Мелания

Первый раз с парнем у Микки случился, когда ему было пятнадцать, и больше всего он был удивлен тем, что это вообще произошло. Микки не особо заблуждался на свой счет. У него уже был секс с женщинами, и он понял, что не получает того кайфа, который он вроде как должен был испытывать. Ему нужно что-то другое. Во время просмотра порно он всегда наблюдал только за мужиками; иногда в мозгу у него проскальзывала мысль, каково это — быть трахнутым в зад. Тем не менее, когда это действительно случилось в первый раз, он был чертовски удивлен, по-другому и не скажешь. Счастливчиком стал приятель Игги, Ти Джей. Мелкий наркодилер, тот еще подонок, однако почти невинная овечка по сравнению с большинством родственников Микки. Он не имел ничего против, когда Микки зависал с ними, хотя тот был младше на несколько лет. Однажды они оказались втроем в пустом доме Милковичей, пьяные и под наркотой, смотрели реслинг, а потом Игги отъехал. Он закинулся таблетками и выкурил пару косяков еще до того, как пришли Микки и Ти Джей, так что это неудивительно. Они оттащили Игги в его комнату и положили на кровать, чувствуя, что занимаются чертовой благотворительностью. Теперь в гостиной остались только Микки, Ти Джей и реслинг. Именно так. Реслинг. До хуя горячих практически голых мужиков дубасят друг друга. Микки даже не понимал, что у него стоит, пока Ти Джей не схватил его за член. После было уже не до разговоров. Они ввалились в комнату Микки, потому что у них не хватило духу делать это в гостиной, даже зная, что никого нет дома, и как только дверь была заперта, сорвали с себя одежду, прижались бедрами, и тогда Ти Джей спросил: «Ты сверху или снизу?» Микки ответил, что снизу, даже не успев подумать, не успев сообразить, что, возможно, должен упомянуть, что он пока вроде как чертов девственник. Но все потеряло значение, когда Ти Джей толкнул Микки на кровать и приподнял его зад, грубо проталкивая в него смазанный палец. Микки не раз хотел попробовать сделать это сам, но так и не набрался смелости. Сейчас он чертовски пожалел о своей нерешительности, потому что это оказалось классно, хотя и довольно болезненно, но это был кайф, пламя, проходящее через него и превращающееся в удовольствие по пути. Ти Джей засунул еще один палец, и Микки сам подался назад; наконец, третий, боль и удовольствие нарастали в нем одновременно. Микки почувствовал, что он сходит с ума, теряет контроль с каждой секундой, каждый дюйм его тела дрожит от желания. Когда Ти Джей в конце концов вытащил пальцы и вставил вместо них свой член, Микки пришлось вцепиться зубами в подушку, чтобы не закричать. Его член стоял как каменный и пульсировал. Ти Джей начал яростно погружаться в него, и это было больно, и это было охренительно. Никогда в своей жизни Микки не заводился так сильно. Каждый толчок Ти Джея заставлял его подаваться вперед, член терся о живот, и это была почти что агония. Все это длилось едва ли тридцать секунд, когда Ти Джей наклонился вперед и обхватил ладонью член Микки, начал дрочить — яростно, в такт своим толчкам. Его рука была слишком сухой и мозолистой, его член толкался в Микки слишком сильно, а в комнате стояла странная тишина. Если не считать их тяжелого дыхания и звуков, с которыми яйца Ти Джея шлёпались о зад Микки, и скрипа кровати от их движений вперед и назад. Потом Микки расставил колени чуть шире, это изменило угол и внезапно, внезапно, Ти Джей задел какую-то чертову волшебную кнопку и все тело Микки загорелось огнем. Он кончил сильнее, чем когда-либо раньше, так сильно, что ослеп на мгновение. Ти Джей кончил следом, сразу же скатился с Микки и начал быстро одеваться, еще до того, как к Микки полностью вернулось зрение. — Проболтаешься кому-нибудь — и ты труп, — сказал ему Ти Джей, собираясь выйти из комнаты. — Тебя это тоже касается, — ответил Микки, все еще лежа на кровати, слишком затраханный, чтобы испугаться. Ти Джей помолчал мгновение. — Позвони мне, если захочешь повторить, — сказал он, выходя. Микки не спал этой ночью. Он просто лежал и думал, как искренне, нереально он удивлен. Все случилось меньше чем за десять минут. Микки узнал, что Ти Джей гей, получил чертово доказательство, что он гей, его трахнули в зад, и он кончил так, что чуть не умер. Это случилось, и удивление было самой главной его эмоцией. Микки был убежден, что ничто и никогда в жизни не удивит его больше.

***

Сейчас, встретив Йена и Мэнди в забегаловке в Филадельфии, он понимает, что пять лет назад погорячился с этим утверждением. Девчонка впивается ему в руки своими крохотными ноготками, протестуя против того, как неловко Микки ее держит, но он даже не замечает этого. Все, что он видит — это Йен и Мэнди. Йен и Мэнди, бок о бок, сидят в кабинке в сраной забегаловке с тремя другими людьми, которые громко разговаривают, смеются и весело проводят время, и только Йен и Мэнди застыли. Они заметили его. Микки представляет, как выглядит в их глазах — привидение из прошлого. У него появилась пара новых тату, одна на предплечье и торчит из-под футболки. Футболка не очень чистая, впрочем, как и раньше, но сейчас она испачкана детской едой и срыгиваниями, а не кровью и грязью. Ладно, немного грязи тоже есть. Наверняка больше всего они поражены ребенком в его руках, ее маленьким розовым комбинезоном и растрепавшимися кудрями, замечая, насколько они не сочетаются друг с другом, при том, что он держит ее как свою. Что, в общем-то, так и есть. Со своей стороны, Йен и Мэнди выглядят такими, какими он их запомнил. Ни у одного из них не видно новых тату или детей. Волосы Йена длиннее, чем были, когда Микки последний раз видел его. — Не надо. — Не надо что? — Просто… Тогда они были короткими. Сейчас они немного длиннее. Йен явно больше не служит в армии. Прочие люди за столом Йена и Мэнди кажутся растерянными. Йен и Мэнди замолчали в середине разговора, просто смотрят на него, и он понимает, что, должно быть, представляет собой довольно странное зрелище для нормального человека. Все разговоры за столом стихают, и вот все молчат, и Микки не может говорить думать дышать, не может — просто не может — справиться со всем этим. Йен и Мэнди. Двое, единственные два человека, которые что-то значили для него, до ребенка. Двое, кого, он был убежден, блядь, никогда не увидит снова. — Почему этот парень смотрит на вас? — спрашивает кто-то из сидящих за столом. Шепотом, как будто считает, что Микки не услышит его в этом случае, даже учитывая, что в кафе стоит тишина. — Он выглядит опасным, я нервничаю. — Давайте уйдем? — тут же говорит другая девушка, не давая Йену и Мэнди шанса ответить. — Мне кажется, так будет лучше, вдруг он собирается ограбить кафе или еще чего похуже? Микки чуть не смеется, он держит чертового ребенка, как они себе это представляют? Он устраивает малышку поудобнее, сильнее прижимает ее к груди, и наконец-то находит в себе чертовы силы сделать пять шагов к их столу. Он останавливается, глядя на Йена и Мэнди. — Ну, как ваше ничего, педики? — спрашивает он. Одна из девушек за столом давится кашлем. — Что вы себе позволяете! — восклицает она тонким испуганным голоском. — Пожалуйста, прекратите немедленно! Микки сводит брови вместе. — Ты знаешь этих мудозвонов? — обращается он к Мэнди, поднимая бровь, а она продолжает молчать. Она перегибается через Йена и начинает колотить Микки по чему попало, потом, рыча, выбирается из кабинки и отвешивает ему оплеуху. — Эй, эй, поосторожнее с чертовым ребенком! — кричит Микки, закрывая своими руками девочку от шлепков Мэнди. Если бы не ребенок у него в руках, он бы уже поймал голову Мэнди в захват и выкручивал бы ей соски, но черт, отцовство требует некоторых жертв. Слава Богу, Мэнди останавливается, когда он напоминает ей о ребенке. Она делает шаг назад, игнорируя своих друзей, сидящих с открытыми ртами, и смотрит на него с неодобрением. — Да, и что это еще такое? — говорит она, указывая на ребенка. — Я думала, Светлана так и не родила? — Нет, — успокаивает ее Микки, стараясь при этом не коситься на Йена, размышляя, знал ли он об этом. — Это Тонина девчонка, но, понимаешь, он повесил ее на меня, когда загремел в тюрьму. — Это было несколько месяцев назад, — уточняет Мэнди. — Ты хочешь сказать, что возишься с ребенком несколько месяцев? — Около шести, — Микки пожимает плечами. Он покрепче прихватывает девочку, которая крутится, пытаясь развернуться и увидеть, с кем он разговаривает. — Все не так уж плохо. — Охуеть, неужели у тебя все-таки есть сердце? Микки не представляет, что на это ответить. — Ладно, как ты нашел меня? — спрашивает его Мэнди, успокаиваясь и усаживаясь обратно. — Какого хуя ты говоришь «нашел» — я ни хрена не пытался искать тебя! Ты не захотела сказать мне, где ты! Я просто хотел свалить из Чикаго, и Линда предложила мне работу в другом городе. Откуда, по-твоему, я мог знать, что ты здесь? Микки думает, что Мэнди абсолютно забыла о тех, с кем она пришла, но сам он ни фига не забыл. Он чувствует их растерянность и страх, пока они рассматривают его, шесть лазерных прицелов, направленных прямо на него. И среди них только один, кому Микки, возможно, хотел бы посмотреть в глаза, но он уставился прямо в стол. — Мэнди, кто это? — спрашивает одна из девушек, не та, которая возмущалась, когда он назвал их педиками. Она выглядит немного спокойнее остальных, но тоже чертовски сконфужена. Это помогает Мэнди очнуться и вспомнить, что она не одна. — Ребята, это мой на всю голову ебанутый братец Микки. Он не в восторге от того, как Мэнди его представила, но она в чем-то права. Он неловко кивает им. Несколько секунд тишины, пока Микки пытается сообразить, что сказать. Он знает, что хочет сказать, он знает, кому хочет это сказать, но Йен по-прежнему смотрит в стол, так, как будто не происходит абсолютно ничего интересного. И Микки не знает, чем в этот раз он будет заполнять пустоту внутри себя, когда рухнет все, что он построил за последние два года — все, чем он пытался заполнить эту пустоту, поселившуюся в нем так надолго, после того как Йен, блядь, свалил. Он как раз открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, когда внезапно Йен встает. Абсолютно неожиданно, одним резким сильным движением. Похоже, он перестал расти, потому что не стал ни на дюйм выше, чем помнит Микки. — Я, — начинает Микки, а Йен просто шагает мимо него, быстро пересекает зал и исчезает до того, как Микки успевает сказать хоть одно чертово слово.