Нам еще рано на небеса...

Не знаю сколько, прошло с того момента, как нас поставили на колени, но тело онемело, а руки перестали слушаться. От жары в горле пересохло до такой степени, что казалось, будто мое горло покрывает миллион трещинок, — это ужасное чувство. Не понимаю, почему они так долго тянут, убили бы, и дело с концом, но нет же, им нравится направлять на нас оружие и смотреть, как мы вянем под палящим, словно в пустыне, солнцем. Их главарь, имя которого мы так и не знаем, ушел, сказав пиратам, чтобы глаз с нас не спускали. Я не знаю почему, но меня тянет к нему, словно магнитом, не могу отвести от него взгляд. В своем родном городе, увидев парня с ирокезом, да еще и с огромным шрамом, я бы скорей всего поморщила нос и пошла бы дальше, но тут совсем другое дело. Я будто бы и не замечаю всего этого, будто он и должен быть таким, какой сейчас. А голос... Манящий за собой голос... За своими раздумьями я даже и не замечаю, как он подошел. Я, наверное, точно чокнутая. — Так, детишки, — говорит он, обращаясь к нам. — Меня зовут Ваас. А этот остров Ад. Мой собственный Ад. Больше вам знать ничего не надо, — после этих слов он подходит к другому пирату и что-то говорит ему, однако расслышать, что именно — просто нереально, да и я особо не рвусь, нет такой привычки — подслушивать. — Так, этих двух, — продолжает он, указывая на меня и на рядом сидевшую со мной девушку, — в одну клетку, а тех трех в другую. Парней на два раздели и по тому же принципу, — раздает команды Ваас. — И накорми их, а то передохнут все до приезда Хойта. Хойт? А это еще кто? Не успеваю я и подумать о неком Хойте, как у Вааса заорала рация. Но там говорят не на английском, а на чисто испанском. Да, испанский я знаю, не в совершенстве, но знаю. Моя мама, как говорила Агнесс, была испанкой. И жила в самом сердце Мадрида, пока не встретила папу и не сбежала вместе с ним. Да, красивая история. Знали бы они, что их ждет. Знала бы я... — Увести их! — проорал Ваас. — Быстрее. Ракъят снова напали. Шевелитесь! Нас распредели по клеткам, как и приказал главарь пиратов. Парни сидели молча, кто с закрытыми глазами, а кто-то плакал, тихо так, что было только видно, как поблескивают глаза. С девушками все было иначе, они рыдают навзрыд, взахлеб. Мэри так и не удосужились вынуть кляп изо рта. Я мысленно ей сочувствую. Воды нам так и не приносят. Ну а что касается меня, то я даже плакать не собираюсь. Это очень странно. Но мне всегда хотелось, чтобы со мной что-то случилось. И вот оно произошло. Я просто сижу в клетке, облокотившись о ее деревянные прутья и обхватив колени руками. Наблюдаю за передвижением пиратов, считаю их шаги, рассматриваю окружающую обстановку. Со стороны я, наверное, похожа на обдолбанную. Ну и пусть, они тут тоже не все ангелы, нимбов над головой не видно. Вааса я не вижу с момента на пляже. Но постоянно думала о нем. Интересно, что его заставило стать пиратом? А родители его живы? Стоп. Родители? Сон. Мой сон. Как я могла забыть про него? Там были мои родители, там была я. Мы были такие счастливые, что с нами случилось? Я не могу, как бы ни хотела, не могу сдержать слез. Теперь я такая же, как и рядом сидящие истерички, только повод у нас был разный. Немного успокоившись, я поудобней легла на песок и уснула. День выдался тяжелым. Ваас стоит прямо надо мной, целится мне в голову пистолетом. Сначала он серьезный, но потом что-то меняется, как щелчок — и на лице появляется улыбка, странная улыбка, очень странная... Я будто в вакууме, не могу ничего сказать, не могу двигаться, а тем временем, он стреляет. Выстрел. Оглушительный до дрожи. Я вскакиваю с места и сразу же врезаюсь головой в прутья клетки, и как ударной волной меня откидывает назад. Немного оклемавшись, я открываю глаза, в голове до сих пор танцует лезгинку королева всех мигреней. Моя сокамерница смотрит на меня, как на сумасшедшую, ну в принципе, мне не привыкать к этому. Улыбнувшись ей, что было некстати, я сажусь, опять прислонившись к прутьям. Рубашка, пропитанная потом, начинает прилипать к телу, это было ой как неприятно, но проблема была еще и в том, что на мне не было нижнего белья — это делает все дважды неприятным. Ощутив металлический привкус на губах, я дергаюсь в сторону, опять напугав свою соседку. — Нет, только не это, пожалуйста, только не кровь, умоляю. Но стоит мне взглянуть на руку, как разум сразу помутнел, перед глазами все поплыло и песок, некогда находившийся у меня под ногами, оказался у головы. Все, что я помню дальше, так это крики моей сокамерницы, что-то о помощи. Потом я отключилась полностью. Резкая боль по щеке, словно пощечина. Еще раз. Это точно пощечина. Резко открываю глаза и жадно хватаю ртом воздух. Я не в клетке, но рядом, совсем как во сне, надо мной навис Ваас. — Эй, помирать не рановато ли собралась? — начинает кричать он мне в лицо, плотно прижимая меня своим телом к песку. — Оглохла, блять? Я ощущаю его так близко, что не могу ничего сказать, словно слова застряли в горле. Я ведь раньше даже за руку никого не держала, а тут такое... Я все смотрю на него изучающе, а он все продолжает прижимать меня, будто ему нравится это делать. — Эй, пришибленная, — говорит он, еще ближе наклоняясь ко мне, будто дразня. И только сейчас я замечаю кровь на его щеке. — Пожалуйста... — все, что успеваю сказать я, а дальше темнота…