Мой ангел-хранитель

Первые лучи солнца постучались в окно, просочились сквозь неплотно задвинутые шторы. Сигюн ощутила их теплый поцелуй на розовой щеке, но глаз по их зову открывать ей не хотелось. Не хотелось вновь видеть это одиночество, пустую кровать, не хотелось заново встречаться с золотыми стенами, не хотелось выплывать из глубокого сна, где в своих объятиях убаюкивали его крепкие руки, где его горячие губы жадно целовали, голос сладко называл её по имени, а его прохладная ладонь гладила её выпуклый живот. Только во сне она может видеть Локи, только во сне она может быть счастлива. Но новый день настойчиво продолжает будить ванскую дочь, и она нехотя разлипает сонные веки. Вчерашние события произошли будто не с ней, должно быть, по велению чьей-то заботливой руки, с пальцев которой слетала магия, воспоминания постепенно затуманились, забылись, а страх, который вчера бился внутри, сегодня разлетелся на части. Сигюн с облегченным вздохом и легкой улыбкой осторожно уселась на кровати. Несмотря на аккуратность действий, головокружение настигло девушку внезапно, словно волна морская накрыла её с головой, а потом тут же отступила, оставляя после себя легкое недомогание и малейший шок. Девушка мотнула головой, пытаясь согнать остатки дремоты и плохого состояния, но от резкого движения в голову вступила ноющая боль. Сигюн попыталась заглушить её, потирая указательными пальцами виски, и это немного помогло. Ванка поднялась с постели, на ноги надвинула мягкие тапочки, побрела в ванную комнату. Она тщательно умылась, причесала волосы, одела домашний халатик черного цвета, вытканный из шелка. Сегодня Сигюн не собиралась никуда выходить из своей комнаты, сегодня предпочла забыть о том, что за дверью и окнами присутствует мир, живут люди, как это и было почти целых два месяца. Да и потом сегодня её состояние было каким-то мутным: голова слегка продолжала кружится, поясница побаливала при движении, ходьбе, а внизу живота скапливалась ноющая боль, которая, казалось, постепенно тянет вниз. Однако, стоило Сигюн задуматься об уединении, как в дверь покоев тут же постучали. Сигюн разрешила войти, и это, как всегда, оказалась Фригга. В её руках был поднос с завтраком, лицо светилось улыбкой, а добрые голубые глаза блистали, словно небесные звезды. Обычно царица любила заделывать свои длинные кудри в высокие прически, или же просто оставлять их распущенными, лишь поддевая на челе венцом, но сегодня впервые Сигюн увидела косу из её роскошных волос, что лежала на её плече, спадала прямо до бедер. -Доброе утро. Завтрак будущей мамы, - царица поставила поднос на столик перед Сигюн. -Доброе утро, Ваше Величество. Благодарю, но мне совершенно не хочется есть. Я сегодня неважно себя чувствую. - Сигюн опустилась в мягкое кресло возле камина. -Ты должна хотя бы немного поесть, Сигюн. Вчера ты пережила сильный стресс, и тебе нужно набраться сил, - уговаривала Фригга, намазывая кусок мягкой, пышной булочки сливочным маслом. -Да я сильная, Ваше Величество, - улыбка озарила лицо девушки. -Все в порядке, а есть мне действительно не хочется. -Держи, съешь хотя бы его, - неумолимая царица подала сделанный бутерброд девушке, и та со вздохом, понимая, что заботливая Фригга будет настаивать и дальше, приняла его, откусывая маленькие кусочки. Потом Сигюн выпила лимонный чай, и стало чуточку легче, однако не надолго. Весь долгий день девушка сидела в своих покоях, рядом с ней постоянно находилась Бирта, которая сменила царицу ближе к полудню. Сигюн пыталась отвлечься от своего плохого состояния, она занималась вязанием, читала, рисовала, завязывала веселую беседу с Биртой, но болезненное ощущение не покидало её. Сигюн пробирал легкий озноб, и Бирта укутала её в шерстяной плед; на низ живота продолжалось давление, а поясница ныла все сильнее. Уже приближался знойный вечер, и Сигюн решила выйти на балкон, чтобы наконец вдохнуть свежего воздуха за весь день. Она попросила у служанки помощи, чтобы подняться с кресла, но стоило ванке встать на ноги, как боль, словно стрела, пронзила поясницу. Сигюн тихо всхлипнула. -Что с вами? - взволнованно спросила Бирта, поддерживая девушку. -Не знаю, - покачала головой ванка, медленным шагом и с поддержкой пробираясь к постели. -Живот внизу будто скручивают в узел и поясницу ломит. -Присаживайтесь, Леди. Я сейчас же позову Её Величество, - асинья бегом рванула к выходу. Сигюн осталась одна, она глубоко дышала, пыталась успокоиться, но получалось очень плохо. Живот тянуло вниз, и девушка жмурилась от неприятной боли, от ощущений, но терпеливо сдерживала крики, когда так сильно хотелось закричать. Шевельнуться было ужасно трудно, казалось, что боль все нарастала и нарастала, она становилась каким-то невидимым, огромным, красным шаром, который вот-вот лопнет. Сигюн попыталась лечь, но закинуть ноги на кровать не получилось - внизу живота все ещё сильнее скрутило. Она ахнула, хватаясь за живот, беспомощно оглядываясь по сторонам. Через несколько минут дверь распахнулась и в комнату забежали Фригга и лекарша, а следом за ними прошмыгнула маленькая Бирта. -Сигюн, что случилось? - королева подлетела к девушке, садясь перед ней на колени, заглядывая в её слезящиеся глаза. -Моя царица, кажется, срок пришел, - сообщила ванская дочь, судорожно хватаясь за её руку. Девушка выдавила из себя улыбку, прекрасно понимая, что боли не утихнут, а только усилятся в скором времени. Она не знала, страшно ли ей было сейчас или нет, она не могла сейчас и вовсе думать, лишь про себя повторяла: "все будет хорошо". -Не переживай, ты справишься, - Фригга поцеловала Сигюн в горячую щеку. -Схватки вскоре начнутся, Ваше Величество, - прокомментировала лекарша, выкладывая на столик стопку чистых белоснежных полотенец. -Бирта, ты не могла бы подать мне воды? - попросила Сигюн, ощущая, как она начинает гореть, а горло сковывает засухой, ей кажется, что в комнате воздух становится душным. Девчушка быстро наполнила стакан водой, подала ванке, но та, взяв стакан дрожащей рукой, не сумела его удержать. Сильная схватка стянула все внутри, Сигюн закричала, чувствуя, как под ней образовалась влажность. Ванку тут же уложили на постель в нужной позе. Девушку изматывала жуткая боль, которая разрывала, казалось, всю её на части. Она увидела над собой лицо Фригги, которая что-то невнятно шептала, гладила по голове, пыталась успокоить. Сигюн становилось легче всего на мгновение, но потом - снова прилив острой боли, давящий на живот. Сигюн часто задышала, пытаясь сдержать крик. -Не бойся, девочка. Все будет хорошо, просто придется немного потрудиться, - приговаривала лекарша, и голос её был очень спокойным, очень ласковым. Сигюн перевела дыхание, затуманенным взглядом успела поймать улыбку Фригги. -Когда придет время, нужно просто поднатужиться, милая. Все получится, все будет хорошо, - утешала царица, удерживая девушку за руку. Сигюн кивает головой, стараясь вслушаться в совет королевы, стараясь успокоиться. -Я скажу, когда придет время, - послышался голос лекарши. -Бирта, ты не могла бы мне помочь?.. В комнате образовалась суетливая обстановка, которая проходила уже мимо Сигюн, она не замечала ничего и никого, глаза её были направлены вверх, и все, что девушка видела так это зеленый балдахин, натянутый на широкую постель. Зеленый... Родной зеленый цвет... Цвет его глаз. Сигюн еле заметно улыбнулась, вспоминая о супруге, но внезапно все её мысли накрыл новый прилив боли. -Сейчас набери воздуха в легкие, Сигюн, и поднатужься, - сказала лекарша, и девушка последовала её совету, ощущая, как все внутри неё рвется. Девушка начала тужится, и острая боль пробрала её до костей, голова закружилась, а в глазах потемнело, но Сигюн с криком продолжала свое действие, теряя связь с внешним миром, чувствуя лишь прикосновение Фригги, слыша изредка невнятный голос лекарши... ...Всю ночь Локи не смыкал глаз, очень много думал о Сигюн, о произошедшем, о ётуне, вновь давшем знать о себе. И весь день эти мысли не давали ему покоя. Трикстеру казалось, что он точно скоро слетит с катушек, находясь взаперти, а сидеть здесь ещё очень долго. Изумрудные глаза снова впиваются в книгу, ищут там строчки, которые хотя бы на секунду смогли бы отвлечь его от мыслей, от всего мира, от того, что происходит за пределами подземелья, от супруги. Он заставлял свой разум уйти в историю, изложенную автором, уйти так глубоко, чтобы потом пришлось долго искать дорогу обратно. Внезапно боковым зрением маг заметил приближающегося к его камере охранника, того самого, который все время таскал письма от Сигюн. Трикстер предпочел не обращать на него внимание, сделать вид, что не замечает его. -Локи Лафейсон, меня просили передать вам, что ваша супруга рожает. - Слова стража прозвучали так громко в его голове. Он отвлекся от книги, он вообще забыл в этот момент, где он находится, кто перед ним и что он держит в руках. Она рожает... Рожает!.. В груди колдуна забилось ледяное сердце. Каким же ничтожным он ощущает себя сейчас. Он не способен пробраться к ней, не способен утешить её, помочь. Она там одна, и её крики были слышны в его голове очень отчетливо. Он почувствовал себя загнанным зверем, у которого забрали все, заперли в одиночестве, наблюдая за его мучениями, так же, как и на свободе сейчас наблюдают за мучениями его семьи. Локи лишь кивнул головой на слова охранника, не показывая всех подлинных эмоциональных красок, надевая на себя маску безразличия и полнейшего спокойствия. Трикстер попытался сдержать эмоции, которые состояли из давно забытой и необъяснимой радости, волнения, беспокойства, ненависти. Ненависти ко всем, в том числе к самому себе, ненависти из-за того, что он должен был быть рядом с Сигюн сейчас, но его нет. Маг поднялся с кресла, подошел к стеклу вплотную, высматривая - нет ли посторонних глаз, обращенных на него. Убедившись, что за ним никто не следит, он с помощью магии создал иллюзию, чтобы для всех вокруг оставался он, читающий книгу, а внутри той иллюзии Локи нервно расхаживал по комнате, пытаясь найти связь с супругой через сознание. Это требовало огромной сосредоточенности и энергии. ...Прошло уже много времени, краем глаза Сигюн видела, что за окном уже расстилается темная ночь, а ведь ещё недавно светило золотое солнце. Боли все не утихали, легче не становилось. Сигюн в поту лежала на постели, ожидая, когда вновь начнет закипать боль. Фригга заботливо стирала пот с её лица, убирала мешающиеся волосы, которые выбились из прически, лезли в глаза. Сигюн показалось, что она теряла сознание несколько раз за это время, а потом в реальный мир её снова вытаскивала боль, и она тужилась вновь и вновь, стараясь освободить малыша из чрева. Все снова накатывало, Сигюн ощутила резкую схватку, она выгнулась, закричала, сжимая руками простыни так, что костяшки пальцев белели. Она тужилась в полную силу, безудержным криком разрывая связки в горле. -Давай, вот молодец, вот так, девочка. Уже почти все, - приговаривала лекарша, и Сигюн, как бы подстрекаемая её голосом, продолжала напрягаться. Когда боль слегка отступила, ванка устало откинула голову на подушки, стараясь отдышаться. -Ну же, Сигюн, осталось немного, - ласково промолвила царица, гладя девушку по руке. -Локи... - измученным и охрипшим голосом прошептала Сигюн. Она даже сейчас не могла о нем не думать, ей так сильно хотелось к нему. Он бы помог, он бы спас её от этой боли, он бы укрыл. -Локи, - повторила она пересохшими губами. -Сигюн, Локи знает. Он все знает. Сейчас подумай о себе, слышишь? - Фригга, ещё крепче взяла девушку за руку. -Приготовься, милая, новая схватка сейчас будет, - послышался голос лекарши, и Сигюн опять вдохнула полной грудью. Новый поток боли - новый крик, новое усилие. -Моя царица, головку видно! - радостно сообщила Бирта. Сигюн снова поднатужилась, боль разрезала её, казалось, на пополам, она была больше не в силах её терпеть. -Давай же, родная, ещё чуть-чуть, - подбадривала лекарша. -Мне больно, Ваше Величество, - простонала Сигюн, а потом вновь набрала воздуха, чтобы сделать очередное усилие. Сознание начало проваливаться в густую тьму, где нет звуков, кроме звонкой тишины. Сигюн закрыла глаза, силы начали покидать её. Там, во тьме, на её пути появился он. Его изумрудные глаза улыбчиво блеснули, его рука протянулась к ней, коснулась её лица, а любимый голос, который девушка так давно не слышала, тихо прошептал: "Не бойся, я рядом.". Голос супруга был словно видением, которое придало девушке новых сил. На вспотевшем лице Сигюн появился блик улыбки, перед глазами снова возникли краски. Она вернулась в сознание, поднатужилась снова, окончательно срывая голос. Это усилие длилось несколько секунд, которые стали самыми мучительными, но самыми последними. Внезапно крик девушки перебил пронзительный плач ребенка. Сигюн ощутила, как стало легко внутри, как стало легко дышать. Облегчение состояло не только в состоянии, но и в долгожданном крике младенца, что заполнил комнату. -Теперь отдыхай, девочка, отдыхай, - приговаривала Фригга. -Умница. Сигюн улыбалась, слыша, как плачет её малыш. Крик, который он издает, является самым драгоценным, самым прекрасным, что она когда-либо слышала. Его плач вовсе не означает, что ему плохо, - так он приветствует этот мир. -Мальчик! У вас сын, Леди Сигюн, - с улыбкой сообщила лекарша, обрезая пуповину, что связывала мать и её дитя все эти долгие месяцы. -Дайте мне подержать его, прошу, - на румяном лице девушки играла счастливая улыбка. Лекарша обтерла малыша белоснежной простыней и, укутав его в мягкое одеяльце, передала младенца на руки матери. Сигюн осторожно взяла сынишку, стараясь успокоить его громкий плач. -Тише, малыш, тише, - приговаривала она, прислоняя к губам его маленькие ручонки. Он был таким теплым, таким крохотным, материнские руки осторожно, бережно удерживали его. Малыш слегка успокоился, когда нащупал грудь матери, начал причмокивать маленькими губками, посасывая молоко. Сигюн не смогла сдержать слез, которые впервые за долгое время по настоящему лились от счастья. Ванка не сомневалась, что сын вылитый папа, учитывая, что на его головке уже прослеживается пушок черных волос; а когда ребенок открыл глаза, то их зеленый цвет озарил, словно солнечный. Такие яркие, ядовитые, прекрасные глаза могут быть только у одного мужчины, и Сигюн не могла поверить, что появился на этом свете ещё один родной и любимый взгляд, помимо взгляда Локи. Ванка аккуратно поцеловала малыша в лобик, а он все ещё сосал молоко, так смешно и довольно кряхтя. -Он так похож на своего отца, - проговорила царица, наблюдая за внуком, улыбаясь до слез в лучистых глазах. -Как ты назовешь его? -Нари, - промолвила Сигюн, целуя сжатую в кулачок ручку сынишки. -Нари Локисон, - повторила она, утирая прозрачные слезы радости с румяных щек. Это её первенец, самый драгоценный, самый дорогой на всем свете. В момент, когда он закричал, Сигюн вдруг ощутила, что по-настоящему живет, ей показалось, что все это время она была в каком-то затерянном мире, где было пусто, холодно, одиноко, но сейчас она вернулась, расправила крылья, чтобы вновь взлететь в небеса, которые называются жизнью. Она держала на своих руках то сокровище, которое нельзя выиграть, или найти. Она держала на своих руках сына от самого любимого, самого родного человека, а вернее - Бога. И она осознает, как ей невыносимо от того, что Локи нет рядом, что он далеко от них, что он не видит таких же зеленых глаз сына, не чувствует тепла и всей нежности, которая исходит от него, что он не услышал его первых приветствующих возгласов, что он не поцелует его сегодня, в день его рождения. Подобные мысли доводили Сигюн до слез, которые она старалась сдержать. Фригга, к счастью, осталась рядом на всю ночь. Она не позволяла Сигюн придаваться горю, рыданиям, она старалась отвлечь её, давала необходимые советы, и самое главное - не оставляла её никогда. Сигюн была ей очень признательна, очень благодарна. Глубокой ночью, которая вот-вот перерастет в новое утро, она позволила себе немного поспать, когда Нари сытно поел, немного покапризничал, а потом сладко заснул в уютной колыбельке. -Спи, Нари. Спи, родной. Пусть тебе приснится твой папа, - приговаривала Сигюн, тихонько, почти невесомо покачивая малыша. ...Итак, последние три месяца заключения начали свой отсчет. За это время поменялось не много, но только не для Сигюн. Любимого сына она не спускает со своих рук, вскармливает его грудным молоком, поет колыбельные, качая маленького Нари в кроватке, а иногда читает сказки, которые выискивает в библиотеке Асгарда. И это не объяснить словами, когда она видит его прекрасную улыбку, когда слышит, как он смеется. Иногда, когда она смотрит в глаза мальчика, она ощущает, как тонет в них, как они завораживают её, она замечает, как хитро, как загадочно и ядовито они блестят. У малыша глаза, которые достались ему от отца, которые достались ему от Бога обмана. Иногда Нари так смешно скорчит личико, что черты Локи не узнать в нем просто невозможно, Фригга всегда твердит, что малыш напоминает ей Локи в детстве, особенно когда улыбается. По ночам Сигюн не спит, но вовсе не потому, что маленький Нари плачет и капризничает, а потому, что не хочется оставлять сына даже на секунду, хочется вечно смотреть на это крошечное чудо, мирно сопящее во сне, сжимающее ручонки в кулачки. Девушка осторожно приглаживает лохматый пух его черных волос, невесомо целует в лобик, тушит свечу возле колыбельки и спокойно ложится в постель. Вот только сон по-прежнему не идет к ней, мысли её опять блуждают, сознание что-то невнятно бормочет, пока слишком отчетливо в голове не проносится любимое имя Локи. Никто, даже Фригга, не знает всех правдивых чувств, которые кроются в сердце девушки. Если днем отвлечься ей помогает маленький сынишка, то ночью Сигюн сходит с ума. Она пытается уснуть, но перед глазами стоит его облик, и ей снится, как она со всех ног бежит к нему, но стоит ей лишь коснуться его протянутой руки, как силуэт его исчезает. Она хватает руками лишь воздух, так и не ощутив ни разу его прохладной кожи. Сигюн просыпается со слезами на глазах, даже сама не замечая, когда начала плакать. Ничто не может быть мучительней, чем осознавать, что любимого заперли в тюрьме, подвергли вечным мучениям одиночества, гложущего изнутри, и, пока супруг в неволе, счастье не придет никогда ни в стены комнаты, ни в сердце девушки. Сигюн не меньше угнетали мысли о родном Ванахейме, куда отправились войска асов. Она жутко беспокоилась за родителей, за свой народ, но не переставала верить, что с асгардцами победа будет не за горами и вскоре очередная толпа мародеров, отравляющих жизни людей, прибудет в золотую столицу на вечное заключение.