И небо над нами не будет серым

День следующий начался для Элиота головной болью. Он не встретил прошлой ночью надзирательницу, ему повезло – видимо, старуха видела пятый сон, несмотря на свою бессонницу, пока Найтрей-младший бродил по коридорам академии. Оно было и к лучшему, конечно, но Элиот все равно не выспался. Он все ворочался, ворочался ночью, даже от скуки лампу зажег и начал читать то, что задал сэр Адент, пусть и не был большим фанатом литературы. Любить читать и любить школьную программу – разные вещи, ведь так? Но очередное произведение Гюго оказалось куда более интересным, чем Элиот предполагал, так что вместо того, чтобы заснуть от скуки, он читал часа три без остановки. А потом до рассвета оставалась всего пара часов, и выспаться он, конечно же, не успел. О том, чтобы спать на занятиях, и речи быть не могло, но и не прийти к Лео он не мог. Он знал, что сестра Мэри окружает больных лаской и заботой, но вот заняться в лазарете было совсем нечем. Там были, кажется, шахматы, но Лео был все-таки нелюдим, и вряд ли кто вообще решился бы предложить ему сыграть. Так что все время, пока шли уроки, Элиот беспокоился, а не скучает ли там Лео. Быть может, сказывалось чувство вины, что еще совсем немного тревожило его сердце, быть может, что-то иное, но после последнего занятия Элиот отправился в библиотеку и взял несколько книг на свое имя. Не забыл, конечно, зайти и в их с Лео комнату. Хотел захватить то, что читал Лео накануне, но… Как-то рука у него не потянулась к этой книге, хватило и того, что Элиот прочитал на случайно раскрывшейся странице. Даже раскраснелся немного. Потому ему оставалось только убедить себя в том, что в лазарете такую книгу у Лео не только заметят, но и отберут, так что Элиот вновь поднял стопку книг и двинулся в больничное крыло. Как оказалось, он зря волновался, что Лео скучает. Ведь Лео дрых без задних ног, уткнувшись лицом в подушку. Если бы не лохматые волосы – видимо, за ночь все равно встопорщились, и никакая расческа не помогла, – Элиот вообще мог бы его не узнать, и вот тогда ему было бы немного стыдно. Но уходить он не хотел, а потому просто водрузил тяжелые тома на прикроватную тумбочку и пододвинул табуретку, сел рядом. И замер, чтобы Лео не разбудить. Элиот чувствовал, что есть в этом что-то особенное – просто сидеть и смотреть, как Лео спит. Пусть даже лица его не было видно, пусть – это не было важно. Просто… Просто видеть, как подрагивают его плечи, слышать, как он дышит, уже было так хорошо для Элиота – все же ночью он сильно перепугался за своего любимого слугу. Перепугался настолько, что оказался готов признать свою вину, а Лео сам, похоже, ударился немного сильнее, чем казалось поначалу. Простил же как-то просто, а ведь говорил, что обижен. Лео что-то пробурчал в подушку и перевернулся набок. Глаз не открыл, слова не сказал, но Элиот вздохнул и осторожно коснулся его руки, поднося ее к своим губам вновь. В лазарете никого не было, и Элиот был готов целовать, целовать эти пальцы, раз уж даже обнять не может… Прижимать к щеке, будто пытаясь согреть, и смотреть на Лео своими будто бы ледяными, а на самом деле небесно-светлыми глазами. Элиот губами прикоснулся к тонкому запястью. Он почувствовал, как бежит по венам Лео его кровь, и прикрыл глаза; ощущение этого успокаивало, и ему не было важно, что сейчас происходит, что нужно скоро идти и делать уроки, что задали много… Оставалось два дня до выходных, и очень хотелось, чтобы Лео к ним выздоровел. Но Элиот, конечно, не торопил его, вовсе не торопил. – У тебя руки холодные, – послышалось с постели, и Элиот открыл глаза. Как оказалось, Лео тоже. – Эх, Элиот, вот из крайности в крайность мечешься. Элиота будто по щеке ладонью ударили – он замер, вздрогнув, а потом медленно отнял руку Лео от своего лица. Он не хотел сейчас ссориться, но слишком явно уж чувствовал в себе отголоски того, гневного, что закипало в нем каждый раз, стоило Лео хоть немного не уследить за своим языком. И Элиот действительно был рад, что научился мало-мальски с этим справляться. – Но я не говорю, что это мне не нравится, – присел на постели Лео, опираясь на другую руку, а первой, зацелованной, ласково провел по щеке Элиота. – Но тебе не нравится, – как можно более отстраненно произнес тот. И Лео виновато покосился в сторону. – Ну… Да. В лазарете повисло молчание. Слышно было даже, как кошка скребется за дверью, как свистит все холодеющий ветер за окном, и Элиот чувствовал, как дыра в его сердце растет с каждой секундой тишины. Ему было отчего-то больно – пока что еще совсем чуть-чуть, но… Но… Но потом ему бы стало больно слишком уж. – Элиот, просто… Ты либо очень грубый, и тогда ты ведешь себя, как придурок, либо очень нежный. И тогда ты тоже придурок, – быстро, но ровно произнес Лео. – Я не хочу, чтобы ты делал что-то ради того, чтобы что-то сделать. Знаешь, – отодвинул он одеяло и сел на колени, поближе к краю, и посмотрел Элиоту в его небесно-голубые глаза. – Я очень дорожу тобой, не хочу тебя потерять. Из слов его, из поступков его Элиот понимал обратное, но он ведь знал: у Лео был немного другой склад ума. Решить проблему сейчас – значит избежать ее в будущем, это было логично и нормально как для Лео, так и для Элиота, только вот раньше они этого не делали, и… «Я не хочу тебя потерять». Сердце Элиота пропустило удар, а потом он медленно встал. – Элиот! – беспокойно окликнул его Лео, а потом зашипел, когда его довольно грубо подмяли и переложили повыше, к изголовью кровати, и накрыли теплым одеялом. – Какого черта ты творишь?! – снова появились его колючки, Элиот их чувствовал, буквально чувствовал. Но останавливаться не собирался. Лео бил его в грудь, шипел и извивался – слишком активно для больного даже, – а он просто не давал ему улизнуть, держал, пока не уткнулся в горячую шею друга, не обнял до боли в костях. – А я хочу, чтобы ты поскорее выздоровел. Лео притих, но в глазах его Элиот все так же прочитал недоумение и потому неловко покосился в сторону: – Ну, я пытаюсь сочетать нежность с грубостью. – Плохо получается, лучше будь просто нежным тогда, – ворчливо фыркнул Лео, сдувая с носа длинную прядь волос, и Элиот поджал губы. Вот это было уже нормально для них, абсолютно нормально. – Я подумаю над этим, – милостиво согласился Элиот, а потом пожал плечами. – Ты как себя чувств... Ох, сглазил он, сглазил. Наверное, действительно не стоило так сильно трясти больного, потому что Лео, похоже, укачало. Иначе почему его опять стошнило? Слава богу, он успел достать горшок из-под кровати, а потом, мрачно покосившись на Элиота, вытер остатки «красоты» с губ полотенцем, что лежало на тумбочке. Элиот сам против воли поморщился, а потом задумчиво отодвинул табурет ногой в сторону. – Лечись тогда. Я… книг принес. – Я заметил, – кивнул ему Лео и, осторожно отложив полотенце, тихо, будто нехотя добавил: – Спасибо. Элиот тяжело вздохнул и запрокинул голову на миг, а потом тихо окликнул своего слугу. – Лео… – Да? – отозвался тот, отрывая взгляд от своих пальцев. В голосе его прозвучал не интерес, но… что-то странное. Что-то, что Элиот пока не смог понять, но очень хотел. – Ты тоже мне очень дорог. Лео не ответил, просто тряхнул головой, пряча лицо в темных прядях. Элиоту показалось, что он видел его нежную улыбку – а потом ему стало стыдно, стало так стыдно, что он почти что сбежал из лазарета, едва успев попрощаться. Он не думал, что скажет это, но ему так нужно было сказать, что он не сдержался. Уроки в голову не шли, прочитанное не ложилось. Он все думал, думал, косился на пустую кровать около своей – и не мог вернуться к занятиям, и даже сил меч держать не осталось. Так что он был действительно рад, когда в дверь постучали. – Господин Элиот, – послышался голос из-за двери. Элиот не сразу узнал его, но потом вспомнил – это был слуга академии. Не такой слуга, как Лео для него, а просто слуга. Как кухарка, даже служка – они часто выполняли мелкие поручения в академии Латвидж. – Господин Элиот, ваша сестра звонила по телефону. Элиот вскочил с постели, оставив на ней учебник, и открыл дверь. Да, он не ошибся. На пороге действительно стоял академский слуга, и то, что он упомянул Ванессу, не могло не напрягать Элиота. С другой стороны, кто сказал, что весть от семьи всегда должна быть плохой?