И небо над нами не будет серым

Со стороны двери раздался тихий стук, и Элиот обернулся. Дверь не была ни заперта, ни прикрыта – она была и вовсе распахнута, чтобы духота после ночи выветрилась, но Ванесса аккуратно постучала о косяк, будто бы предупреждая брата о своем приходе. Или обращая на себя внимание. – Элли, ты в порядке? – осторожно подошла она, и Элиот, завязывающий голубую ленту поверх ворота рубашки, скрипнул зубами. «Не зови меня Элли», – пронеслось в его голове, но он промолчал. – Я зол и не выспался, Ванесса, – как можно более спокойно ответил он, сжимая столешницу пальцами до боли в костяшках. – Что тебе нужно? – Я просто хотела сказать, что ты принял правильное решение, – сложила она руки на груди. – Если тебе захочется с кем-то побыть… Если что… Помни, я у тебя всегда есть. – Ч-чего? – непонятливо переспросил Элиот. – Ну, ты принял правильное решение, а нового слугу мы тебе без проблем найдем, – улыбнулась Ванесса, но, увидев, как вытянулось лицо Элиота, сощурилась. – Только не говори, что ты ни при чем. – При чем ни при чем?! – подскочил к ней Элиот, почти рыча, и схватил за плечи. – Так твой же слуга… Он вещи собирает, или я зря понадеялась? – поинтересовалась она, и Элиот, выругавшись – и тут же извинившись, ругаться перед леди недостойно сына герцога, – вышел быстрым шагом в коридор. На этаж слуг был не такой уж долгий путь, но Элиот, кажется, преодолел его и вовсе в одно мгновение. Элизабет и кухарка, зачем-то поднявшаяся из столовой, испуганно отпрянули от него, и он распахнул дверь в комнату Лео. Тот сидел на почти убранной постели и складывал те несчастные шмотки, что у него были, и Элиот со злостью захлопнул за собой дверь. – Какого черта ты творишь?! – воскликнул он. – Собираюсь в Дом Фионы, – ответил тот почти безразлично. – Тебе же наплевать, верно? Если уж я не веду себя так, как хочется того тебе. – Да ты совсем идиот? – чуть не взорвался Элиот, но блеск стекол в очках Лео немного его усмирил. – С какой стати ты… – Сегодня хороший день, чтобы вернуться в приют, Элиот, – процедил он сквозь зубы. Элиот бросил взгляд на его прохудившуюся сумку и сощурился. – Поэтому ты решил прихватить с собой немного книг из фамильной библиотеки Найтреев? Я не думал, что ты опустишься до воровства, – сжал он кулак. – Это означает, что ты сбегаешь? – Я вернусь и отдам их тебе, – бросил в ответ Лео. – Делов-то. – И ты думаешь, что я тебя просто так отпущу?! – сначала прикрикнул Найтрей, но потом осекся. – Вернешься? Лео зло смял желтоватую уже рубашку в руках, бросая ее на кровать. – А ты, значит, тешил надеждой себя, что вовсе от меня избавишься? Что ты вообще тут делаешь?! – приблизился он к Элиоту, а потом внимательно посмотрел в его ледяные глаза. – И – да, можешь бить меня сколько хочешь, я вполне привычен к подобному обращению. Элиот поджал губы. Вздохнул. Еле удержался, чтобы не дать пощечину этой наглой морде. – Ванесса сказала, что ты собираешь вещи. – Видимо, я тебе все-таки не безразличен, раз ты здесь, – попытался выдержать спокойный тон Лео, но получилось не очень. Его голос дрогнул, сорвавшись на мерзкий шепот, когда Элиот произнес: – Я запрещаю тебе уезжать. – Я не твоя вещь! Он слишком уж уверенно для себя шагнул вперед и схватил Элиота за рубашку, пытаясь – как будто – от земли его оторвать, и приблизился к его лицу, губы кусая. – И чем раньше ты это… – Ты – мой слуга, – тут же сжал его запястья Элиот, до боли царапая их ногтями. – И я на тебя зол за вчерашнее. – Ты зол? – прошипел Лео. – А я не зол?! Ты ударил меня, урод. – Ты оскорбил меня, дубина, – взаимно ответил Найтрей, сжимая руки Лео сильнее. – И из этого дома ты выберешься только со мной. Лео отдернул руки, одергивая рукава, и отступил, отворачиваясь. Себя обнял, локти свои в ладонях сжал и бросил через плечо: – Не дождешься. – Надевай плащ и перчатки, – произнес Элиот с толикой угрозы в голосе и стукнул каблуком по полу. – Через десять минут внизу. Он отвернулся от Лео, как и тот от него, и пошел уже к двери. Взялся за ручку, но услышал: – Нет. Кажется, это вновь скрипнули его зубы. На сердце Элиота вновь стало тяжело: злость окрыляла, гнев дарил уверенность в безнаказанности, а боль и печаль приковывали к месту. Он был зол на Лео, он был разгневан, а еще ему было больно и печально, что все у них сводится к этому. К тому, что Лео совершает глупый поступок. Или Элиот. И они никогда, никогда не могут уступить, но, похоже, все-таки пришел черед Элиота. В прошлый раз Лео отстал от него с Адой Безариус, верно? Он уткнулся лбом в дверь. – Я помню, что сегодня твой день рождения, – процедил сквозь плотно сжатые зубы. – Через десять минут. И закрыл за собой дверь, слыша, как Лео садится на свою скрипучую кровать, замирая и, наверное, со своей идеально ровной спиной держась, как какой-нибудь сын герцога, словно это он тут всем заправляет, а не… Элиот.