Завершение

October, 16 - Мистер Уэйн. - Мистер Донован, - Брюс наклоняет голову, одаряя врача вежливой улыбкой. Сегодня она дается ему почти без труда. Он чувствует странный подъем, нервное напряжение бурлит в нем, посылая адреналин в кровь, вновь, наполняя его жизнью спустя месяцы небытия. Он не знает, чего ждет от этой встречи, но от Джокера никогда нельзя ждать чего-то обычного. - Я сообщил Джокеру, что вы собираетесь нанести ему визит. Доктор Донован сворачивает в коридор, и Брюс следует за ним. - Как он отреагировал? - спрашивает Брюс. Донован бросает на него взгляд. - А как вы думаете, мистер Уэйн? - он едва заметно улыбается. - Джокер здесь уже почти год, и за это время к нему, что очевидно, ни разу никто не приходил. Конечно, с ним проводят сеансы психотерапии, но, думаю, вы можете представить, что это в большей степени выводит его из себя. Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что Джокер в восторге от перспективы. Они останавливаются в конце коридора, у металлической двери. - Если бы вы не знали лучше? - спрашивает Брюс. Донован в ответ мягко усмехается. Он открывает дверь и жестом предлагает Брюсу войти внутрь. - Я, может быть, неправильно выразился, мистер Уэйн, - доктор входит в комнату следом за ним и прикрывает дверь. - Джокер сложный человек в первую очередь потому, что редко кому-то удается понять, что происходит у него в голове, его логика не поддается пониманию. Брюс оглядывает достаточно просторную светлую комнату, в которой находится лишь стол и два стула по обе стороны от него. Он оборачивается к Доновану: - У вас докторская степень в области психиатрии, и все же вы не можете понять его логику? Доктор мягко смеется и кивает на стул: - Садитесь, мистер Уэйн, - он сам остается стоять. - Человеческую психику не постичь, получив докторскую степень, но даже если бы это было возможно, я не телепат и мне не проникнуть в его разум. Он таков, какой есть. Непредсказуем и потому опасен. Донован прислоняется бедром к столу. - Может быть, мы когда-нибудь вернемся к этому разговору, мистер Уэйн, но сейчас я предпочел бы не затрагивать эту тему. Охранник приведет его уже скоро. Мы не ожидаем эксцессов, седативные в достаточной мере сдерживают его маниакальные проявления, тем не менее, кнопка вызова охраны находится с обратной стороны стола. Брюс кивает и осторожно скользит пальцами по столешнице, нащупывая нужную кнопку. Он знает, что она ему не понадобится, как бы ни обернулась ситуация. Доктор кидает взгляд на часы. - Я оставлю вас. Он разворачивается, чтобы уйти, но Брюс останавливает его: - Постойте, - он внезапно ощущает укол чувства, похожего на панику. - Он не спрашивал, почему я хочу его видеть? Донован оборачивается к нему и мягко улыбается. - Я взял на себя смелость сказать, что вы от имени попечительского совета рассматриваете возможность его перевода в более комфортабельную камеру, - взгляд доктора вновь становится понимающим, и Брюс с трудом отгоняет вспышку раздражения. - Это, разумеется, не налагает на вас никаких обязательств. - Спасибо, - отвечает Брюс искренне. Он чувствует себя глупо от того, что не подумал сам о причине визита, он действовал по наитию, впервые в жизни подчиняясь моментальной прихоти. Он даже не задумался о том, почему Донован ни разу не спросил, зачем именно миллиардеру-плейбою нужна приватная встреча с человеком, который в прошлом был одним из самых разыскиваемых преступников Готэма. Брюс не думает, впрочем, что Доновану что-то известно, тот просто слишком хороший психолог, чтобы его можно было обмануть так легко. Донован выходит за дверь, и Брюс пытается удобнее устроиться на жестком стуле. В комнате некомфортно, жарко. Он слегка ослабляет узел галстука. Брюс кладет руки на стол и оправляет идеально-белые манжеты рубашки. Он оглядывает помещение в поисках скрытых камер, но не находит ни одной. Как и обещал доктор Донован. Приглушенный звук шагов заставляет Брюса вздрогнуть. Внутреннее напряжение почти достигает своего предела, но он знает, что ни единой эмоции не отражается на его лице. Он поднимается, чтобы встретить входящих. - Ну же, не будь идиотом, Бенни, - слышится из-за двери знакомый голос, и Брюс судорожно втягивает воздух сквозь зубы. - Разве я могу напасть на тебя из-за спины? Я? Слышится металлический звон и чье-то ворчание. Брюс усилием воли заставляет себя расслабить сжатые в кулаки руки. Дверь наконец открывается, и массивный мускулистый мужчина в серой форме охраны не слишком нежно подталкивает в комнату человека, в котором Брюс узнает Джокера. Теперь он может разглядеть его достаточно хорошо. На Джокере мешковатый оранжевый костюм, положенный всем заключенным, но Брюс замечает, насколько он отощал с их последней встречи. Он знает, что не должен этому удивляться: питание в Аркхеме определенно не способствует поддержанию здорового веса. Руки Джокера слишком туго скованы наручниками, Брюс отмечает красные следы на его запястьях. Он не знает, почему это вообще его волнует. Он медленно переводит взгляд выше, останавливаясь на непривычно светлых растрепанных волосах, на чистой коже без следа грима. Он останавливается на мгновение на шрамах, единственном, что не дает Брюсу забыть, что за человек стоит перед ним. - Тебя никто не учил, что пялиться неприлично? - нарушает затянувшееся молчание Джокер. Брюс наконец смотрит ему в глаза, и он чувствует нечто похожее на облегчение, видя в них привычный живой блеск и легкую насмешку. Охранник прочищает горло и переступает с ноги на ногу, выжидающе глядя на Брюса. Тот переводит на него взгляд и молча кивает, отступая в сторону. Охранник подталкивает Джокера вперед и буквально силой заставляет его сесть на стул. Джокер раздраженно закатывает глаза, но не сопротивляется. Охранник чертыхается под нос и отходит прочь от стола к двери. Он оборачивается и открывает рот, чтобы что-то сказать, но взгляд Брюса останавливает его, и он просто выходит за дверь, попытавшись напоследок изобразить некое подобие почтительного поклона. Брюс провожает его взглядом, затем опускается на стул напротив Джокера и поднимает на него глаза. Джокер терпеливо ждет его, чуть откинувшись на жесткую спинку стула. Его скованные наручниками запястья лежат на столе. Ситуация вызывает чувство дежавю, и Брюс на мгновение размышляет, ощущает ли это Джокер. Они оба без масок теперь, но если Брюс знает, то для Джокера он всего лишь человек, и... Брюс обрывает собственные мысли. Молчание растягивается. Наконец, Джокер раздраженно вздыхает. - Знаешь, если уж ты хотел поговорить, так говори, - Джокер выразительно поднимает брови. Уголок рта Брюса дергается то ли в усмешке, то ли в гримасе раздражения. Он вдруг понимает, что разучился говорить вот так, по-настоящему, потому что с Джокером нет смысла в фальши и масках, а быть искренним Брюс разучился. Он вновь отводит взгляд от лица Джокера и смотрит на его запястья. Красные полосы от наручников обозначились сильнее, и Брюс не может не задумываться, зачем это было сделано. Случайность, перестраховка, намеренная жестокость? Джокер следит за взглядом Брюса и широко улыбается ему, обнажая желтоватые зубы. - Бенни не садист, - говорит он негромко, почти доверительно. - Он просто такой парень, знаешь, чуть-чуть грубоват. Я не жалуюсь. Джокер подается вперед и кончиками пальцев приподнимает его подбородок, вынуждая взглянуть в глаза. Брюс дергается от неожиданного прикосновения. Джокер приглушенно смеется, но отстраняется. - Неужто светское общество настолько скучно, что ты решил искать компании психопата, а, Брюси? - Джокер продолжает хрипло посмеиваться. - Брюси, Брюси, Брюси. Собственное имя эхом отдается в голове Брюса, и он наконец выходит из странного ступора, в котором пребывал последние несколько минут. - Я здесь от лица совета попечителей, - произносит он чужую ложь. Пересохшие губы отказываются слушаться. - Так ты все-таки умеешь говорить! - Джокер едва не подпрыгивает на стуле от внезапного приступа ликования. Уголок рта Брюса дергается в намеке на улыбку. Должно быть, Джокер и впрямь истосковался по человеческому обществу, раз ведет себя подобным образом. - И светское общество действительно настолько скучно, - добавляет он. Слова сами соскальзывают с его языка, но он не жалеет. Он уже решил, что в этой комнате не место маскам. Джокер откидывается на спинку стула и устраивает скованные наручниками запястья на своем животе. Он не улыбается, но в глазах его по-прежнему пляшут смешинки. - И лучшего собеседника ты не нашел? - спрашивает он, но тут же обрывает себя. - Впрочем нет-нет, не говори, я не хочу знать. Брюс ощущает облегчение, потому что у него нет ответа на этот вопрос. Он чувствует также, что Джокер об этом знает. На мгновение Джокер выглядит задумчивым. Его язык неспешно скользит по губам, и Брюс находит себя завороженным этим движением. В нем нет ничего чувственного, это всего лишь очередная нить к прошлому. - Хочешь знать, откуда у меня эти шрамы? - спрашивает Джокер неожиданно, и Брюс быстро поднимает взгляд от его губ. - Я расскажу тебе. - Ты сам-то знаешь об этом? - не удержавшись, спрашивает Брюс. Истории о шрамах каждый раз разные, и он не уверен, что Джокер сам знает, где правда. - Конечно, я знаю, - Джокер лениво улыбается. - И нет, что бы они там ни думали, правда всегда одна, я просто не считаю нужным говорить ее каждому. Спроси у Донни, он тебе скажет. Я знаю грань между реальностью и вымыслом. Брюс чувствует, как в нем вопреки его воле просыпается интерес. - Чем я отличаюсь от каждого? - спрашивает он негромко. Джокер улыбается широко, шрамы на его щеках искажаются, и Брюс невольно морщится от зрелища. Он не испытывает отвращения, скорее нечто похожее на жалость, и это выводит из равновесия гораздо больше. - Это забавно, выдумывать все эти истории, - Джокер предпочитает проигнорировать его вопрос. - В смысле, почему нет? Люди всегда хотят видеть какую-нибудь большую историю за всем этим. Джокер подается вперед и заговорщицки улыбается Брюсу. Тот невольно наклоняется вперед, и улыбка Джокера становится еще шире. - На самом деле, все было очень тривиально, - он говорит полушепотом, будто делится какой-то страшной тайной. Это может быть лишь очередной ложью, но Брюс почему-то не находит в себе ни сил, ни желания беспокоиться об этом. Он сидит меньше чем в полуметре от убийцы-психопата, человека, который едва не убил Рейчел, но он не ощущает ни страха, ни дискомфорта, ни ненависти. Лишь легкое любопытство и странную легкость, которой не чувствовал уже очень давно. Он обнаруживает, что улыбается, и что Джокер смотрит на его губы странно завороженно. Спустя мгновение тот вновь поднимает взгляд, и Брюс стряхивает моментальное ощущение прочь. Должно быть, ему показалось. Джокер тем временем продолжает: - Мне было лет двадцать... двадцать с чем-то там, и я попросту гулял по местам, по которым не следует гулять маленьким мальчикам, - он коротко смеется. - Их было много, а я был сопляком. Я думаю, их просто взбесило, что я бесстыдно ржал, пока они меня избивали. Джокер пожимает плечами и вновь откидывается на спинку стула. Он продолжает смотреть на Брюса внимательно, будто ища что-то в его глазах. Брюс не знает, что чувствует в этот момент. Не жалость и не сочувствие. Не безразличие так же. Отчего-то ни на секунду он не сомневается в том, что Джокер говорит правду. - Почему ты говоришь это мне? - спрашивает он наконец. - Потому что мне нет смысла тебе лгать. Потому что я хочу, чтобы ты знал. Потому что я хочу, чтобы кто-то знал. Джокер неожиданно очень серьезен, и отчего-то это заставляет Брюса ощутить смутный дискомфорт. - Мне нужно идти, - говорит он, резко поднимаясь на ноги. Потому что все это слишком. Слишком непривычно. Слишком обнаженно. Джокер молчит, провожая его взглядом, не пытаясь остановить. Уже у самой двери, он окликает его: - Эй, Брюси, придешь еще? В его голосе слышно веселье, но это лишь верхний слой. Там, под ним, Брюс слышит скрытое напряжение. И поэтому он не может не ответить: - Я приду.