорошо. Это всего лишь сон.", - повторяет она, пытаясь согнать ночной морок. Успокаивается, ложится и кутается в одеяло, но заснуть больше не может.