Лента времени

Конечно, всё оказалось совсем не так, как ожидал Гарри. Он знал едва ли половину профессоров, замок был пуст, а сам он почти не вылезал из библиотеки вплоть до первого августа — дня, на который назначили первый экзамен. Сдавал Гарри предметы СОВ: чары, транфигурацию, зелья, астрономию, историю магии, ЗОТИ и гербологию; результат вышел неплохим, и в Хогвартс его приняли. Диппет, впрочем, посоветовал выбрать хотя бы один дополнительный предмет, и, поразмыслив, Гарри взял руны и арифмантику. К прорицаниям у него выработалось стойкое отвращение, маггловедение было бы бесполезно, а Хагрид — единственная причина, по которой он посещал УЗМС, — в данный момент жил в домике лесничего и даже не был с Гарри знаком. Имена профессоров он записал на бумажке и вызубрил, чтобы не поставить себя в неловкое положение. Из своего времени он помнил всего лишь Дамблдора, Слагхорна, Флитвика и Биннса — еще живого; о Кеттлберне и Мэррисот он только слышал, а всех остальных первое время путал. Впрочем, ему все равно приходилось притворяться, что всех здешних обитателей он видит в первый раз. Время от времени Дамблдор звал его к себе на чашечку чая и осторожно расспрашивал, пытаясь помочь вернуть воспоминания. Свою легенду Гарри потихоньку дорабатывал и «вспоминать» теперь мог почти без опаски, но все равно боялся на чем-нибудь проколоться. Дамблдор предлагал ему сходить на консультацию в Мунго, но Гарри наотрез отказался, и он почему-то не стал настаивать. Оставались только задушевные беседы и забавные рассказы об обитателях замка. Гарри действительно ценил, что Дамблдор помогает ему освоиться, но в то же время никак не мог понять: почему в свое время он не сделал того же для Риддла? Ведь у тогдашнего мелкого мальчишки было куда больше психических травм, чем у него самого, пусть и «страдающего амнезией», да и по Риддлу это было видно, пока он не довел до совершенства свой образ идеального мальчика. Гарри не понимал: это из-за того, что Риддл попал в Слизерин? Но почему Дамблдор уже при встрече в приюте отнесся к нему с предубеждением? В общем, Риддл-Волдеморт, как всегда, занимал большую часть его мыслей. Гарри допускал, что он, росший в другое время, мог не знать, что в приютах не бывает личных комнат, но почему этого не знал Дамблдор? Теперь-то Гарри осознал, что раз Риддл жил не там, не в карцере, то коробка с «украденными» вещами принадлежала не ему. И тем не менее Дамблдор сразу же вынес вердикт и даже не попытался как-то направить Риддла на верный путь. Неужели и в нем были настолько сильны предрассудки? Бродя по замку, Гарри задавал себе все эти вопросы, гадал, справились ли защитники Хогвартса образца девяносто восьмого года с Волдемортом, волновался перед началом учебного года и приездом учеников. Впрочем, времени на это оставалось не так уж много: в порядке исключения профессора (арифмантики — Оливия Шейт и рун — Кастор Треми) согласились дать ему пару уроков и помогли подобрать нужные книги. Гарри действительно сомневался, что сможет за месяц дойти хотя бы до уровня пятикурсника, но все-таки занимался. В конце концов, делать здесь, кроме этого, было попросту нечего. В замке, помимо преподавателей, Хагрида и лесничего Огга, никого не было, на метлу Гарри не хватало денег, а прогулки и размышления надоели ему в первую же неделю. Семнадцатого августа Гарри пропустил завтрак и сразу отправился на озеро, по дороге заглянув на кухню. Он уже успел подружиться с домовиками, и они быстро собрали ему небольшую корзинку с едой. Выйдя из замка, Гарри пружинисто зашагал к озеру, борясь с желанием сбросить ботинки и побежать босиком. Небо над головой было голубым, а не серым, где-то вдалеке пели птицы, в озере плескался Гигантский кальмар, а легкий ветерок шевелил листья деревьев в видном отсюда Запретном лесу. Жизнь была прекрасна. Устроившись под березой с учебником арифмантики за шестой курс, Гарри с хрустом вгрызся в сочное яблоко. Арифмантика по сути своей оказалась высшей математикой на волшебный лад. Кое-что он уже знал, кое-что понимал интуитивно благодаря учебе в маггловской младшей школе, но большая часть выглядела непонятными закорючками, которые как-то складывались в формулы. Примерно то же ощущение у него было на первом уроке трансфигурации, когда МакГонагалл превратила стол в свинью, потом спичку в иглу, а потом написала длинную формулу, с помощью которой, оказывается, рассчитывались параметры заклинания. Тогда они все, еще мелкие и ничего не понимающие в магии дети, переглядывались — кто с восторгом, как Гермиона, кто со страхом, как Рон, а кто с жаждой понять, как сам Гарри. Дамблдор сказал, что сегодня кто-нибудь из учителей отведет его в Косой переулок и покажет ему, что там где находится. Фонд, из которого выдавали деньги сиротам, выделил Гарри небольшую сумму — ее должно было хватить на пару подержанных мантий, учебники и письменные принадлежности. Гарри считал, что, учитывая непредвиденность произошедшего и то, что его вообще не обязаны были брать в Хогвартс, это просто прекрасно. А без шоколадных лягушек и прочих необязательных вещей он вполне проживет. Жил же как-то одиннадцать лет? В начале двенадцатого по своим внутренним часам Гарри захлопнул учебник и встал. Нужно было вернуться в Хогвартс, потому что в Лондон его собирались отправить через камин в кабинете директора. Неспешным шагом он поднялся в башню Гриффиндора и положил учебник на тумбочку. Пока не приехали ученики, он жил здесь; ему предложили выбрать спальню любого факультета, и он, конечно, назвал Гриффиндор. Диппет почему-то тянул с распределением, и Гарри опасался, что он вообще решит провести его на пиру, вместе с первокурсниками. В кабинете директора его ждали Диппет и женщина, которую Гарри после пары неловких секунд все-таки вспомнил. — Доброе утро, директор, профессор Мэррисот, — вежливо склонил голову он. Диппет скомканно поздоровался и сразу перешел к делу: — Профессор Мэррисот сопроводит вас в Косой переулок, Джеймс. Когда вы вернетесь, Распределяющая шляпа определит, на каком факультете вы будете учиться. — Ну что, мистер Джеймс, идемте? — профессор весело улыбнулась. Она была уже не так молода, но, в отличие от МакГонагалл, не стеснялась смеяться наравне с собственными учениками — это Гарри успел понять даже за то недолгое время, что провел в Хогвартсе. — После вас, мэм, — вернул улыбку Гарри. В целом Косой переулок был тот же, вот только Гарри помнил его пустым, разрушенным и с плакатами «Нежелательное лицо №1» на стенах. Сейчас же везде сновали люди, к витрине магазина «Всё для квиддича» прилипли дети, а чуть правее от Гарри и профессора Мэррисот какой-то мужчина ругался с продавцом. — Да это грабеж! — яростно восклицал он. — Цены устанавливаю не я, — справедливо возражал молоденький парнишка. Щеки у него покраснели от неудобства и, видимо, злости, но он твердо стоял на своем: — Обратитесь к владельцу, потому что, если я снижу цену лично для вас, из моей зарплаты вычтут за недостачу. — Давайте сюда, — буркнул мужчина и выдернул сверток из рук продавца, одновременно высыпав на прилавок горсть монет. Несколько покатились по гладкой поверхности и упали на тротуар, но мужчина уже умчался, горя праведным гневом. Замученный продавец вздохнул и полез под прилавок. Повернув голову в другую сторону, Гарри увидел чуть выше по улице знакомую вывеску «Семейство Олливандер — производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры». — Эм, профессор, — позвал он Мэррисот, которая о чем-то говорила с тем самым несчастным продавцом и, кажется, пыталась его утешить. — Профессор! — Да, мистер Джеймс? — обернулась Мэррисот. — Я зайду к Олливандеру, хорошо? Моя палочка, эм, она сломалась, и сейчас я пользуюсь палочкой матери, но она мне не слишком хорошо подходит. — Хорошо. — Мэррисот улыбнулась продавцу и, пожелав ему удачи и терпения в дальнейшем, подошла к Гарри. — Видите там, выше, книжный магазин? «Флориш и Блоттс». Когда закончите, подходите туда. Зайдя в лавку, Гарри вдохнул пропитанный пылью воздух и расчихался так, что из глаз потекли слезы. Он отнюдь не был уверен, что в его время пыли было настолько же много. Вытащив из кармана потрепанный и не слишком чистый носовой платок, он зажал нос и попытался дышать неглубоко; слезы же остановились только через полминуты. Олливандер появился незаметно, будто отделился от одного из стеллажей. — Добрый день, юноша, — прошелестел он. — Эван Джеймс, — представился Гарри. — Я не помню вас, — заметил Олливандер. — Где ваши родители покупали палочки? — Не в Англии, сэр. Я только приехал сюда. Олливандер, казалось, резко потерял интерес к этой теме и вытащил из кармана уже знакомую Гарри линейку. Следующая четверть часа прошла в измерениях его тела и подборе палочек. В этот раз всё длилось не так долго, но и подошедшая Гарри палочка отзывалась далеко не так чутко. Даже палочка Малфоя, которой он до сих пор пользовался, ощущалась лучше, но Гарри не хотел светить ее в этом времени. — Ну что ж, — пробормотал Олливандер, — мы можем поискать еще… — Не нужно, — перебил его Гарри, — меня всё устраивает, сэр. Сколько с меня? — Девять галлеонов. Странно, странно, — приговаривал Олливандер, пока Гарри отсчитывал монеты. — Вы уверены, что не хотите найти?.. — Нет, спасибо, — твердо отказался Гарри. — Спасибо за помощь. Хорошего вам дня. Профессора Мэррисот он нашел на улице около книжного магазина. Она читала какой-то журнал — приглядевшись, Гарри разобрал заголовок на развороте: «Защитная и атакующая магия: что выбрать?» — и, завидев Гарри, убрала его в сумку. День был жарким, и профессор отказалась от мантии, оставшись в блузке и юбке; у самого же Гарри мантий пока вообще не было, и он так и ходил в своих джинсах и футболке. Куртка осталась в башне. Купив пергаменты, перья и прочее, они прошли до конца переулка и свернули направо. Там находились магазины подержанных вещей. Гарри обзавелся комплектом учебников, а вот при подборе одежды обнаружилось, что денег хватает только на рубашку, брюки и одну-единственную мантию — палочка была незапланированной тратой и обошлась очень дорого. Профессор Мэррисот явно чувствовала себя неловко, но Гарри, хмыкнув с нарочитой беззаботностью, просто сказал, что постарается ее не рвать, раз уж другой у него не будет. Возвращались они тоже через «Дырявый котел» и кабинет директора. Диппет, что-то чёркавший в документах за столом, вызвал Дамблдора, а пока тот добирался, профессор Мэррисот отчиталась об их походе. Гарри просто сидел в кресле и раздумывал, сможет ли Шляпа понять, что он не из этого времени. Вроде бы она читала характеры и стремления, не мысли, но кто знает… Пришел Дамблдор и, поздоровавшись с присутствующими, снял Шляпу с подставки на одной из полок. Та сонно спросила: — Уже пир? — Нет-нет, уважаемая Шляпа, — усмехнулся в рыжую бороду Дамблдор. — Не могли бы вы распределить одного ученика? — Всего одного? — заворчала Шляпа. — И надо было ради этого меня будить? Дамблдор рассыпался в извинениях, и она сменила гнев на милость: — Ладно уж, давайте сюда своего ученика. Гарри взял ее в руки, невольно дернувшись, когда она фыркнула, и, сглотнув, надел. — Ага! — сразу же раздался возглас у него в мозгу. — Какое интересное сочетание! Благородство гриффиндорца, осторожность слизеринца и пытливость равенкловца. Что же выбрать для тебя? Гарри облегченно выдохнул и поправил ее на голове — с годами ничего не изменилось, и, несмотря на то, что он изрядно вырос, Шляпа всё так же съезжала на глаза. — Что угодно, только не Хаффлпафф, — пошутил он, нисколько не сомневаясь, что сейчас на весь кабинет раздастся звучное «Гриффиндор!». — Верно, — неожиданно серьезно согласилась Шляпа, — в Хаффлпаффе ты бы не прижился. Ты одиночка, мальчик, и я уверена, что с годами это только усилится. — Я бы с вами поспорил, — мысленно вздохнул Гарри, — но ведь вы всё равно настоите на своем. — Не скажи, не скажи, — засмеялась Шляпа, — некоторые умеют меня переспорить или убедить. Но в этот раз я все-таки решу сама… Гарри сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. — …Равенкло! Несколько оглушенный Гарри за тулью стащил ее с головы и отдал Дамблдору. Сияющая Мэррисот энергично пожала ему руку: — Как удачно, что я осталась здесь! Добро пожаловать на мой факультет, мистер Джеймс! — Предлагаю вам сейчас же перенести вещи в спальню седьмого курса Равенкло, Джеймс, — вступил невозмутимый Диппет. — Думаю, профессор Мэррисот не откажется показать вам дорогу. Удачного дня, господа. Альбус, будьте добры, останьтесь, мне нужно обсудить с вами пару вопросов. …Общая гостиная Равенкло была такой же, как Гарри ее помнил — большой, просторной круглой комнатой. Свет заливал комнату, проникая через высокие арочные окна с шёлковыми занавесями, переливавшимися синевой и бронзой. Куполообразный потолок был расписан звёздами, такими же, как на ультрамариновом полу. Здесь были столы, кресла, книжные шкафы, а в нише напротив входа стояла статуя Ровены Равенкло из белого мрамора. — Что ж, вот ваш новый дом на этот год, мистер Джеймс, — Мэррисот обвела комнату рукой. — Спальня юношей — по лестнице направо. Можете выбрать любую кровать, а когда приедут остальные ребята, вы, думаю, договоритесь. Ну, устраивайтесь, — она улыбнулась и похлопала его по плечу, — а я пойду. — Спасибо за помощь, профессор, — невнятно пробормотал всё еще ошеломленный решением Шляпы Гарри. Спальня отличалась от гриффиндорской только видом за окнами. Гарри бухнул сумку, наспех трансфигурированную из простыни, чтобы перенести вещи, на первую попавшуюся кровать и сам рухнул рядом. Равенкло? Не Гриффиндор? Ладно бы еще выбор между Гриффиндором и Слизерином, как было шесть лет назад, но Равенкло? Насколько он знал, его предлагали Гермионе — она как-то раз упоминала это, — но ведь именно она была мозгом их компании. Гарри же… Он всерьез взвесил возможность того, что при Диппете Шляпа была чуть двинутой, а Дамблдор, став директором, ее подлечил, но потом отбросил этот вариант: слишком уж тот походил на дурацкий сюжет из комиксов Дадли. — Равенкло, значит, — вслух подумал Гарри. — Ладно, Равенкло так Равенкло. Зато Хогвартс. — Посмотрите, кто у нас тут! Том закатил глаза и, не обращая внимания на глумливый голос Райли за спиной, расправил одеяло на постели. — Риддл, я к тебе обращаюсь! Досадливо прищелкнув языком, Том развернулся. Смит и его банда корчили ему издевательские рожи, пытаясь спародировать его собственное, обычно мрачное выражение лица. — Да-да, вот так и оставайтесь, вам очень идет, — насмешливо посоветовал Том. Смит набычился и начал нести свой обычный бред; Том не обращал на него внимания. Он взял с тумбочки учебник арифмантики за пятый курс — не мешало бы повторить кое-что перед началом учебного года, — замаскированный чарами под молитвенник, как и все остальные его учебники, и направился к выходу. — Куда собрался, Риддл? — банда Смита синхронно преградила ему дорогу. — Просто дайте мне пройти, — холодно сказал Том, — и я вас не трону. — Ой-ой, посмотрите на него, — эти идиоты с ухмылками переглянулись, — он нас не тронет. Скорее уж мы тебя тронем, урод. Том раздраженно фыркнул. Из-за атак на Лондон магглорождённым сделали поблажки, и теперь им разрешались пять заклятий в день — министерские полагали, что этого вполне хватит для самозащиты, если вдруг случится неожиданная атака, и для того, чтобы выбраться из-под завалов, если бомба упадет слишком близко. Тем не менее Том, как бы ему ни хотелось использовать свои заклятия на Смите, не мог позволить себе потерять терпение: он подозревал, что Дамблдор периодически справляется о том, не было ли странных происшествий в его приюте. Дамблдор постоянно лез в дела Тома, пользуясь своим постом замдиректора, и толковал каждый сомнительный случай как очередное доказательство того, что Том — зло по природе своей. Нет, усмехнулся Том, в чем-то он, конечно, был прав… Но мешал жить он от этого ничуть не меньше. Тем временем Паксли углядел, что у него в руках, и гнусаво заржал: — Гляньте, парни! Риддл точно как девчонка! У него настолько плохая память, что за все эти годы он так и не выучил псалмы! — Дайте пройти, — повторил Том. — Можно и мы почитаем, Томми? Ну да-а-ай, — заныл Бишоп, в то время как остальные напоказ держались за животы от смеха. — Знаешь, Деннис, — тихо заговорил Том, — а ведь я могу шепнуть пару словечек, и нам устроят еще одну экскурсию в пещеры. Нам было весело там в прошлый раз, помнишь? Бишоп отчетливо побледнел, а лицо Смита, напротив, налилось кровью от злости. — Заткнись, Риддл! — прорычал он, шагнув вперед и схватив учебник. На том, кроме маскировочных, были и охранные чары, поэтому Смит тут же отдернул руку и тонко заскулил — на коже остались красные следы. Подержи он его чуть дольше — были бы ожоги. Том, конечно, не считал себя садистом, но вот защищать свое имущество, особенно в подобном месте, готов был любыми способами. — Ах ты тварь! — завопил Смит, тряся рукой. — Держите его! Том рванулся вперед, но не успел: Бишоп и Паксли схватили его за плечи и вздернули вверх, держа его на весу; с их габаритами это не составило им ни малейшего труда. Том сумел упереться в пол носками ботинок и плотно закрыл глаза. Карцер или репутация? Если он призовет палочку и как следует проучит этих подонков, Дамблдор наконец-то сможет доказать, что не зря его подозревал. Если же использует беспалочковую магию, то это спасет его от избиения, но обеспечит очередную отсидку. Смит хрустнул костяшками и злобно протянул: — Гляньте-ка, парни, он аж зажмурился. Поджилки, небось, от страха трясутся, да, уродец? Том медленно открыл глаза и ухмыльнулся: — На твоем месте боялся бы я, Смит. В тот же миг Паксли и Бишоп, взвизгнув, отпустили его. Том знал, что они сейчас чувствуют — как жжет ладони с такой силой, будто их держат над огнем, пожирающим кожу и мышцы. Том сомкнул руки перед грудью и низким голосом заговорил, пародируя злодеев из книг: — Ну что, Смит? Хочешь ощутить то, что ощущают они сейчас? Побледневший Смит замотал головой и вдруг заорал на весь приют: — МИССИС КОУЛ! Том мысленно вздохнул. Здравствуй снова, карцер. Скрестив ноги, Том сидел на постели, опершись спиной о стену, и в который раз перечитывал учебник арифмантики. Миссис Коул, красная от гнева, швырнула его внутрь со словами: «Поучись смирению, Риддл!» — прежде чем захлопнуть свежепочиненную дверь и задвинуть щеколду. Том презрительно скривился. Смирению в этом месте уж точно не могли научить, в отличие от ненависти и самого главного жизненного урока — кто сильный, тот и прав. А если ты слаб и считаешь себя правым — значит, стань сильным. Том захлопнул учебник, отложил его в сторону и закрыл глаза, концентрируясь. В темноте под веками перед его мысленным взором сиял небольшой шар, полностью состоящий из света. Тело невольно напряглось, и Том заставил себя расслабиться, по опыту зная, что иначе ничего не выйдет. Беспалочковая магия не зря считалась делом трудным и почти невозможным. Она не была вне закона лишь потому, что ей не владел почти никто, а кто владел, тот умел делать лишь маленькие безобидные трюки. Тот же Дамблдор, Том был уверен в этом, мерцал глазами именно с помощью беспалочкового волшебства. У самого Тома с легкостью выходило манипулировать своим голосом, добавляя в него толику магии так, что люди оставались убеждены: они захотели и решили всё сами. За время учебы в Хогвартсе он кое-как научился управляться с огнем и теперь считал, что через пару лет сможет подчинить себе даже Адское пламя, если в том возникнет необходимость. Глубоко вздохнув, Том открыл глаза и не смог справиться с торжествующей улыбкой, расползшейся по лицу. Прямо перед ним висел тот самый шарик света. У него наконец-то получилось. «В назидание» миссис Коул решила выпустить его только первого сентября, чтобы он смог уехать в школу. Но Тома это не устраивало: у него до сих пор не было учебников, да и перья почти все поломались, а из всех мантий он давно уже вырос. Конечно, он уже привык подшивать и удлинять их — точнее, не сам он, а хогвартские домовики, — но, как Том подозревал, в этом году ему не обойтись без хотя бы одной «новой» поношенной мантии, потому что к маю старые уже начнут расползаться по швам. Поэтому в ночь на тридцать первое августа Том, нехотя наложив заглушающие и потратив на это одно из тех пяти суточных заклинаний, выбил окно и аккуратно выломал раму. Потом сел на подоконник и задумчиво взглянул на сточную трубу, что была прикреплена к стене. Дотянувшись до нее, он провел рукой вверх-вниз и поморщился: на стыках он наверняка обдерет себе кожу. На первый взгляд труба была совсем рядом, но, попытавшись крепче взяться за нее, Том чуть не упал с подоконника. Осторожно сдвинувшись на самый край, он кое-как уцепился за холодный металл и оттолкнулся от стены, описав ровный полукруг и чуть не впечатавшись лицом в эту несчастную трубу. Вниз он сползал очень медленно, обхватив трубу ногами, но почти уже у самой земли всё-таки не удержался и сорвался, содрав ладони до крови. Впрочем, это было мизерной платой за возможность наконец-то уйти из этого чертова места. Потом он забрался по пожарной лестнице в свою комнату и, успешно никого не разбудив, забрал свои давно сложенные в школьную сумку вещи из тумбочки. Сумка была защищена чарами еще в первый год в Хогвартсе, и их количество росло в геометрической прогрессии; Том порой думал, что, будь чары подобны маггловскому электричеству, его сумка давно искрилась бы. Вдохнув полной грудью ночной воздух рабочего Лондона — пыльный, воняющий капустой и гнилыми яблоками, будто маслянистый на ощупь, — Том зашагал вперед. Ближайший перекресток, где почти не было жилых домов, нашелся в трех улицах от приюта. Том выставил руку с палочкой на дорогу, и спустя несколько секунд перед ним с грохотом и треском появился трехэтажный фиолетовый автобус. Высунувшийся из двери кондуктор не успел сказать и слова, как Том бесцеремонно отодвинул его и залез в салон. — Косой переулок, — скомандовал он. — И можете не спешить, у меня вся ночь впереди. …Конечно, кондуктор возмущался тем, что он просто «катается», но Том заткнул его одним взглядом. Из автобуса он вышел, когда уже светало. Заспанный, зевающий бармен в «Дырявом котле» невнятно пожелал ему доброго утра, и Том проскользнул во двор. Достав из сумки длинную черную мантию с капюшоном, он накинул ее на плечи, постучал палочкой по нужным кирпичам и вышел в Косой переулок. Здесь пахло совсем не так, как в маггловском Лондоне; здесь запах полироли для метел, доносящийся из открытой двери квиддичного магазина, смешивался с удушающим ароматом трав, исходящим из лавки Малпеппера, а вонь совиного помета была настолько крепко спаяна со сладостью, идущей из кафе Фортескью, что разделить их не смог бы даже опытный зельевар, привыкший определять степень готовности зелья по его пахучести. Том дошел до аптеки, одним слитным движением закрыл лицо капюшоном и, плотно запахнув мантию, скользнул в проулок между зданиями. Десяток скособоченных ступеней, узкая тёмная улочка — и он очутился в Лютном переулке. Брезгливые белоручки и морализаторы вроде Дамблдора очерняли и одновременно романтизировали это место. Те из слизеринцев, кто бывал здесь — а в компании Тома такими были почти все, — только втихомолку покатывались с хохоту, когда в очередной раз слышали о мерзком ритуале, проведенном темными магами из Лютного, о том, что там на витрине видели труп младенца, или о том, что там только и делают, что кидаются Непростительными и опаивают ни в чем не повинных волшебников ужасными зельями. Любой же, кто не боялся ступить в грязь, которой считали Лютный, знал, что здесь всего лишь черный рынок. Не слишком богатый на товары, потому что в любое время сюда могли прийти проверяющие из Департамента магического правопорядка, он зато являлся точкой, где можно было с легкостью встретить как криминальных авторитетов, так и нищих бродяг, и здесь было достаточно просто выйти на нужного человека, если ты считал себя готовым заплатить требуемую цену. А еще здесь можно было без опаски колдовать — никто специально не следил за тем, что происходит в Лютном, если только там не случалось убийств. За что Тому нравился Лютный, так это за то, что здесь помнили каждого, даже если тот заглядывал сюда лишь однажды; и сам Том, когда был еще маленьким, подслушивал разговоры старшекурсников, запоминая тонкости, и сумел создать себе здесь репутацию. На возраст никто не смотрел; можешь платить и умеешь отвечать за свои слова — добро пожаловать, мальчик. Дав по рукам наглому сквибу, который попытался срезать его сумку с ремня сразу же, как он вошел в переулок, Том отмахнулся от старой ведьмы, пытавшейся всучить ему непонятную микстуру («Мгновенно привлечете внимание любимой девушки, да-да, поверьте, надежней нет средства…»), и ввалился в «Боргин и Бэрк» — магазин, где можно было найти или достать через владельца всё что угодно, лишь бы это было связано с тёмной магией. — А-а-а, мистер Риддл, — Боргин, владелец и одновременно — единственный работник, насколько Том знал, поднял голову. — Здравствуйте, здравствуйте. С чем пожаловали на этот раз? — Доброе утро, мистер Боргин, — почтительно, но сухо поздоровался Том, открывая сумку. В следующую секунду на прилавке очутился небольшой мешочек. — Прошу. — Нет уж, молодой человек, — скрипуче усмехнулся Боргин, — откройте сами. Кто знает, кто знает, что у вас там. Том, ничтоже сумняшеся, развязал мешочек и опрокинул его, вывалив всё содержимое на прилавок. Боргин достал палочку и поворошил получившуюся кучку, бормоча себе под нос: — Хм-м-м… вот это неплохо… а это бесполезно, юноша, на это только любоваться, хотя вещица красивая, — Боргин постучал палочкой по тяжелому перстню из черненого серебра, потом покрутил его в руках и положил обратно. — Нет, мистер Риддл, отсюда я могу взять едва ли половину и дам за всё вместе не больше пяти галлеонов. — Десять, — твердо сказал Том, — а иначе вам не достанется вот это. — Он достал из сумки артефакт, который выглядел, как стеклянный человеческий глаз; когда Том разыскал его в недрах Выручай-комнаты, он поначалу не поверил, что его собственные глаза его не обманывают, а потом с трудом удержался, чтобы не сплясать от радости. Интересно, кто же сумел пронести подобную вещь в Хогвартс? И главное, зачем? — Это… — прошептал Боргин. Содрав с себя пенсне, он спешно протер его замызганным носовым платком и нацепил обратно на нос, чуть ли не вплотную приблизив лицо к артефакту. — Неужели это Адамов глаз, мистер Риддл? — Именно, — с ухмылкой отозвался Том. — И вы прекрасно знаете, сколько он стоит, можете даже не торговаться. — Но вы ведь понимаете, что мне нужно еще найти покупателя, юноша? — пронзительно взглянул на него Боргин. — А это — дело весьма, весьма небезопасное. — Пятьдесят галлеонов и ни кнатом меньше, — непреклонно покачал головой Том. — Мне тоже стоило немалых трудов достать его. — Тридцать, и только из уважения к вам, мистер Риддл. — Пятьдесят. Я ведь мог отнести его и к Коффину, мистер Боргин, но пришел именно к вам. — Сорок, юноша. Я не могу выложить такие деньги, не зная, удастся ли мне его продать, право слово! Вот если бы вы еще и нашли покупателя, я бы с радостью выступил посредником. — Пять-де-сят, — отчеканил Том. — Это моё последнее слово. Мне всё еще ничто не мешает пойти к Коффину. Уверен, он с радостью возьмет Глаз и за шестьдесят. Боргин возмущенно запыхтел и полез под прилавок. Пока он не мог видеть Тома, тот позволил себе ухмыльнуться: этого проныру могли переупрямить немногие, и сам Том в первые несколько приходов сюда боялся, как бы у него вообще не отказались что-либо покупать, а потому отдавал всё по дешевке. Это уж потом он наловчился определять на глаз, готов ли Боргин выложить кругленькую сумму, научился давить на нужные точки и вовремя отступать, в итоге добиваясь желаемого. — Ну, знаете ли!.. — сетовал Боргин, отсчитывая монеты. — Это грабеж чистой воды, юноша. Только из симпатии к вам!.. — Рад был встретиться, мистер Боргин, — по-змеиному улыбнулся Том, пряча деньги в кошелек. Уже когда он открывал дверь, Боргин за его спиной негромко пробормотал: — Далеко пойдете, мистер Риддл. Не забывайте там старого Боргина. Том снова ухмыльнулся, накинул капюшон и выскользнул на улицу. Оставалось купить книги и снять на ночь комнату. А завтра — наконец-то Хогвартс.