Спасибо за небезразличие

      После классического японского Котаро чувствует себя сушёной комбу, кажется, частично перетёртой в пудру. Но это последний урок, а тренировки сегодня нет, так что можно со спокойной совестью плестись к себе. То ли ещё будет в следующем году…       Котаро зевает и с остервенением трёт глаза. Хорошо Эй-чану, второй класс особо не грузят, а вот пятый, в котором обитают Лео и он сам, идёт на колледж, так что запросы у учителей убийственные.       Кстати, о Лео. В кампусе их комнаты рядом, и Котаро к нему вообще частенько заглядывает, вот и сейчас не помешает проведать. Заодно и домашку отдать. Зимой у Лео всегда обостряется мигрень, из-за этого он иногда пропускает занятия. Вот как сегодня, например.       Котаро дробно стучит в нужную дверь – у них тут у всех своя система, у каждого свой перестук. Вон, Юкихана с пятого этажа отбивает что-то из репертуара Гакта, а когда стучит Изумия с третьего, впечатление такое, будто он на тайко играет. Котаро так не заморачивается, у него идентификатором служит простенькая детская песенка о тануки с горы Генкотсу.       За дверью что-то шуршит, шлёпают босые ноги, и Лео приоткрывает дверь, щурясь на свет.       – Привет, – Котаро немедленно нацепляет привычную улыбку от уха до уха. – Сестрён, ты как?       – Уже немного лучше, спасибо, – Лео не очень убедительно улыбается в ответ. – Проходи.       – Да я только домашку занести, раз ты мигренишь – чего я буду тебя дёргать?       Но Лео уже уходит в темноту комнаты, и Котаро только и остаётся, что войти следом и закрыть за собой дверь. Разуваться приходится в потёмках.       Ого.       Ничего себе, какой у него тут дубак.       – Тебе не холодно? – поёжившись спрашивает Котаро. Честно говоря, на Лео и смотреть-то зябко – футболка и тонкие штаны, брр. Сам Котаро чуть ли не с октября одевается, как капуста, и лишний раз без нужды окно не открывает.       И ещё раз – бррр. Котаро даже удивлён, что в воздух не поднимаются облачка пара при каждом выдохе. Хотя, может, ему просто не видно – Лео включил только настольную лампу, так что тут довольно темно. Ну да ладно, он же говорил, что когда мигренит – от яркого света только хуже становится.       – Мм, когда воздух холодный – голова меньше болит, – отзывается Лео, пристроившись на краю кровати и подтянув колено к подбородку. – Стул в твоём распоряжении. Я много пропустил?       – Да не особо… так, повторяли материал, – Котаро подтягивает стул поближе – у-у-у, скрежещет-то как по полу, зараза… – и пристраивается, заметно ссутулившись. Всё-таки он за сегодня здорово выдохся. – Та-ак, домашки я на столе оставлю, лады? Намитатсу и Ивахана задали ещё по-божески, а вот Широгане совсем озверел…       – Спасибо. А Такаяма много задал? – Лео немного дёрганным движением трёт переносицу.       – Э-э-э… Да не, только анализ этого… Ну, поэт какой-то, тринадцатого века, – Котаро неопределённо машет рукой. – Ты вчера читал. Две-три страницы.       – Понял. Спасибо.       – Да что ты спасибаешь, было б за что, – Котаро только отмахивается. – А вообще – сейчас ничего интересного не происходит. Сам понимаешь, все на ушах из-за экзаменов, даже учителя, ползают снулыми мухами, жужжат по углам – скука, короче!       – Котаро, не кричи так, пожалуйста, – просит Лео, и Котаро, разошедшийся на эмоциях, пристыженно замолкает. Не, ну серьёзно, чего разорался? Человек тут мигренит, между прочим.       – Извини, – получается почти неслышно, значит, слишком сильно убавил звук. Котаро медленно выдыхает и так же медленно втягивает носом воздух. Пахнет холодом, недавним дождём и ещё чем-то сладковатым, неприторным. Довольно приятный запах, только определить его не получается. Ну, неважно.       – Ты уже медпункте был? – тихо, но довольно чётко спрашивает Котаро. Вообще-то голос у него от природы очень громкий – явно от матери достался, вот уж кто одним окриком может уток на подлёте глушить, – так что «не шуметь» для него довольно проблематично. Ну да ничего. Сложно, но можно, как говорится.       Лео отрицательно машет рукой.       – Мне не настолько плохо.       Ага, «не настолько», то-то сейчас кое-кто бледнее собственной простыни и без опоры ровно стоять не может.       – Слушай, а если что-то серьёзное? – Котаро поджимает губы. – У тебя ж это уже не первый год так.       – Котаро, пожалуйста, не надо становиться ипохондриком.       – Ипо… Это как-то с лошадьми связано, да?       Лео усмехается, и Котаро досадливо морщится. Значит, не с лошадьми. Ну и ладно, лоханулся маленько. В конце концов, имеет же человек право тормозить после долгого учебного дня? А вообще, пора бы и честь знать: убедился, что Лео тут не помер – и ладно, а тормозить можно и у себя.       – Ладно, сестрён, отдыхай, – подводит итоги Котаро, поднявшись на ноги. – Завтра идёшь на уроки?       – Да, скорее всего. Спасибо, что заглянул. И за домашние задания.       – Да было б за что… Всё, я ушёл. Если что – стучи морзянкой, – Котаро шутливо отдаёт честь и направляется к двери, едва не перецепившись через собственную ногу.

***

      Хорошо, что его комната – буквально за стеной. Котаро наугад тычет ключом – в замочную скважину попадает раза эдак с пятого, – и почти вваливается в двери.       После комнаты Лео собственная кажется невозможно душной, и Котаро открывает окно нараспашку.       Фух. Прям аж в голове прояснилось.       В кармане жужжит телефон, ещё утром переведённый в беззвучный режим. Оп-паньки, сообщение. О пропущенных вызовах.       А, чёрт… Звонок от отца пропустил.       Сгрузив сумку с учебниками на стул и сменив форму на более удобную одежду – брр, галстук… – Котаро набирает нужный номер и принимается нарезать круги по комнате, время от времени спотыкаясь о стопки спортивных журналов и конспектов.       – Сына, мама передаёт, что если ты опять забудешь ей с утра позвонить – она запаникует и поймает ближайший шинкансен до Киото, – вместо «привета» заявляет отец. Упс.       – Могу оправдаться! – немедленно парирует Котаро. – Я сегодня чуть не проспал, звонить было некогда!       – Маму ты не убедил, – отец издаёт короткий смешок. – Ладно, сына, это такое. Как ты там?       Когда отец спрашивает «как ты там?» – он ожидает детальный отчёт об успеваемости, социальной жизни и меню в столовой. Котаро ему этот отчёт предоставляет в честнейшем виде – так и так, папенька, учусь хорошо, ни с кем не кутил…       – Сына, а жить когда будешь? – перебивает отец. – Я в твои годы…       – Пап, я ведь тебе говорил, у меня тут экзамены на носу, – быстро пресекает готовый обрушиться на него поток воспоминаний Котаро. – Ты ж сам мне лекцию читал – мол, «учись, сына, ибо университет» и бла-бла-бла, не?       – Читал, читаю и буду читать! Кстати, определился с университетом, сына?       В их семье темы разговоров меняются с поразительной скоростью. За два года Котаро от этого почти отвык.       – Па-а-а-ап, – Котаро пантомимой изображает самоубийство и ничком падает на кровать. Та неприятно пружинит в лицо. – Мне ж через год только поступать…       – А подаваться надо будет раньше! – отец шумно выдыхает – видно, закуривает. – Так определился или нет?       – Определился, – Котаро переключается на громкую связь и, перевернувшись на спину, уподобляется морской звезде. – В токийский иняз. Одобряешь?       – Одобряю, – отец прищёлкивает языком. – И мама одобряет. Вон, кивает… О, сына, тут мама прям за рукав дёргает, так спросить хочет… а на личном фронте что?       Котаро, немного приподнявшись, очень убедительно стреляет из пальца в висок, и с хлопком падает обратно на подушку.       – Сына, ты чего там, навернулся?       – Не-не, па, всё в норме. А на личном фронте всё мирно, безоблачное небо и пустые окопы. Короче, всё тихо и дохло, – заверяет бдительного родителя Котаро. Бдительный родитель тяжко вздыхает и читает короткую лекцию на тему «вот я в твои годы». Лекция прерывается глухим звуком шлепка – видно, мама опять заехала отцу полотенцем по наметившейся лысине. Ну и ладно, они вечно так, ещё и подкалывают друг друга постоянно. Когда, наконец, отец отключается, завещав «найти подружку, а то мама опять внуков просит», Котаро хочется кого-нибудь покусать. Достаётся подушке.       Если серьёзно – он тут мало с кем общается. Ну, близко, в смысле. На уровне привет-пока-дай конспект он знает всю школу, а вот так, чтоб постоянно пересекаться и свободное время вместе проводить – это, пожалуй, только Лео и Эй-чан. Ещё Акаши и Маюзуми, если им приспичит.       По сути, он и в средней школе вёл себя так же. Поверхностно общался со всеми и, в принципе, вполне заслуженно считался душой компании, а чтоб дружить с кем-то… Ну, Нишикава из футбольного клуба, Юми-чан из параллельного класса – она вообще шебутная была, и классно стреляла в тире, Котаро её ни разу в этом не победил, – и Лео. Вот с ним, пожалуй, больше всего и общался. Пять лет уже так.       Честно говоря, Лео похож на их менеджера из средней школы, хотя, чего греха таить, куда симпатичнее. Аж обидно – с девчонками-то здесь совсем уныло, они тут какие-то чопорные и занудные. Или странные. Киотские. Вот прям пропитанные местной атмосферой, ага. Так что девушки подождут – не горит, чесслово. По возвращении в Токио можно будет об этом задуматься, а сейчас приоритеты другие. Вот, именно, по возвращении. В Токио Котаро нравилось больше, а ещё ему нравилось на Хоккайдо – в детстве он там всегда проводил летние каникулы. Так нет же, занесло в Киото. Ну и фигли, будет куковать с Лео – с ним интересно. С Акаши тоже интересно, но он частенько сильно действует на нервы, а ещё, если совсем честно, пугает. Очень. Правда, после той игры с Сейрин он вроде как слегка присмирел, но иногда его кроет, и тогда Котаро старается держаться подальше – рядом с Акаши становится попросту тяжело находиться.       Вот впору скукожиться, как старый дед, и начать причитать на тему современной молодёжи, ага. Но кукожиться лень, да и дел ещё полно, поэтому Котаро, переползя к краю кровати, дотягивается до школьной сумки и выуживает из неё учебник по всемирной истории. Пусть у кого-то там другого разворачиваются баталии на личном фронте – ему б сейчас не завалить тест по всем этим баталиям двадцатого века.       Всё ещё успеется.