Мой ангел-хранитель

-Локи, - шепотом зовет она, поднимая на него красные от слез глаза. Он смотрит на неё внимательно, словно обводя свое выжженное имя у неё на сердце. Как же он близко. Девушка видит вновь его лицо, бледное, вычерченное, четкое, с острыми чертами, со всеми маленькими точечками и черточками, которые только можно рассмотреть на коже. Его зеленые глаза, как две звезды, смотрят на неё сверху вниз, и Сигюн снова перестает дышать, забывает слова, хотя так много должна у него спросить. Однако, видя полную неготовность девушки, маг решает начать сам. -Я знаю, что у тебя накопились вопросы, и их много. Я не стану утруждать тебя, я просто прочту все твои вопросы, я отвечу на каждый из них, Сигюн, а ты просто слушай, не перебивай. Я не буду торопиться, - бархатным, нежным голосом сказал он ей, касаясь губами её ушка, тыльной стороной ладони поглаживая её щеку. Ванка не стала ничего отвечать, лишь сложила свои руки у него на груди, положила голову на его плечо, приготовилась слушать, заранее отпустив все свои мысли на свободу. Пусть они перемешались, Локи найдет нужные. -Ты на меня злишься, хотя злоба твоя слабеет с каждой секундой. Ты хочешь знать, как я выжил. Но только я не выживал, любимая, - говорит он, и девушка отстраняется от мужа, заглядывает вопросительно и непонимающе в его глаза. -Я долгое время провел у Хель, я попал в самый темный мир, где черное небо, черная земля, я видел повелительницу смерти, но перед этим блуждал по какому-то пространству, где даже нет ветра, где нет звуков, где просто тьма. Произнося каждое свое слово, Локи ощущал, как сердце его обливалось кровью, как жгло холодную глыбу льда в его груди, что лишь называется сердцем, когда горячая кровь пытается её растопить. Он смотрит в её доверчивые глаза, вновь наливающиеся слезами, но ни его язык, ни тот лед в груди не посмеют произнести правды, не посмеют открыть клетку со зверем, которого он так долго прятал. Теперь этот зверь остался только при нем и никто его больше не увидит и не услышит, этот зверь уже давно за все отомстил, только вот... облегчения он так и не нашел. -Знаешь, так странно было видеть героиню маминых сказок своими глазами. Она в детстве часто рассказывала нам с Тором истории, где присутствовала Хель, - Локи говорил об этом с усмешкой на тонких губах, вспоминая свое детство, маму. Но только Сигюн не знала, что вся эта ностальгическая гримаса была разыграна, была пуста, хотя наполнена палитрой чувств. -Но каким бы не был темным тот мир, каким бы не был страшным, отдаленным, я все равно смог узнать о том, что ты больна. Я пришел к тебе, я явился к тебе сном, чтобы ты услышала мой голос. Ты была в бреду, в поту, не хотела бороться за свою жизнь, и я был обязан тебя вытолкнуть к свету. -Я не помню этого, - говорит девушка, смахивая подступившие слезы, задумчиво опуская глаза. -Ты и не должна была помнить, так было нужно, дорогая, - он ласково улыбается, всматривается в её лицо, большим пальцем стирает слезинку, которую она то ли пропустила, то ли не обратила на неё внимания. Сигюн хотела спросить ещё о чем-то, но Локи приставил указательный палец к её губам, и девушка замерла, застенчиво заглядывая в его изумрудные глаза, которые горели очень ярко, почти как солнце, блестели, как прозрачные росинки на зеленой траве. -Не спеши, Сигюн, умоляю, - тихо произнес он, и ванка в ответ кивнула головой. Его ладонь продолжала невесомо касаться её лица, ведя еле уловимые прикосновения по щеке и шее. -Рядом со мной всегда находилась Хель, словно надзирательница, - продолжал колдун, - и в один день, то ли ночь, то ли просто время, которое не мерилось ни светом, ни тьмой, она мне сообщила, что я свободен. Сказала мне, что я могу возвратиться, покинуть её мир, пусть не навсегда, но до тех пор, пока дни моей жизни не истекут. Она велела мне уходить, более ничего не сказав, а потом я очнулся на том самом месте в Свартальфхейме, только в теле уже не было раны, кожа стала прежней, но зрение не сразу различило, что находится вокруг, я лишь ощутил, что дышу. Только потом я заметил лоскут твоего платья, который был весь испачкан в крови, я очень испугался, Сигюн, до меня не сразу дошло, что кровь та, к счастью, оказалась моей. Сигюн, затаив дыхание, слушала мужа, даже боясь представить, как же было мучительно для Локи все это, как же было мучительно прозябать в мире Хель, как было больно вновь вернуться в реальность, очутится во мраке одному. Сигюн старалась не думать об этом, старалась просто слушать Локи, внимая каждому его слову. Муж же продолжал свою историю. -Тогда я сразу же поспешил покинуть царство тьмы, прийти в Асгард под видом охранника, чтобы разузнать о предстоящих и творящихся сейчас делах. Я знал, что, окажись я живым, меня бы непременно бросили в подземелье снова, но я этого не хотел, я не хотел вновь туда возвращаться и решил, что попытаюсь вымолить прощение Всеотца. В образе стража я вернулся в Асгард, обошел улицы, что-то ответил на чужие летящие в меня беспокойные вопросы, которых сейчас даже не вспомню, а потом направился к Одину. Тронный зал был пуст, тогда я пошел в его покои. Я снял с себя чужой облик, когда оказался один, я не собирался прятать свое истинное лицо от царя, однако его комнаты тоже оказались пустыми. Я никого в них не обнаружил, кроме верных воронов Одина, сидящих на балках, возле ложе. Один из них спустился ко мне на плечо, и я прочитал в его мыслях то, что он хочет сообщить мне. Я прочитал, что Один мертв, что он предложил Хель взамен моей жизни свою. Его больше ничего не держало в этом мире, и он ушел, пожелав вытащить меня. После этого ворон вспорхнул и указал мне на стоящий около стены Гунгнир. Престол Асгарда оказался пуст, как все внутри меня тогда, и мой долг - продолжить правление. Сигюн не верила своим ушам. Один отдал жизнь за младшего сына, которого ненавидел. Разве такое возможно? Она слушала мужа, и в голове её не укладывалось ничего. Но одно она точно могла утвердить всем и даже самой себе: она верила Локи, верила в каждое его слово. Завороженно слушая, проливала слезинки, не смела перебить и иногда замечала, что глаза супруга блестят от слез, смотрят на неё, но смотрят помимо неё в пустоту. Актер с рождения... Девушка не могла ничего даже заподозрить, и дело вовсе не в чувствах, которые затуманили её разум, дело в том, что она всегда ему верила, но при этом всегда знала, что он что-то скрывает, где-то недоговаривает, но она мирилась с этим, она понимала, кто он, она знала это с самого начала и полюбила его именно таким, коварным, обманчивым, безжалостным к ней, к её чувствам. Только вот юная дева даже представить не могла, какая правда скрывается за столь душераздирающей историей, где Один якобы простил плута из Ётунхейма. -Я слышу твой последний вопрос, Сигюн. Я скрываюсь под личиной Одина, чтобы народ узнал скрытую им правду, я передам им эту правду. Если я открою им свое лицо сейчас, они ни за что мне не поверят, назовут лжецом, хотя мертвого величают героем. Все поменяется, если я раскроюсь сейчас. Только тебе я решил рассказать правду потому, что больше не мог смотреть на твои страдания, не мог быть рядом с тобой и не иметь шанса обнять тебя, при этом знал, что тебе будет не менее больно узнать, что я жив, что я обманул, зато потом будет легче. Так и случилось, дорогая. Один поступил неожиданно не только для народа, но и для меня самого, и я обязан показать всем, в частности самому себе, как он был благороден и милосерден, - Локи талантливо изобразил сожаление, которое состояло из маленькой доли правды и целого мешка лжи. -Ты хочешь, чтобы прошлая история не повторилась? Ты хочешь, чтобы люди приняли тебя царем? - спросила девушка, глотая новую порцию соленых слез. -Я хочу, чтобы они увидели настоящую правду, я единственный, кто её знает, и хочу, чтобы и люди узнали, как все было на самом деле. Они узнают о решении отца, узнают о его смерти, но только из его уст, - пояснил маг. -Прости меня, Сигюн, я тысячу раз виноват перед тобой. Виноват с тех самых пор, как только влюбился в тебя. Прости. Я хочу сейчас все исправить, и только ты одна мне можешь в этом помочь. -Я сделаю все, Локи, только прошу, больше не уходи от меня, не бросай, - она обняла его, уткнулась лицом в его грудь. -Нет, девочка, больше я никуда от тебя не уйду, больше я тебя не оставлю. Ни тебя, ни Нари, - он поднял её лицо, вновь впился поцелуем в её губы, и в этом прикосновении ощущалась вся та нескрываемая никогда властность и только щепотка нежности. Почти под самое утро, когда за окном еле забрезжил рассвет, темный маг привел свою жену к покоям, но зайти вместе с ней не смел. И девушке было невыносимо расставаться с ним, и только мысль о том, что его могут разоблачить рано просыпающиеся слуги, заставила Сигюн оторваться от мужа, подарить ему нежный поцелуй на прощание, который растаял на той щеке, где красовался след от её удара, от её ярости, след от навсегда ушедшей беды. Дева зашла в комнату, а Локи испарился в воздухе как раз в тот момент, когда в коридорах послышались шаги и тихий лепет служанок. Сигюн неслышно прикрыла за собой дверь. Когда зашла, удивилась, что Бирта все это время не сомкнула глаз, читала книгу, сидя на кушетке, возле колыбельки Нари. Увидев на пороге задумчивую девушку, вид которой был слегка потрепанным, служанка не стала донимать её расспросами, понимающе кивнула, расстелила постель для ванки, а после покинула комнату. Бирта была одной из тех, кто ни за что не полезет в душу, если её обладатель сам не откроет дверь, и Сигюн была очень благодарна прислужнице за её понимание, за её чуткость. К тому же ванка сейчас не могла сказать ни слова, не смогла бы ответить ни на один вопрос. Все в голове перемешалось, а перед глазами стоял Локи, живой, здоровый, невредимый. За окнами уже начало брал новый день, солнце вяло поднималось из-за гор, и налетевшие за ночь облака не давали его лучам полностью пробиться сквозь и осветить Асгард. Сигюн улеглась в постель, чуть прикрыла тело одеялом, а взгляд продолжал сверлить укрывающий кровать балдахин. Мысли блуждали где-то рядом, но не касались её, ни одна мысль, она не могла думать ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Все затмилось внутри лишь его именем, покрылось его нежными руками, утешилось его голосом, которого, она думала, уже больше никогда не услышит. Обман или правда сокрыта в его словах, ей оставалось лишь догадываться, но она не хотела разбирать его речи на части, чтобы найти истину, она просто верила. Всегда верила и будет верить. Спать не хотелось, но стоило только закрыть глаза, как сон тут же налетел, словно туча на ветру. Деву сморило, и этот сон впервые за долгое время был легок, как лист, упавший с дерева, был мягок, как первый, опустившийся снег. Она заснула, и ничто не тревожило её, ничто не впивалось в разум иглой. "Он жив.", - эти слова стали утешающей колыбельной, и еле заметная улыбка украсила её губы во сне.