Мой ангел-хранитель

...Он даже не сомневался, что вернется сюда, что снова окажется запертым в четырех белых стенах. Теперь приходить второй раз сюда и видеть, как стекло пропитывает золотая сетка магии, - уже не так сложно. Единственный осадок, который до сих пор тлеет в душе трикстера - это осадок, оставленный от слов Всеотца, оставленный криками и мольбами жены, оставленный обликом матери, что пришла на суд, что снова сделала попытку поговорить с приемным сыном. "Сыном", - произнося про себя это слово, Локи ухмыляется горько, печально. Он даже представить не мог, что жалкое сочетание букв может наносить такой урон душе. Был сыном - теперь узник, теперь изгнанник на всю свою вечную жизнь. Ему казалось странным, что Один изменил своим словам и истинным мыслям, засадив в клетку опального безумца, страшного преступника. Ведь, по мнению царя, маг был рожден, чтобы умереть. "Так что же не убил? Что же не прислушался к мнению народа? Что же не казнил меня на глазах Фригги, на глазах Тора, на глазах Сигюн и всего Асгарда? Пожалел?.. Пожалел...", - раздумывает трикстер, снова искривляя тонкие губы в улыбке. Локи прогуливается от стены к стене. Голова его опущена вниз, руки сцеплены за спиной, взгляд задумчивый. Он блуждает где-то в себе, блуждает в своих мыслях и блуждает очень давно, никак не выйдет на прямую дорожку, где рассыпаны ответы на его вопросы. Он садится на кровать, закрывает бледное лицо ладонями - перед ним тьма, густая, липкая, но... долгожданная. -Локи, - мягкий, дрожащий голосок, который так осторожно и ласково зовет его по имени, и магу кажется, что этот голос грезится ему, он разрезает темноту перед его глазами, впивается в его слух, вливается в его разум сладостным медом. Локи оборачивается на родной голос, видит её возле стекла. Нет. Видит их возле стекла. Тонкая, изящная девушка, низенькая ростом, с распущенными белокурыми косами, что расстилаются по её спине, спадают с плеч, стоит прямо перед ним. На аккуратном личике её виднеется радость, а пухленькие губки силятся улыбнуться, но боятся. Боятся спугнуть эту минуту счастья, когда она снова видит перед собой любимого супруга. И губки её лишь подрагивают в улыбке, а голубые глаза светятся ярче, чем солнце на небесах, ярче, чем звезды. Локи переводит взгляд на малыша, которого Сигюн нежно держит на своих руках. Колдун не верил своим глазам, не верил, что наконец видит это чудо, что наконец видит своего сына. Ребенок улыбается, теребит маленькими ручками пуховое одеяло, в которое укутала его заботливая мама. Черные, как крыло ворона, волосы уже стали длиннее, и челка едва спадает на глаза. В зеленых глазах маленького Нари проскальзывают те же блики лукавости и игривости, и Локи узнает их. Сейчас ему казалось, что он смотрел в зеркало, где видел себя совсем младенцем. -Мы пришли к тебе. Только прошу, не прогоняй нас. Нари очень сильно хотел тебя увидеть, - промолвила Сигюн тихим шепотом. На лице мага воцарилось отчаяние, он ринулся к жене и сыну, но, протянув к ним ладонь, тут же остановился, понимая, что если сейчас коснется её или его, то иллюзия исчезнет. -Я не могу дотронуться до тебя, если я это сделаю - вас уже не будет рядом. Я не хочу этого, - тихий, немного дрожащий, но до головокружения приятный голос Локи заставил девушку приостановить свое дыхание, чтобы не упустить ни одного произнесенного им слова. Маг не может оторвать глаз от своего первенца, улыбка на тонких устах появляется сама собой, когда Нари протягивает к отцу маленькую ручонку, и Локи так хочется коснуться её ладонью, почувствовать теплую, нежную кожу младенца, но он вынужден отпрянуть назад. -Я чувствую, Сигюн. Даже через иллюзию я чувствую эти ещё слабые потоки и вспышки магии. Она у него в крови, - колдун поднимает глаза на супругу, нежно улыбаясь. Такой улыбки она ещё никогда не видела. Вот она - там самая искренность, которую Бог обмана прячет ото всех. -Я знаю, милый. Нари пошел в тебя. Он будет отличным магом, ты научишь его всему, - она улыбается, хотя видит, как точно такая же улыбка соскальзывает с лица мужа. -Ты снова кормишь себя пустыми надеждами? Зачем? - спрашивает Локи, заглядывая в её глаза, в которых бушует могучее море, в которых кроме истины, любви, нежности, верности он никогда более ничего не видел. -Я буду продолжать верить в это, что бы ты не говорил. Всеотец не может так просто оставить тебя здесь, не сможет Тор жить легко, зная, что его единственный, пусть и не родной брат навеки заперт в темнице, Фригга не забудет о своем младшем сыне, никогда не бросит, и мы с Нари ни за что на свете не оставим тебя здесь. Пока на свободе тебя ждут и ты нужен кому-то, у тебя есть ещё шанс быть свободным, - девушка говорила уверенно. Но Локи же слышал в её словах лишь красивую сказку, что написал давно забытый всеми автор, продолжающий верить в свои же письмена. Под "автором" маг подразумевал, конечно же, любимую жену. Наивная девчушка, которая тысячу раз встречала на своем пути обман и жестокость, отчаянно продолжает верить в лучшее. -Ты была на последнем суде, Сигюн. Ты сама все слышала и видела. Для Одина я больше не сын, и я никогда таковым не являлся. У меня никогда не было отца, я всего лишь думал, что он здесь, рядом со мной, но то было лишь иллюзией. Он всегда был далеко, хотя держал меня за руку в детстве. Эта обманная пелена спала, я, хоть и слишком поздно, но успел прозреть, увидеть, что всё это время был одинок. У меня никогда не было отца, и сейчас его тоже нет, - в глазах Локи потонуло горькое отчаяние от осознания того, что он не лжет. Не лжет, и ему больно от слов, которые так хотелось бы обратить в пустой кошмарный сон, в ужасный обман. -Сигюн, все закончилось. И вам вместе с Нари стоит вернуться в Ванахейм, в твой родной дом. Я не хочу, чтобы ты маялась каждый день в запертых роскошных комнатах, куда моя нога больше не ступит, не хочу, чтобы ты прозябала здесь и глотала колкие словечки асов. Я не хочу, чтобы моего сына считали изгоем в Асгарде. Вам нужно уйти. Услышав эти слова, Сигюн заметно побледнела, замерла, будто превратилась в статую; в статую, которая все чувствовала, и от этого ей было невыносимо больно. -Нет. Я не уйду, я не вернусь. Асгард - мой родной дом, и я останусь здесь, здесь останется наш сын. Я не брошу тебя, Локи. Не смей меня об этом просить, - голос ванки дрожит, она изо всех сил старается не заплакать, и, чувствуя беспокойства матери, Нари начинает взволнованно скулить, гнуть маленькие губки, озираясь то на маму, то на отца. -Послушай! Я - твой муж, и мне решать, останешься ты здесь или уйдешь в Ванахейм. И я уже решил, - Локи повысил голос, но волнительный всхлип ребенка заставил его умерить пыл. Маг даже сам не понял, что заставило его выпустить гнев на сжавшуюся Сигюн. Локи опустил глаза на Нари, который испуганно прижался к матери, боязливо протянул ручонку к отцу, желая коснуться его. -Так будет лучше для вас обоих, - уже спокойно добавил трикстер. -Нет, нет. От этого никому не будет лучше, - Сигюн отрицательно и упрямо качает головой, про себя же понимая, что Локи сложно видеть её мучения и слезы, знать, что она, стоя почти за дверьми этого подземелья, страдает по нему, убивается рыданиями, молит о прощении, не жалея своих колен. Да любая бы другая женщина на месте Сигюн ушла прочь, ради ребенка, ради самой себя, а она... Она не способна уйти, не способна покинуть Локи, знает, что ей никогда не будет жизни в родном Ванахейме, знает, что не вынесет эту муку, когда их теперь будут разделять не стены и улицы, а целые миры... Почему любовь так нещадно губит их обоих? Неужели у этого светлого чувства, подобно грозному хищнику, нет жалости, нет милосердия? -Мне будет легче от этого. Мне будет легче от того, что вы в безопасности, что вам ничего не угрожает, - маг вплотную подошел к жене, пристально глядя ей в глаза. -Вы должны покинуть золотой Асгард, Сигюн. И у тебя нет выбора. Ты - моя жена, и должна делать так, как я сказал. Когда меня не было рядом, ты творила, что хотела, - маг улыбнулся, вспоминая, как эта наивная, до собственной погибели любящая глупышка отправилась в неизвестный ей Мидгард, дабы отыскать его. Сигюн пыталась сдержать слезы, но они все же стекали на её щечки, падали на ворот платья, попадали на одеяльце, в которое был укутан маленький сын. -Локи... Я не смогу без тебя, - еле слышно сказала она, утирая ладонью глаза и щеки. Ну что он мог ей ответить сейчас? Он знает, что в другом мире, далеко, где его нет, ей будет не менее трудно, чем здесь, но потом все изменится, она забудет, она будет жить иначе. -Оставшись в Асгарде, ты все равно будешь без меня, в Ванахейме же ждут тебя твои родители. Ты не будешь одинока, Сигюн, ведь рядом с тобой такое чудо, - он снова улыбается, любуясь сынишкой, который хватает ладошками мамины локоны светлых волос. -Это наше чудо! - восклицает Сигюн. -Мы - твоя семья, и я... -Вот именно. Вы самое дорогое, что у меня есть, и я ещё в состоянии сохранить вам жизнь и свободу. Прошу, родная, возвращайся в Ванахейм, - муж прервал супругу на полуслове. Его изумрудные глаза того гляди заблестят слезами, но он не позволит этому произойти. -Не делай этого... Локи, - отчаянно просила ванская дочь, с мольбою глядя на супруга. Она хотела было упасть ему на грудь, он был так близко, но любое прикосновение тут же прервет их свидание. С губ девы слетало его имя, и она не могла представить даже на минуту, что настанет тот день, когда на это имя никто не откликнется, никто не отзовется, как бы сильно и громко она не кричала. -Я очень люблю вас, - произнес маг, касаясь ладонью щеки девушки, намеренно силясь прогнать её иллюзию. Та по велению его руки мгновенно растворилась. Когда последнее сияние потухло, колдун обреченно закрыл глаза, губы поджал в тонкую полоску, а пальцы его рук впились в его кожу так, что ногти почти разрезали плоть. И ему хотелось кричать от того, что он совершенно бессилен, в который раз. Теперь его не заботила ни власть, ни месть, теперь он хотел только уберечь самое дорогое, что у него есть - свою семью. В такие моменты он желал быть одиноким, не хотел иметь ни детей, ни жену. Томиться вечность в заключении было бы проще, зная, что на свободе тебя никто не будет ждать. Он был уверен, что, прогнав девушку, он облегчит жизнь и ей, и малышу, и самому себе. Однако внутри все горело пламенем... Все исчезло. Облик Локи растворился в огне. Сигюн не дышала, не двигалась, она лишь смотрела в одну точку слезными глазами, а когда Бирта подошла к ней, чтобы забрать Нари, девушка даже не воспротивилась, а просто передала сына в руки служанки. Мальчик громко заплакал, когда его отняли от матери - на её руках ему было спокойнее, ему было хорошо, когда рядом были мама и папа, но сейчас, теряя материнское тепло, он забеспокоился и напугался. Бирта попыталась успокоить Нари, унося его в покои Лафейсонов. Фригга приблизилась к Сигюн, щечки которой разрезали горячие слезы. Царица обняла её, и та уронила голову ей на плечо, отчаянно зарыдав. Над Асгардом возвышается великолепное солнце. Блестящий Бифрост тянется от морских заливов, уходит за золотые ворота, ведет прямиком к горделивой столице, а там, будто встречающий любых прибывших гостей, вздымается величественный дворец Одина, верхушек которого касаются нежные облака. Мимо стен, замков, садов, под арками и мостами ловко мчатся два черных ворона с острыми клювами. Их широкие крылья красиво расправляются в стороны, их пронзительный крик отскакивает эхом, уносится в небеса. Они летят по зову своего могучего хозяина, осторожно приземляются на его протянутую руку, приветливо гаркают, сообщая Одину новости девяти миров, и он, кивая головой, с полуулыбкой отпускает их вновь ввысь облаков. Царь наблюдает, как проходят тренировочные бои и состязания между воинами Асгарда, как звонко сходятся их мечи и копья. Увлеченный их борьбой Всеотец не сразу замечает подошедшего к нему старшего сына. Тор подходит бесшумно, встает рядом с отцом, устремляя взгляд голубых глаз на развернувшуюся перед ними борьбу. -В Ванахейме спокойно? - осведомляется царь, величественно поднимая голову. -Да, отец. Теперь в каждом из девяти миров царит спокойствие, - с достоинством отвечает громовержец. -Впервые с тех пор как рухнул Бифрост девять миров живут в мире, и это твоя заслуга, сын. Они выражают тебе свое высочайшее уважение, а я - мою благодарность, - Один пристально глядит в печальные и задумчивые глаза принца, который в ответ лишь кивает головой. -Благодарю, - равнодушно отвечает он. -Не спокойна только твоя мятущаяся душа, - замечает Всеотец, прекрасно зная, о чем, а точнее - о ком постоянно тоскует его сын. -Дело не в Джейн Фостер, отец. -Людские жизни быстротечны. Обратил бы лучше взор на то, что всегда рядом, - король указывает рукой на бьющуюся на поле боя валькирию Сиф. Стройная девушка ловко управляется со своим двусторонним копьем, отбивая атаки противника. Тор переводит взгляд на асинью, которая тоже замечает его, смотрит ему в глаза, но не видит того, чего так давно желает увидеть... -Я говорю это не как Всеотец, а как твой отец, - добавляет царь. -Ты готов, пора тебе взойти на трон. Возрадуйся своим победам, отправляйся к своим воинам, ешь и пей, веселись вместе с ними, хотя бы сделай вид, что тебе весело. Снова задумчивость воцаряется на лице громовержца. Отец в какой-то степени прав, и он отлично это понимает. Впереди у него жизнь правителя Асгарда, впереди трон, сложные решения, защита миров, защита народа, однако сейчас взгляд Тора на все это уже давно поменялся, его не радовало скорое восхождение на царский трон, хотя в юности он мечтал скорее возглавить Асгард... За это время Бог грома многое понял, в чем-то усомнился, что-то потерял, а что-то приобрел... Мысли его, однако, всегда сходились на смертной возлюбленной Джейн, которую он не видел уже два года, хотя обещал, что обязательно вернется за ней, которая ждет и ищет его по сей день... Сигюн сидит в покоях, убаюкивая Нари на руках, а когда тот проваливается в сон, девушка очень бережно и осторожно, чтобы не разбудить, кладет его в колыбельку, чуть прикрывая маленькое, трепетное тело одеялом. Лицо ванки вымотанное, усталое, на глазах все ещё тлеют остатки недавних слез, а на щеках виднеется румянец. Она очень долго возилась с сыном, который с трудом успокоился и заснул. Видимо, переживания обоих родителей передались малышу сполна, а в частности переживания матери. Теперь Нари спит, и Сигюн легко вздыхает, но внутри снова начинает ныть сердце. Из её головы никак не уходят слова, произнесенные мужем. Она только сейчас в полной мере осознает, что у него просто нет выхода, кроме как отпустить свою семью, дать ей шанс начать новую жизнь, как бы ему самому не было тяжело. Только вот у Сигюн не поднимутся руки, чтобы собрать свои вещи, чтобы на замок закрыть дверь их комнат, ноги станут ватными и не смогут преодолеть такой короткий путь от окон до дверей, сердце за это короткое время разорвется на части. Девушке кажется, что объятия самой комнаты мага крепко держат её, не отпускают. Ведь только здесь она изредка счастлива и всегда в безопасности, как и её дитя. Словно чарами окутаны чертоги асгардского колдуна, что запирают его возлюбленную жену и его маленького сына. Вера потеряна. Вера в хорошее будущее теперь не больше, чем давно оставленный мираж, что напрасно утешал все это время душу и сердце ванской дочери. Локи смирился с тем, что с ним стало, смирился со своим заключением, хотя по прежнему таил обиду на приемного отца, на брата. Локи никогда не покажет ей этого, но она прочтет в его глазах, прочтет этот ядовитый текст, написанный изумрудными чернилами. Текст, в котором имена их сгорят дотла. Эта ненависть всегда сидит в глубине его мрачной души, и он умело прячет её ото всех, закрывая своей насмешливой улыбкой. Сигюн вспоминает былые времена: та черная пропасть, в которую угодил её супруг, и она была готова кинуться за ним, если бы не сильные руки громовержца, удерживающие её; неизвестный Мидгард, где очень много дорог, а правильной не сыскать во век, и Сигюн бесстрашно отправилась туда, чтобы попытаться найти тот путь, ведущий к мужу; отброшенная от Вселенной планета, где ютятся монстры, где истекал кровью, где в муках страдал Локи, стала для девушки страшным прибежищем, где снова она увидит его живым, дышащим, едко ухмыляющимся; война, в которой она пойдет за ним и его армией, пойдет ради него, пожертвует собой, не слушая его приказов, которые, как бы холодно не были произнесены, пытаются лишь уберечь её от беды; наказание, суд, где вновь пресекают её попытку остаться с ним. И все это время она была рядом. Сейчас же он просит её уйти, заставляет, приказывает, умоляет. -Нет, - тихо говорит Сигюн в ответ своим размышлениям, устремляя глаза на горизонт, за который уходят белоснежные облака. -Куда бы ты не уходил, ты обязательно вернешься ко мне. Я ещё помню эти слова и я верю в них, Локи. Слышишь? Я ни за что не покину Асгард. Эти слова были сказаны в пустоту, но тот, кому они были адресованы, услышал их. В подземелье, где не слышны песни птиц, не пролетает шум ветра, а морская колыбельная не пропоет на ночь волнистую мелодию, отчетливо пролетели слова ванской дочери, коснулись его острого слуха. Локи закрыл зеленые глаза, обреченно опустил голову в ладони. Он предвидел, что Сигюн будет жертвовать собой до самого конца, лишь бы всегда быть рядом, будет искать любые пути, найдет любые слова, лишь бы остаться подле запертой темницы, где навечно закрыли черного мага... -Леди Сигюн, вы позволите войти? - у дверей послышался тонкий голосок Бирты. Сигюн покинула свои мысли, вытерла остатки слез рукавом платья, обернулась к вошедшей служанке. -Да, только говори тише. Нари еле успокоился, только что заснул, - предупредила ванка. -Леди, прошу прощения, но к вам пришли, - Бирта заговорила тихим шепотком. -Скажи, чтобы пришли позже, я сейчас ни с кем не хочу видеться и говорить, - устало ответила Сигюн, убирая мешающиеся волосы в прическу. -Леди, это важный гость. Я думаю, вы хотите увидеть его, - не дождавшись ответа девы, но уже увидев в её глазах замирающее недоумение и интригу, Бирта с легкой улыбкой пригласила прибывшего. На пороге в комнату появилась статная женщина, облаченная в платье вишневого цвета, с заплетенной тугой косой и всегда доброй, чуткой улыбкой. -Мама... Мама! - ванка кинулась в объятия Бриггиты, и та крепко обняла её, прижала к своей груди, погладила по голове. -Я так скучала. Я очень скучала, - произнесла Сигюн, не забывая все таки говорить тихо. Некое облегчение нашло на девушку, когда она почувствовала эти родные, теплые, домашние объятия. Бирта незаметно выскользнула из комнаты, оставляя мать и дочь наедине друг с другом. -Сигюн, девочка моя, бедная моя, - Бриггита посмотрела в лицо дочери, на котором снова показались слезы. -Прости меня, родная, прости. Я не должна была тебя оставлять, не должна была уходить от тебя, - причитала княжна, вытирая её слезы, целуя её лицо. -Мама, за что же ты извиняешься? Все хорошо, мама, все хорошо, - отвечала девушка, радостно улыбаясь. -Хорошо? Где же хорошо, Сигюн? Как жаль, что в связи с войной я смогла вырваться к тебе только сейчас. Сколько же тебе пришлось пережить из-за этого... - лицо женщины исказилось злобой. Договорить гадкое слово в адрес ненавистного Лафейсона ей не дал проснувшийся Нари, который тихонько всхлипнул и заворочался в колыбельке. Сигюн, выбираясь из объятий мамы, поспешила к нему. -Тише, я рядом, сынок, - пролепетала она, невесомо покачивая колыбельку, приглаживая черные волосы мальчика. Бриггита с недоумением и каким-то неподдельным ужасом взирала на ребенка, на Сигюн, которая с лаской и любовью смотрела на него, убаюкивала, напевая какую-то дивную песню. -Сигюн, это?.. - она вопросительно смотрела на дочь, а та поднялась на ноги, убедившись, что Нари вновь уснул. -Это твоё дитя? От него? - княжна с трудом могла выговорить слова, ещё труднее было принять ответ. До них долетали слухи о мидгардской войне, о суде над Локи, но о рождении сына черного мага было скрыто. -Да, мама, это сын Локи, - кивнула ванка. Она еле заметно улыбнулась, ожидая, что сейчас матушка обнимет её, возрадуется, но, к сожалению, Сигюн было суждено принять совсем другие эмоции ванской правительницы: -Но как? - с нескончаемой злостью спросила княжна. - Подлец, лицемер, гадкий обманщик, чертов змей! - ругательства посыпались из женщины, как из рога изобилия. -Как он посмел привязать тебя к себе ребенком? Он думал, что родившая ему чудовища, ты однажды не покинешь его? Думал, что ты всю жизнь будешь сидеть возле его клетки? -Что? Что ты такое говоришь? - с ужасом девушка взирала на гневную матушку. Она не верила своим ушам, и столь неожиданные речи Бриггиты заставили ванку вздрогнуть всем телом. -Ты не понимаешь, дочь. Ведь это сын Локи, сын ледяного великана, темного мага. Ты хоть осознаешь, кого родила на свет? - княжна приблизилась к дочери вплотную, потрясла её за плечи, словно приводя в чувства. -Я родила на свет твоего внука, - тихим голоском отвечала дева. Таких слов она могла ожидать от кого угодно, но только не от собственной матери. -Нет, не внук он мне, - отрицательно покачала головой Бриггита. -Я не собираюсь принимать этого младенца. -Вот как... - слезы на личике Сигюн смешались с горькой улыбкой. Она почему-то не чувствует боли, как будто там, внутри, все окаменело. -Получается, ни ты, ни отец не знали о том, что я родила ребенка. Зачем же ты тогда пришла? -Сигюн, я пришла сюда за тобой. Я пришла, чтобы забрать тебя в Ванахейм, подальше от Асгарда, подальше от Локи, подальше от всего этого. Твой отец ждет нас в Ванахейме через три дня, он требует, чтобы ты вернулась. Мы знаем, сколько боли тебе пришлось натерпеться с этим двуликим монстром. -Нет, - прозвучал однозначный ответ дочери, и её холодный взгляд впился в женщину, словно сотня кинжалов. -Если ты хочешь забрать меня, если подобными словами отзываешься о моем муже, если не желаешь признавать в моем ребенке свою кровь, то значит - ты ничего не знаешь, мама. Ничего. - Сигюн равнодушно смотрела на Бриггиту и смотрела сквозь неё в пустоту. -Из-за Локи ты несколько раз могла лишиться жизни, Сигюн. Как, ты думала, я буду отзываться о нем? Как, по твоему, я должна принять его потомка? Он испортил тебе жизнь. -Наша с ним свадьба - не наша воля, в отличии от наших чувств. Наш сын желанный для нас обоих. Все беды - его ошибки, за которые он платит сейчас. Все мои слезы, что были пролиты ночами на подушки, - не из-за него, а о нем. Это разные вещи, мама. Я люблю его, и скорее солнце взорвется, чем настанет день, когда я сбегу из Асгарда. Я не думала, что ты уподобишься асам, что ты станешь считать моего сына чудовищем. Да, отец его совершил много плохого: уничтожал миры, отнимал жизни, пролил много крови невинных; но это ещё совсем маленькое создание, которое только что начало дышать и жить, не заслуживает таких слов, тем более от собственной бабушки. Ты, явившись сюда, уговариваешь меня бросить свою семью, вернуться в цветущий Ванахейм, жить по-новому, забыв о заключенном муже, о единственном сыне? На какой ответ из моих уст ты рассчитывала? - гордо вскинув голову, Сигюн неотрывно смотрела в глаза Бриггиты. Та была бледна как камень, губы молчали, глаза наливались слезами, но перебить дочь она не смела, как и сейчас не знала, что отвечать. Все слова разом вылетели из её головы. Перед ней стояла вовсе не маленькая девочка, что всегда задорно улыбалась, смеялась и беззаботно бегала босиком по траве, перед ней стояла горделивая, сильная женщина, смелая и решительная, твердая, несмотря на мягкий и нежный нрав, что был подобен полевому цветку. Девушка, готовая ради мужа броситься в пекло войны. Она слаба лишь тем, что не имеет силы магии, не владеет оружием, но её чувства слишком сильны, чтобы растаять, чтобы исчезнуть, они слишком крепки, чтобы ветер порывами разорвал их на части, эти чувства не подвластны чужим словам, и разрушить их никому не под силу. Бриггита однажды винила себя в том, что отдала дочь за потомка ётунов, обманула её, но не могла знать, что рядом с ним Сигюн обретала счастье, о котором лишь ходят легенды. Разве можно быть счастливой, находясь рядом с опальным Локи, Богом обмана? На этот вопрос могла ответить только Сигюн, хотя и без слов было ясно. Бриггита растерялась, опешила, но возразить девушке ничего не смогла потому, как нечего было возражать. В чем можно винить бедную Сигюн? В том, что Локи оказался злодеем? Сигюн виновна лишь в одном - она безмерно любит Локи... Это было предначертано ей уже очень давно... Сигюн была права абсолютно во всем. Младенец не виноват в том, что совершил его отец, и Бриггита теперь размышляла иначе, осознавая свою ошибку... Как она могла прийти к дочери, ожидающей поддержки и помощи, и кинуть ей в лицо лишь гневные речи о любимых и дорогих для неё людях, мало того - заставлять оставить их, уйти прочь? Сигюн не выбирала эту дорогу, сама судьба вывела её на этот путь, подарила ей такого спутника, наказав вечно любить его, верить ему, оберегать его. Она - его ангел-хранитель, который никогда не позволит себе взмахнуть своим белым крылом, дабы отпустить его черное... -Сигюн, я... - начало было Бриггита. -Мама, если ты пришла сюда только для того, чтобы увести меня в Ванахейм, то тебе стоит вернуться домой уже сегодня. -Ты гонишь меня? - По щеке женщины стекла одинокая слеза, а отчаяние отразилось в глазах серыми огнями. -Нет. Я просто не хочу, чтобы ты становилась мне и моему сыну очередным врагом, не хочу видеть очередной колкий, упрекающий в чем-то взгляд. Твой взгляд слишком дорог мне, и я не хочу, чтобы он смотрел на меня осуждающе... Я много выдержала, но такого выдержать не смогу. Не переживай за меня, передай отцу, чтобы не переживал, а я останусь здесь, - прикрыв стеклянные глаза, Сигюн повернулась к матери спиной, опустилась на кровать, рядом с колыбелькой сына, тихо заливаясь почти неслышным плачем. Бриггита, постояв пару минут, пытаясь совладать с нахлынувшими на неё слезами, которые так редко проливала, несмело приблизилась к дочери. Браня и ругая себя за произнесенные раннее слова, она обняла её за плечи, прижала к своей груди. Сигюн уткнулась в её шелковое платье, пачкая его слезами, а матушка лишь утешающе гладила её по белокурым волосам, украдкой посматривая на младенца, сжимающего малюсенькими ручками белое одеяльце, сопящего в своем детском, волшебном сне. На лице женщины проскользнула еле заметная и неожиданная даже для неё самой улыбка, а в груди сердце забилось сильно. Так сердце билось, когда на своих руках она держала новорожденную Сигюн. -Прости меня, дочка. Прости, - каялась княгиня. -Мне казалось, что я знаю все, знаю твою боль, твои страдания, но теперь понимаю, как я ошибалась. -Мама, все хорошо. Я не сержусь, только прошу, не отрекайся от малыша. Отвергнув его, ты отвергнешь и меня тоже, - дева вытерла слезы, взглянула в глаза родной матери. Та снова обняла её, прижала к груди, поглаживая по волосам. -Ну тише, не плачь, а то ты разбудишь его, - нежно ответила матушка, и на её губах вновь мелькнула улыбка. -Что же мне сказать отцу? Он не желает, чтобы ты оставалась здесь. -Это моя судьба, и он должен принять её таковой, - прошептала Сигюн. Она вдруг вспомнила себя маленькой девчонкой, которой папа всегда что-то дарил, но то были лишь мгновения, когда она видела его. Царю всегда было некогда заниматься со своим ребенком, и счастье Сигюн не имело границ, когда Ньёрд выкраивал для неё хотя бы минутку из своего времени. Она только сейчас поняла, что скучает по родному дому, но возвращаться туда она не хочет. Там осталась её старая жизнь, её детство, и новой жизни там не будет для неё. Новая жизнь уготована была здесь, в Асгарде, рядом с опальным принцем тьмы, с Богом лжи.