Два угла двух треугольников

…Всё-таки перед походом в сельпо Антон уговорил его завернуть к трехэтажке. Поднялись — квартира настежь открытая. Милиционер с пузом, как беременный… Пардон, полицейский с лишним весом. Анна Петровна в душистом облаке варельянки и корвалола, по щекам слезы, в глазах жгучая обида на квартиранта, посмевшего ей так жестоко отплатить за гостеприимство. Сенька дивился на серьезную наглость кудрявого — морда кирпичом, протопал прямо в комнату. Да еще принялся щелкать мобильником. Усатый милиционер, составлявший протокол над трупом, потерял дар речи. — Прошу прощения, — спохватился Антон. — Я внештатный корреспондент сетевого сообщества блогосферы. — Щас же стирай все фотки! — рявкнул участковый. — Или конфискую твой гаджет к чертовой бабушке! — Понимаете, мы тут были часа два назад, — вылез вперед Сенька. — Он, — (ткнул пальцем в кудрявого,) — хотел комнату снять. На лето. А он, — (указал на труп на кровати,) — еще не съехал. Мы ждали, а он говорил, что у него электричка только в два. — То есть вы последние, кто видел покойника перед смертью? — деловито уточнил участковый. — Нет, мы не видели, — мотнул головой Сенька. — Мы через дверь с ним говорили. Вернее, она, — (он кивнул в сторону хозяйки,) — стучала ему в дверь, а он бурчал на нее и включил громкую музыку. — То есть, вы его не видели, — разочаровался участковый. — Видели, — подал голос Антон. Протянул усатому свой смартфон, с выведенной на экранчик фоткой парня, показывающего «викторию». — Я его через окно кухни видел. Вот на снимке дата и время, можете сверить. Антон вспомнил еще кое-что, забрал из рук опешившего полицейского телефон, сделал крупное увеличение на пальцы самоубийцы — и передал обратно, показал: — К этому времени он уже принял большую дозу сердечных препаратов, урежающих частоту пульса. Если присмотритесь, заметите ярко выраженную синюшность ногтей. — Препаратов? — нахмурился участковый. — Вот же, — Антон вытолкнул носком кроссовки из-под кровати пустой пузырек. — Прекрасно знаю эту гадость, куча побочных. От нее в малых дозах можно дубу дать. А тут… пустой? — Не трожь! — рявкнул полицейский. — Это ж улика, твою мать… Он подцепил шариковой ручкой пузырек за открытое горлышко, осторожно поместил улику в чистый пакетик-файл. — И откуда ж ты это всё знаешь, красавчик? — протянул с нескрываемым подозрением усач. — На фармацевта учишься? Вместо длинных объяснений Антон задрал свитер вместе с майкой, показав на левом боку жуткую паутину шрамов: — Жизнь заставила в лекарствах разбираться, — просто сказал он. — Я ведь сюда приехал от городских стрессов отдохнуть. Врачи посоветовали. Думал насладиться солнцем, летом и тишиной. А тут… Анна Петровна сердобольно заохала, закрылась платком. Даже участковому стыдно сделалось за вспышку подозрительности. Не потребовал телефон отдать, только дату и время последнего снимка самоубийцы списал себе в блокнот. На всякий случай. Хотя теперь и так всё понятно, можно даже на вскрытие не отправлять. Родители покойника хоть порадуются, что в открытом гробу можно будет похоронить… Спустившись вниз, выйдя на улицу, Сенька понял, что всё это время в квартире неосознанно сдерживал дыхание. Чуть в обморок не грохнулся — и сам не понял бы, отчего! — Хочу напиться, — решил Сенька. — Я тоже, — вздохнул Антон. — Тебе нельзя! — отрезал Семен. Но смягчился: — А вот кваса можешь дуть сколько влезет! Знаешь, какой моя пра-тёща квас делает? Окосеешь с полстакана! — Пра-тёща? — поднял брови кудрявый. — Бабка моей Катьки! — пояснил Сенька. Он был готов рассказать новому приятелю всю семейную биографию — лишь бы забыть поскорее о трупе самоубийцы на третьем этаже единственной на деревню квартиры с балконом. — А просто «тёщи» у меня нету как бы, — повествовал Сенька. — Катерину бабка воспитывала. Родители развелись и переженились заново. А кому нужна в новой семье наполовину чужая дочка? Вот Катьку в деревню и сослали. Но она не в обиде, ей и тут хорошо! — Как мои, — вырвалось у Антона. Семен это запомнил. Нет, по пути домой или в сельпо он, конечно же, к нему с расспросами приставать не стал. А вот за ужином — насел на гостя. Оказалась биография у кудрявого хуже, чем у Катерины. Если ту в малолетстве несмышленой подкинули любящей бабушке, а родители ругались и разводились где-то отдельно от них, в городе. То по нему развод прокатился колесом трактора. Старшая сестренка ночевала у подружек, пропадала по клубам, едва краситься научилась — ее вечно дома не бывало. Его тоже месяцами не было дома — маялся по больницам. Родители обоим чадам давали денег вдоволь — а вот любви и тепла самим не хватало. Обвиняли друг друга в болезненности сына и разгульности дочери, ссорились, ругались… Каждый семейный выходной — краткосрочная война, будни — вооруженный нейтралитет с дипломатическими нотами. При этом были любовники и дети на стороне. Но развелись только тогда, когда Антону исполнилось двенадцать и он успел перенести шесть операций на сердце. Преподнесли детям, что якобы не хотели их травмировать разводным процессом, поэтому и тянули, как могли. Им, разумеется, предоставили выбор, с кем из родителей остаться жить. По умолчанию подразумевалось, что заканчивающая школу сестра сразу же проявит самостоятельность, благо денег на съемную квартиру охотно сулили и отец, и мать. Антону тоже недолго осталось — если не зарежут хирурги, лет через пять поступит в универ, получит место в общаге. Вкусит разгульную студенческую волю! Однако сестра сделала финт — и забрала под крыло братишку, объявив родителям, чтобы шли на все четыре стороны. Предки пожали плечами. Оставили наследство в виде родной квартиры, счет в банке, чтобы на первое время хватило. И с чистой совестью свалили за границу — на разные полушария планеты, как можно дальше друг от друга. — Вот су..и, — поскрипел зубами Сенька. — Мы с сестрой были счастливы, — улыбнулся с ностальгией Антон. Налил себе еще квасу, распробовал. — Потом она вышла замуж, родила тройняшек. Купили с мужем квартиру на одной площадке с нашей старой. Так она могла сидеть в декрете и заодно присматривать за мной. — А ты? — А что я? Я еще в старших классах освоил Сеть и научился неплохо зарабатывать. Помогал сестре. Так что в универ не пошел, к моему стыду, остался неучем. — Не кокетничай, блин, — хмыкнул Семен, отбросив под стол очередную опустевшую жестянку из-под пива. — Нашел перед кем образованием мериться. — А ты? — в свою очередь спросил Антон. — У тебя какие родители? Семен отмахнулся: — Отец спился, мать надорвалась. Сирота я, короче. — Прости. — Ты-то при чем? — хмыкнул он. — А чем зарабатываешь в этом своём Инете? Антон смущенно замялся, потупил глаза, демонстрируя шикарные для парня ресницы: — Поверишь, если скажу, что пишу? — Что пишешь? — прищурился Семен. Вот бл…! Перепил пивасика, и организм, мать его, логично затребовал после выпивки баб и грязные танцы. А собутыльник-то трезвый, как стеклышко, мигом просечет суть проблемы. И что делать? Как искать выход из положения? Из-за стола запросто не встанешь… Затуманенная голова скрежетала мозгами туго. — Писать, знаешь ли, можно пейзажи маслом, портреты… хм, пастелью. Романы стихами. — Порно, — шепнул Антон. Застенчиво прикусил нижнюю губу ровными, красивыми зубками, ожидая реакции на признание. — Гейское? — почему-то сорвалось с языка Сеньки. Сам выпучился от своего вопроса. Антон же кивнул, не поведя бровью: — Гетеро тоже. — И хорошо продается? — осторожно уточнил тракторист для справки. — Неплохо, — заулыбался собутыльник. — На машину кредит брать не пришлось. — Ёж моё ж, — уважительно протянул Семён. — Инет мощная сила! Предложил за это выпить. Антон от тоста отказался: — Не, я щас лопну, не могу больше пить. — За чем дело стало? — оскалился Сенька, радушно поведя рукой. — Иди отлей — и заново начнем квасить! Хихикнув не вполне трезво, гость послушно поднялся из-за стола. — А на обратном пути зайди на кухню и вылови из банки еще огурчиков! — велел хлебосольный хозяин, вручив опустевший салатник. Пока собутыльник вышел, Сенька намеревался бодренько вскочить, сбежать через окно на двор… А он у себя дома! Как хочет, так и выходит из дома! Да за банькой можно окатиться холодненькой водой из поливального шланга. Полегчает!.. Не так-то всё оказалось просто на деле, как в планах. Он дёрнулся с места — смачно кое-чем приложился о край столешницы — и тут же плюхнулся обратно на стул, шипя матерно. Из-за стола пришлось выползать крайне аккуратно: натянувшиеся кобурой тонкие трикошки нисколько не скрадывали чувствительность, а взмокшая головка деревянной подпоркой упиралась в столешницу снизу. Любое движение — и молнии по всему телу. Он и не замечал раньше, что этот стол такой низкий… Или стул высокий?.. Или его дубинка обнаглела, вытянулась изо всех силушек, чтобы «одним глазком» на собутыльника глянуть… Кое-как вылез. Пошел вразвалочку — какое тут через окно сигать! С крыльца бы спуститься, не расплескавшись. Дубинка гордо реяла впереди владельца, флагштоком наперевес, отмахивая в такт шагам. Так и потащил подобранный с грядок шланг для поливки, второй рукой прижимая к животу собственный, чтобы не маячил. К греху, Сенька совершенно не подумал, что из окна кухни путь через огород за баньку прекрасно просматривался. А походка в стиле «пингвину яйца жмут» особенно привлекает внимание. Антон засмотрелся. Машинально взял маринованный огурчик покрупнее, прикусил зубками, лизнул, тесно обхватил губами… От самозабвенного созерцания отвлекла малоприятная шершавость соленого смородинового листа, приставшего к языку с огуречной попки.

***