Четырнадцатилетие

Включите: Summertime Sadness - Lana Del Rey(Violin Cover)

***

"Привет, дневник. Давно я что-то не писала, но на то были причины. За эту неделю столько всего произошло! Я наконец-то встретила своего отца. Он очень красивый. Ещё я убила своего одноклассника несмотря на то, что он нравился мне с первого класса. В порыве злости, я выпила всю кровь ещё у трёх незнакомцев. А у них, наверное, была семья, которой мне так не хватало... Со мной стали происходить странные вещи. В любой момент я смогу стать жертвой ведьм только потому, что они не закончили жатву до конца. Мне страшно, и я не знаю, что делать дальше... За это время я плакала уже столько раз, что даже не могу вспомнить точного числа. Хотя раньше никогда не плакала. Мне сказали, что меня сможет исцелить одна ведьма, но эта "процедура" будет очень болезненной. Но я сильная, и верь в то, что справлюсь! Поэтому просто пожелай мне удачи." Закрыв свой дневник и положив его на стол, Хоуп встала со стула и медленно подошла к окну. Глядя пустыми глазами на улицу и не видя ни людей, ни проезжающих мимо дома машин, она почувствовала, что её глаза наполняются слезами. Несколько слёз успело скатиться по её щеке прежде, чем она смахнула их рукавом и резко выдохнула. Она пообещала себе больше не плакать и обязана сдержать обещание. Хоуп снова захватила тоска, и ей стало так плохо, что эта душевная боль почти ощущалась физически. Она не могла понять, почему ведьмы так хотят её заполучить, не понимала причины своих мучений. Девочка помотала головой и решительно направилась вниз, чтобы глупые мысли больше не разъедали душу и разум. Хоуп, держась за перила лестницы, медленно спускалась вниз. Каждый шаг давался ей с невыносимой болью. Но она упорно терпела всю эту боль, она не хотела показывать родным, что слаба. Она хотела быть сильной. Сильной, как её отец. Наконец, её мучения прекратились, и Хоуп достигла первого этажа дома. Дойдя до гостиной, она остановилась в дверях, чтобы перевести дух. Но только девочка хотела сделать шаг на пути к заветной комнате, как её отец тут же оказался рядом. Подхватив на руки, он принёс её к дивану и мягко опустил на спину. Оглядевшись и не заметив нигде рядом подушки, Клаус аккуратно положил голову девочки к себе на колени и слегка погладил по волосам. Хоуп хотела возмутиться. Она ведь и сама могла дойти, не маленькая уже! Но не успела она этого сделать, как раздался звонок: кто-то пришёл. Девочка сжалась, когда поняла, что пришла ведьма. Элайджа мгновенно подошёл к двери и открыл её, впуская гостью. Ни говоря ни слова, Эл вместе с ведьмой прошли к остальным. И когда они зашли, все увидели девушку лет так двадцати, у которой были тёмные волосы с несколькими синими прядями. На её руке красовались татуировки. - Эверин! Здравствуй. Познакомься, это Хоуп, – сказал Элайджа, указывая на свою племянницу. - Хорошо. Оставьте меня с ней наедине, – ответила ему Эверин, внимательно окинув взглядом новую знакомую. Клаус хотел возразить, но Элайджа с Ребеккой быстро вывели его из комнаты. Но далеко они уходить и не собирались. Ребекка присела на ступеньки лестницы, опершись локтями на колени, Элайджа же встал рядом с ней, сверля глазами закрытую дверь гостиной. А Клаус беспокойно мерил коридор шагами, не в силах успокоиться и полностью доверить всё происходящее судьбе и ведьме, что сейчас была с его маленькой дочерью. Тем временем, пока древние стояли в коридоре, ведьма начала совершать ритуал. Он был настолько болезненный для Хоуп, что она еле сдерживала себя, чтобы не закричать. Девочка очень не хотела, чтобы её услышали родные, которые, как она считала, обязательно сидели возле двери. Она не хотела их волновать ещё больше. Если крик она силой воли сдержать могла, то слёзы уже давно текли из её глаз. Боль была настолько невыносимой, что создавалось впечатление, будто голову просверлили чем-то острым, а на лицо пролили кислоту. И вот кожа медленно плавится, а сознание никак не желает покидать тело, чтобы хоть чуть-чуть освободить от боли. Нет, сил больше не оставалось. Хоуп не могла больше сдерживать себя. И на весь дом раздался крик. Крик, настолько пропитанный болью, что у любого-бы защемило сердце. Услышав крик своей дочери, Клаус сжал кулаки и, не выдержав напряжения и этой почти ощутимой боли, исходящей из гостиной, направился именно туда. Резко открыв дверь, от чего та громко хлопнула об стену, он ворвался в гостиную и то, что он увидел поразило его. Хоуп сидела на полу, взявшись за колени ю, из её глаз, не останавливаясь, текли большие слёзы, личико было перекошено от боли. По всему телу девчушки были заметны раны, которые оставила ведьма после своего ритуала. Никлаус не мог произнести ни слова, он мог лишь молча сочувствовать своей дочери и стараться разделить с ней эту боль, хоть и знал, что это было невозможно. Если бы он только мог... Он бы перенёс все эти муки за неё! Гибрид медленно подошёл к дочери. Обхватив её маленькую ручку, он начал говорить успокаивающие слова. За дверью остались Ребекка и Элайджа. На глазах первородной появлялись слёзы, но она всё так же молчала, уткнувшись лицом в руки. Элайджа присел рядом с сестрой и обнял её, стараясь хоть как-то успокоить. Но он даже себя успокоить был не в состоянии, что уж тут говорить о других! Они искренне желали, чтобы всё получилось, чтобы ведьма спасла Хоуп и чтобы всё снова было как раньше. И им оставалось надеяться, что желания иногда могут исполняться. А тем временем Эверин закончила. Выйдя из зала, она тихонько закрыла за собой дверь, и уже собиралась уходить, но голос Клауса заставил её остановиться. - Спасибо. – Всего одно слово. Не было смысла сейчас говорить что-то ещё. - Клаус, я всего лишь помогла этой бедной девочке. Но запомни, если к завтрашнему дню она не очнётся, то надежд больше никаких не останется. А это значит, что моя магия бессильна против магии других ведьм. Но я буду искренне верить и надеяться, что всё будет хорошо. Она не заслужила такой жизни. – С этими словами Эверин покинула древних вампиров, оставив их думать о её словах и так же надеяться. Клаус перевёл свой взгляд с того места, где стояла ведьма, на свою дочь. Она спала, её лицо разгладилось, и не осталось больше той гримасы боли, которая так напугала мужчину. Клаус заметил, что и выглядела она гораздо лучше, чем раньше. Это наблюдение его немного ободрило, и он, устало улыбнувшись, как можно аккуратнее поднял Хоуп на руки и понёс в свою комнату. Зайдя в нее, он положил её на кровать и нежно укрыл одеялом. Сам же присел рядом и взял её руку в свою. Никлаус смотрел на то, как она спит, прислушивался к её спокойному дыханию и всей душой надеялся, что его девочка выживет. Он до сих пор чувствовал ту же боль, которую испытала она. И он винил себя за это. Винил, что не смог уберечь её, что заставил так страдать. Она ведь ни в чём не виновата! Она просто родилась дочерью самого ужасного монстра на земле, хотя это чудо и не считало его, Клауса, монстром. Это чудо называло его "папой" С улыбкой думая о своей малышке, он и не заметил, как сам уснул возле неё. В комнате наступила тишина, которую нарушало лишь редкое биение сердца.