Мелания

Микки было семь лет, когда его тетя Рэнди вернулась в Чикаго. Она жила в Филадельфии еще до того, как он родился, и, честно говоря, Микки не слышал о ней до тех пор, пока она не возникла на пороге их дома, утверждая, что она сестра их отца. Микки не хотел ее впускать, пока к двери не подошла мать и не подтвердила это. Годы спустя Микки узнал, что Рэнди вернулась в Чикаго лишь потому, что ей поставили диагноз «рассеянный склероз», и ей захотелось быть поближе к семье. С какого перепуга кто-то серьезно больной захотел вдруг быть поближе к Милковичам, которых сложно было назвать заботливой, сплоченной семьей — этого Микки никогда не мог понять. На самом деле, в их семейке каждый был сам за себя, и, по мнению Микки, Милковичи скорее вгонят в гроб, чем помогут выздороветь. Тем не менее, Рэнди посчитала правильным вернуться, а Терри воспользовался тем, что она поселилась в двух кварталах от них, и сбагривал ей его и Мэнди при первой же возможности. После того, как умерла их мать, а Терри попал в тюрьму, Мэнди пару лет жила у тетки. Микки тогда пришлось остаться с братьями, и даже провести пару недель в приюте, пока один из дядек не забрал его оттуда. Микки завидовал Мэнди, хоть и не признавался в этом, однако навещал ее так часто, как мог. Несмотря на то, что у Рэнди был непростой характер, она по-своему любила ребят. Кормила их фастфудом, разрешала смотреть по телевизору все подряд и не ругалась, если они были слишком шумными — до тех пор, пока они снабжали ее пивом по первому требованию. Однако не эту вседозволенность любили они, а теткины рассказы. Особенно о том, почему ей не нравится Чикаго. Она рассказывала замечательные истории о Филадельфии: какие у нее были там друзья, какая крутая у нее была квартира, с великолепным видом из окна и горячим водоснабжением. Не то, что эта выгребная яма, как она называла дом, арендованный ею в Чикаго. Или о том, какая чудесная в Филадельфии погода — зимы гораздо мягче и всегда тепло, даже когда солнца не видно. Она рассказывала чертовски много о своей жизни там, о том, как она находила приключения на свою задницу, как она веселилась со своими друзьями и их детьми. Мэнди и Микки никто никогда так не развлекал. Однажды ночью они устроились на двуспальной кровати в одной из пустующих комнат в доме Рэнди — валялись, обнявшись, под старым покрывалом, а потом сделали палатку из простыней. Они уселись по-турецки, лицом к лицу, в желтом свете фонарика, который где-то раздобыла Мэнди, закутавшись в одеяла с головой, как будто их только двое в этом мире и ничего вокруг не существует: ни неонового света уличных фонарей, который проникает в комнату через окно, ни воя сирен, ни пьяных воплей на улице. Микки стащил с кухни печенье и сделал вид, будто собирается съесть его сам, но потом разделил на двоих, отдав большую часть Мэнди. — Мик? — сказала Мэнди, пока он слизывал начинку с половинки печенья и старался ни о чем не думать. — Чего тебе? — буркнул он в ответ. — Когда мы вырастем, то сможем уехать в Филадельфию? Микки вспомнил все теткины истории: о развлечениях местных ребятишек, о милых и приветливых людях, которые там живут. Вспомнил, как светлело ее лицо, когда она рассказывала о своей прошлой жизни и о том, что никогда не видела таких счастливых лиц у кого-либо из своих соседей. Еще Микки подумал, что, хотя он и старше Мэнди всего на год, но повзрослел раньше, гораздо раньше — когда пьяный отец бил его, десятилетнего, и приговаривал, что Микки никогда не выберется из этого места, издохнет здесь, и в какой-то момент Микки понял, что это правда. — Конечно, Мэндс, — тем не менее ответил он, потому что ее огромные голубые глаза, в которых мерцал отблеск света от фонарика, смотрели на него с надеждой. А надежда — это не то, чего было много в жизни у него и у Мэнди. — Когда мы вырастем.

***

Через неделю после звонка Мэнди Микки опаздывает на работу. Ребенок умудрился описать его с головы до ног буквально за несколько минут, пока он снял с нее памперс перед купанием, так что ему пришлось еще раз принять душ и переодеться. Он не особенно злился, что с нее взять — дети есть дети, тем не менее настроение это ему не подняло. К тому же, настроение и так было поганое. Он стал сам не свой после звонка Мэнди. Его донимает какое-то непонятное беспокойство, он плохо спит — и на этот раз не ребенок в этом виноват, хотя по-прежнему будит Микки по ночам. Он курит больше обычного, то и дело высовывается из окна и смолит сигарету за сигаретой, пытаясь успокоить взвинченные нервы. Он не привык так себя чувствовать. Он не хочет так себя чувствовать — как будто упускает что-то. Микки привык довольствоваться малым. И еще, он не может перестать думать о тете Рэнди. А теперь, вдобавок ко всему, он еще и опоздал на работу. Когда он входит в магазин, Линда открывает было рот, чтобы прокомментировать его опоздание, но быстро улавливает его настроение и решает промолчать, позволив себе лишь глянуть на него с укором. Весь день Микки сидит за прилавком, закрывая глаза в перерывах между покупателями — он знает, что не уснет, даже если бы и хотел. Линда ходит кругами, инспектирует полки с продуктами, заходит за прилавок и снова уходит, и так весь день, и это странно, Линда не из тех людей, кто тратит время понапрасну. Микки подозревает, что она хочет ему что-то сказать, но слишком раздражен и устал, чтобы добиваться от нее ответа, и оставляет за ней право начать первой. У него нет сил поиграть с девчонкой, как он обычно делает в течение дня, так что ей приходится развлекать себя самостоятельно: мишкой Тэдди, резиновыми кольцами для зубов и солидными порциями еды. Когда приходит время закрывать магазин, Микки готов заорать от облегчения. Все, чего он хочет — вернуться домой и проспать без перерыва целый месяц. Он прекрасно понимает, что у него нет шансов, но не прочь попробовать, для начала хотя бы пару часов. Так что он собирает вещи девочки так быстро, как это возможно, и тут Линда выбирает момент, чтобы спуститься со второго этажа. В этот раз она подходит решительной походкой прямо к прилавку. Он смотрит на нее секунду, до того как решает, что не в настроении слушать ее дерьмо, и опускает голову вниз, стараясь поскорее доделать все дела и свалить домой. — Короче, у меня к тебе разговор, — говорит Линда. — Я не имею привычки просто так помогать людям, как правило, это выходит мне боком. Сильно подозреваю, что пожалею об этом, но я непонятно как умудрилась привязаться к тебе за эти два года, так что терпи и слушай. — Какого хера тебе надо? — спрашивает Микки, он слушает ее вполуха, подсчитывая выручку и мечтая о своей удобной кровати и о том, как будет круто попасть наконец домой. — Ты должен уехать отсюда. Что ж, ей удалось привлечь его внимание. Микки вскидывает голову, хмурит брови и пристально смотрит на Линду. Он понятия не имеет, о чем она, но чувствует, что так просто она не отвяжется. — Чего? — это все, что он может сказать. — Я говорю, что ты должен уехать отсюда, Микки, хочешь ты этого или нет. Еще раз повторяю, я не в восторге от того, что вмешиваюсь в твои дела, но это тот случай, когда нельзя молчать. Так что повторяю — тебе надо валить из этой дыры. — Я не в настроении для гребаного отпуска, — отвечает Микки, Линда скалится в ответ, и, блин, он отлично понимает, что она не это имела в виду. Микки глубоко вздыхает, решая проявить терпение. — Слушай, сейчас не самое удачное время, так что давай в другой раз. — А я говорю тебе — время пришло, — парирует она, кладет руки на прилавок, и Микки смотрит на них, как загипнотизированный. У нее неухоженные пальцы без маникюра, и она все еще носит обручальное кольцо. — Когда я была маленькой, у моих родителей был такой же магазин. Сейчас им владеет моя сестра. Это в Филадельфии. Любой скажет, что в этом городе нет ничего особенного, но, черт возьми, там гораздо лучше, чем здесь, и у тебя есть реальный шанс что-то поменять. Так что ты увольняешься и едешь работать на мою сестру. Я уже поговорила с ней. — Какого хера ты это делаешь? — удивляется Микки. По всему выходит, что она говорит серьезно, и ему это совсем не нравится — в его жизни отродясь ничего не происходит, это какая-то тупая шутка, а если и нет, то не с его хуевым везением в такое ввязываться. — Малышка заслуживает большего, чем ты можешь ей дать в этом дерьмовом городе, — Линда выдыхает и трет рукой лицо. — Я знала о тебе и Йене, с самого начала, но ничего не говорила. Когда он сбежал, я поняла, что он сделал это из-за тебя, но по-прежнему молчала, потому что считала, что это не мое дело. Но также я знаю, что ты никогда не будешь счастлив здесь, и твоя дочь заслуживает лучшего. Так что ты будешь работать на мою сестру, возьмешь ребенка с собой и дашь ей ее гребаный шанс в жизни! Надеюсь, мы понимаем друг друга? Микки молча смотрит на нее. Нет, ему это снится. Этого не может быть, все это слишком нереально, чтобы быть правдой. Да у него сейчас мозг взорвется! Слишком много для одного раза, он просто не может выбрать, о чем думать в первую очередь, так что он продолжает смотреть на нее, ничего не говоря, да ему и нечего сказать — ни одной мысли. — Мы вернемся к этому разговору завтра, — говорит Линда, как будто все решено и как будто Микки понял, что она имеет в виду. — Я веду мальчишек на футбол, закрой магазин. Линда переворачивает табличку на двери надписью «Закрыто» наружу, подталкивает сыновей к выходу — дверь закрывается, и только колокольчики звенят им вслед, — оставив Микки в полной растерянности. Так и есть — он никогда, никогда не думал об этом. Никогда в жизни, он даже не думал, что когда-нибудь уедет из этого района, да и не хотел он этого. Несмотря на все недостатки этого дерьмового места, оно всегда было его домом. Он тут вырос, знает все правила и законы, часть его исчезнет, если он уедет, а все, что он знает и умеет, может оказаться ненужным на новом месте. Ему придется учиться жить заново. С другой стороны, Филадельфия. Это просто смешно, обычный город, ничего особенного в сравнении с другими городами, он много раз слышал, что это та еще дыра. Если рассуждать здраво, нет ни одной причины для него хотеть туда переехать. Но! Это чертово место, о котором так много говорила Рэнди. А Линда дает ему шанс отправиться туда, если только не окажется, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это место, о котором Рэнди рассказывала чертову тучу сказок, единственное место, где ее жизнь не была полным отстоем. И Микки понимает, что дело не в каких-то там достоинствах этого города, а скорее в том, что у нее была пара добрых друзей, поэтому там ей было лучше, чем где-либо еще. Рэнди с таким же успехом могла бы рассказывать о каком-нибудь Зажопинске, в тыщу раз хуже их дыры. Мэнди и Микки, зашуганные ребятишки с глупыми детскими мозгами, все равно представляли бы себе это место каким-то оазисом счастья, подозревая, что им туда никогда не попасть. И если Линда говорит, что он мог бы поехать туда — это возможность для него не только вырваться из своей старой жизни, но и переехать в место, о котором он всегда мечтал. Потому что это единственное место, о котором кто-то сказал ему, что оно стоит мечты. Микки не в состоянии сейчас думать обо всем этом. Он и не думает, а слушает детское лепетание. Он может справиться с ребенком, с производимым ею шумом, ее распорядком дня и простым набором обязанностей по уходу за ней. О более сложных вещах он подумает позже.

***

Микки заканчивает подсчет выручки, закрывает магазин и идет домой. И позже, держа бутылочку для малышки, он думает. Он избегал этого с тех пор, как вышел из магазина, но, черт побери, ему придется. Он думает о своей тетке, о сумасшедшем совпадении, ведь Линда предлагает ему двинуть именно в тот город, о котором все время рассказывала Рэнди. И хоть он не верит в судьбу или предназначение, или даже в Бога и прочую херню, но он верит, что никто не должен упускать ни единого шанса в жизни, если уж он появился. Он размышляет, почему не хочет уезжать, о своем районе, о том, кто он есть, и о том, сможет ли он выжить в новом месте, где будут новые порядки, к которым придется приспособиться. А потом он думает о настоящей причине своего страха. О призраках прошлого, которые навещают его здесь, и о том, как он всегда хотел, надеялся, мечтал о том, что один конкретный призрак однажды вернется к нему. Если Микки уедет… Если Микки уедет — он может признаться себе в этом, — он также оставит надежду, что однажды Йен Галлагер вернется домой и упадет прямо в его объятия. — Что ты об этом думаешь? — спрашивает он девчонку, которая пьет молоко, сидя у него на руках. — Ты хочешь расти здесь? Она не отвечает, и Микки принимает это как «нет», потому что ребенок уже сейчас кажется ему неглупым, а никто хоть с капелькой мозга не захочет расти в том же месте, что и он. — Что насчет Йена? — интересуется он, гораздо тише, его голос срывается, он не верит, что действительно произнес это имя вслух. — Стоит нам оставаться здесь, потому что я вроде как надеюсь, что когда-нибудь он вернется и снова захочет быть со мной? Она смотрит на него, широко открыв глаза, абсолютно не впечатлившись этой картиной. — Черт, ты права, я не думаю, что это когда-нибудь случится. Мечтать не вредно, да? Он убирает пустую бутылочку и ждет ответа. Она пускает слюни. — Да, да, — Микки кидает бутылочку на диван и трет рукой лицо. — Ты хочешь мыться, черт тебя возьми, или нет? Он знать не знает, откуда ребенок берет правильные ответы. Ему не до этого. Микки все еще пытается научиться формулировать вопросы.

***

Так и получается, что неделю спустя они трогаются в путь. Без шумихи и помпы. Есть только несколько человек, которым Микки должен был сказать, что уезжает. Линда, само собой, но раз она все это устроила, с этим покончено. Его нелегальный источник дохода практически исчез с появлением ребенка, потому что некому было заботиться о ней, пока он будет ездить на разборки. На всякий случай Микки сообщает парочке приятелей, о том, что уезжает из города, но не говорит, куда. Кроме того, остается Светлана. Она вроде как не расстроена его отъездом, однако берет с него обещание не менять номер сотового, чтобы отправлять ему СМС, если ей придет такая блажь. Микки соглашается; ему нравятся их теперешние отношения. Они не часто общаются, но это неизменно весело, и иногда так хочется, чтобы рядом был кто-то, кто знает всю историю с начала. Настоящего Микки чертового Милковича. Микки разрешает ей жить в их доме после его отъезда. Игги будет в тюрьме еще полгода, к тому же Микки сомневается, что тот будет против, да и незачем оставлять дом без присмотра на такой долгий срок. Кроме того, он не знает, где она ночует последнее время, и ему будет спокойнее, если у нее будет крыша над головой. Дырявая, протекающая, пережившая неоднократные взрывы при экспериментах с метадоном, но все-таки крыша. Что касается его собственного переезда, он не сильно заморачивается на эту тему. Через интернет находит квартирку в аренду, в каком-то зажопье, на окраине, зато неподалеку от магазина Линдиной сестры. Загружает в машину пару коробок со своей одеждой, кое-что из оружия, Х-бокс, всю еду, которая есть на кухне, немного памперсов, и девочкины игрушки. Она сидит на переднем сиденье, в своей переноске, смотрит на него с любопытством, пока он все проверяет напоследок, и сосет пустышку, как ни в чем не бывало. Наконец, он садится в машину, и они отправляются в путь.