И небо над нами не будет серым

Элиоту было хорошо. Он знал, что, когда снятся кошмары, чувствуешь себя еще хуже, чем если бы вообще не спал; но он даже не предполагал, что сон может быть таким прекрасным. Таким… Легким, приятным и совсем не тревожащим, мягким, нежным и домашним – золотой сон будто обволакивал его, в себе храня, защищая от всех тревожных мыслей, бед и невзгод, и Элиот просто не мог не сдаться. Он нуждался в покое; сон же, Винсентом данный, этот покой ему давал, и Элиот был благодарен за это брату. Но, когда он открыл глаза утром, благодарность эта осталась во сне. Он помнил смутно, как видел Винсента с молоденькой девушкой прошлой ночью, и теперь его совсем не радовало, что он оказался с Винсентовм в одной кровати. Элиот не хотел знать, как, не хотел знать, почему; но это совсем немного пугало его. Тем более, что Винсент крепко-крепко его обнимал, дыша в затылок и ероша светлые волосы губами. - Ви… Винсент, - попытался вывернуться Элиот, а потом, когда не получилось, гаркнул: - Винсент! Тот только замычал и прижал брата к себе сильнее, как какую-либо игрушку. Бездна, если он каждое утро так к новой пассии прижимался, как он умудрялся сохранять облик лукавого ловеласа?.. - Винсент! – оттолкнул его руками Элиот, смутно понимая, что еще немного, и теми местами, где ночная рубашка задралась, он прижмется к брату, пусть и приемному. – Отпусти меня! Винсент повел головой; наконец, открыл глаза, глянул сонно на Элиота. Зевнул сладко, рот широко открывая. Настоящий ребенок, ей-богу. - Доброе утро, Элли, - пробормотал он, и Элиот чуть не покраснел. Так его называла только Ванесса, и нельзя было сказать, что юному Найтрею нравилось это обращение. Из уст Винсента оно же звучало еще более умилительно и ласково отчего-то, и это немного пугало. - Отпусти, - повторил Элиот, губу прикусывая. Винсент разжал руки, тут же вместо приемного брата подушку обнимая. - Какого черта ты принес меня сюда?! – вскинул руки Элиот, поправляя ночнушку, и огляделся. – Это не моя комната! Судя по уровню захламления, это как раз была комната Винсента. Элиот вообще не брался точно определять комнату Винсента; из-за количества различных вещей в ней она будто была живой, постоянно менялась, и узнать ее было сложно. Но нет: в углу, как и всегда, тихо посапывала Эхо, которую, казалось, невозможно было сейчас разбудить или смутить. - Нужно было оставить перед парадной дверью? – пробормотал Винсент в подушку, отворачиваясь. – Ты был таким милым, что я не решился оставить тебя на съедение пневмонии. - Нет! Отнести меня в мою комнату! – воспылал алым Элиот, отсаживаясь на дальний конец постели. - Дверь в твою комнату захлопнулась. Будить в такое время ключницу или дворецкого казалось мне не слишком хорошим поступком, - пояснил Винсент, все же отрывая голову. – Так что я просто принес тебя сюда. Хорошо спалось? - Д-да, - запнулся на миг Элиот, нервно бровь почесывая. – Спасибо. В словах Винсента была логика, но сами эти слова Элиоту не очень нравились, и он сам не мог объяснить, почему. - Хорошо, что ты выспался. Больше я не буду помогать тебе заснуть, - буркнул Винсент, на локтях приподнимаясь, и внимательно посмотрел на Элиота. – Где твой… - Не хочу говорить на эту тему, - отрезал Элиот, свешивая ноги с кровати. - Здесь нас никто не услышит. Знаешь, если Клод и Эрнест узнают, что вы с твоим слугой поссорились, они приложат все усилия, чтобы заставить тебя сделать то, о чем ты пожалеешь, - поправил светлые свои волосы Винс, вздыхая. – Я этого не хочу. Тем более, я почему-то уверен, что на сей раз виноват ты. - Я не виноват, - буркнул Элиот. – Это он идиот! - Когда ты злишься на него, твоя злость… Немного другая. Сейчас ты так громко говоришь о том, что виноват он, потому, что хочешь убедить в этом себя. Элиот сощурился, на брата искоса поглядывая. Ему не нравились эти его мысли, мысли, что Элиот может быть неправ. Элиот не принимал критики ни от кого, кроме Лео; Винсент же не был Лео, но и Лео… Лео Элиот так мог просто потерять. Но не хотел. Пусть злился, пусть хотел стукнуть пару раз по лохматой голове, но не был согласен отпустить его. Ведь это же был Лео. - Он сказал, что я неправильно вел себя перед дочерью герцога Безариуса, - процедил Элиот. – Но я был прав. - В своей ненависти к Безариусам? Гилберт всегда говорил, что Безариусы дали ему тепло и заботу. Ты не веришь ему? И Элиота настигло загадочное чувство, что где-то он уже это слышал. - Ты прямо как Лео, - проворчал он. Винсент не был Клодом и Эрнестом, перед которыми Элиот всегда должен был быть истинным Найтреем. Винсент не был Ванессой, которая была помешана на чести, достоинстве и гордости, что опять сводилось к долгу Дома Найтрей. Винсент не был истинным Найтреем. Он полагал, что Найтреи способны совершать ошибки, и именно этим отличался. Открывать ему душу было опасно, если собираешься быть его врагом; но Элиоту очень хотелось хоть какой-нибудь поддержки. И пусть голосом разума Винсента было не назвать, в чем-то он невероятно напоминал самого Лео. - Я немного резко выразился при Безариус о ее семье, брате и матери. Но и она сказала, что это Найтреи убили ее мать! – тут же добавил Элиот. – Понимаешь? Она была неправа! - А ты был прав? Я знаю тебя с детства, Элиот, и ты никогда не был изворотлив в общении, - сел Винсент, и его золотые волосы распались по белоснежной ночнушке. Он вздохнул: - Послушай. В любом случае… Разве не ты говорил, что слуга должен быть другом? Я не поддерживаю эту идею, но это же твои слова. Почему, когда твой слуга выражает собственное мнение, ты его за это ругаешь и начинаешь ненавидеть, хотя сам требовал от него честности? - Потому что он не понимает, - ответил Элиот. – И я не ненавижу его. Он… Он очень дорог мне, Винсент. - Если он дорог тебе, почему ты все еще не извинился? Ты можешь объяснить ему, спокойно объяснить, почему не хочешь общаться с Безариусами. - Он не поймет, - покачал головой Элиот. – Я объяснял. Не раз. Эхо зашевелилась где-то в углу, и на нее упала одна книга из стопки, что оказалась задета. Неважно; девушка все равно не проснулась. - Тогда сделай вид, что признаешь его точку зрения. Элиот вздрогнул. - Но… - Иногда не совсем обязательно признавать чужую точку зрения, чтобы извиниться. Необязательно чувствовать раскаяние и осознавать самому, Элиот, - прикрыл глаза чуть виновато Винсент. – Это… Может быть тебе не по душе, но ты правда думаешь, что Клод с Эрнестом не обсуждают твоего слугу за спиной у тебя? Они не признают никогда, что ты сам имеешь право выбирать слугу, но они делают вид, что смирились. Послушай, - подался он вперед, выбираясь из-под одеяла, и немного сонно потер глаза руками, к Элиоту приближаясь. Тот вздрогнул от мягкого касания брата, когда тот до плеча его дотронулся, но не сбросил чужую руку. - Если ты действительно не хочешь его потерять, ты просто можешь притвориться. Элиот немного брезгливо скривился. - Никому в мире нет дела до чести и достоинства, Элиот, - серьезно произнес Винсент. – И… Не всегда нужно быть честным. - Это мерзкий подход, - пробормотал Элиот. – Я не хочу так обманывать себя. - Но если отношения с твоим… Слугой… Дороги тебе, ты сможешь пойти на сделку со своей совестью. Винсент убрал руку с его плеча. Элиот вздохнул тяжело. Винсент… Он мог быть необычайно серьезен в те моменты, когда хотелось просто одобрения и помощи, но… По правде сказать, в его словах было больше пользы, чем в советах Ванессы. «Возвращайся в Латвидж, а мальчишку верни в приют». «Слуга не должен перечить хозяину». Элиот знал, что, в случае его отказа, Лео не вернется в приют. Его увезут далеко-далеко и позаботятся, чтобы больше никогда Элиот его не встретил. Потому что насчет лицемерия Клода и Эрнеста Винсент был до боли прав. - Я не… - попытался что-то сказать Элиот, но не смог. - Лучше сделать это побыстрее, как бы неприятно это ни было для тебя. Обида может очень долго дремать в сердце, но в какой-то момент пути назад уже не будет, - горько, будто вспоминая о чем-то своем, пробормотал Винсент. – Если ты поверишь мне, я буду рад, что тебе не придется учиться этому на своем опыте. И он был прав. Когда Элиот уже дошел до двери, он оглянулся. Винсент пытался разбудить Эхо: довольно грубо, если подумать, но пока еще без вреда для ее здоровья. Эта сторона Винсента пугала Элиота: он мог быть по-настоящему больным и ненормальным, а мог… Таким вот, как пару мгновений назад. Это было жутко, но Элиот почему-то именно в такие моменты чувствовал, что он небезразличен Винсенту. Потому что к Клоду и Эрнесту Винсент никогда теплых чувств не питал, и можно было подумать, что и для младшего Найтрея исключения не будет, но… Винсент, может быть, даже любил Элиота. А потому правда пытался помочь, помочь Элиоту, а не воплотить свои желания в действительность, что пробовала сделать Ванесса. - Элиот, - не поворачиваясь к брату, окликнул его Винсент, заставляя наконец-то девчонку встать. – У тебя весьма специфичные отношения с твоим слугой. Его же зовут Лео, да? Элиот почувствовал, как по спине его пробегает ледяное дыхание какого-то монстра, и отступил к двери, в нее упираясь. - Винс… - Послушай, Элиот. Твоя забота о нем… Я хочу сказать, что это трогательно, и вы очень близки. Сейчас я скажу кое-что, а ты постарайся не поменять свое мнение обо мне. Винсент за тонкую руку подтащил бедную Эхо к своей постели, на нее девушку бросая, и небрежно укрыл ее одеялом, в которое совсем недавно кутался Элиот. Обошел постель медленно; за это время Элиот успел подумать, что все слухи о Винсенте в любом случае не исчезнут от одной фразы. В этом плане Винсенту нечего было бояться. - Хотя, знаешь, я и так достаточно… Странен для брата. Будто мысли прочитал. - Но, Элиот, - приблизился к нему Винсент, голос понижая, будто боясь лишних ушей, - пусть ваши отношения и трогательны, они могут оказаться… Очень близкими и слишком сложными. Если тебе захочется поговорить, нужен будет совет или помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне. Я помогу. Я не буду осуждать. Элиот одернул руку, губы поджимая, и сипло пробормотал: - Что ты несешь?.. Ему стало очень страшно, потому что появилась одна-единственная мысль: «Винсент знает». - Т-ты неправ, - пробормотал он зло, нащупывая ручку двери, и клацнул зубами. – Свои ненормальные мысли держи при себе! Именно этого боялся Элиот: что он скажет что-нибудь, и Винсент просто возьмет и поймет. Станет опасным. Он испуганно выскользнул за дверь спальни приемного брата, тяжело дыша, и в сердцах пнул саму дверь, кулаки сжимая. Он не мог допустить, чтобы кто-то узнал. Просто не мог. Это было слишком опасно и слишком… Плохо. Мерзко. Ужасно, потому что ничем хорошим это не отдавало, а только страхом и болью. Элиот, возможно, и был неправ в своих чувствах – так считало общество. Но общество Винсента было куда опаснее, и Элиот боялся одного: от Винсента ему будет слишком сложно защититься, а еще труднее – защитить Лео.