Лента времени

В коридор Гарри, как, наверное, и все студенты, вышел с распухшей головой, но безумно заинтересованный. Дамблдор так четко и не сказал, почему же постоянная трансфигурация так опасна, и не пояснил, как именно «так», но неоднократно повторил: ее использование приводит к очень серьезным последствиям и в конечном итоге не стоит того. В следующие дни Гарри занимался самостоятельно, тренируясь на себе самом вопреки указаниям Дамблдора, и к вечеру среды сумел несколько изменить черты своего лица. Его с легкостью можно было узнать, но все-таки это был прогресс. Как и любой другой человек в подобной ситуации, Гарри боялся, что через много лет Дамблдор, Волдеморт или один из его многочисленных новых знакомых взглянет на юного Гарри Поттера и узнает в нем Эвана Джеймса. И, естественно, задастся вопросом: как такое может быть? Если бы такое и правда случилось, Гарри предпочел бы, чтобы его-Эвана сочли дальним родственником его-Гарри. Но в идеале между ними не должно было прослеживаться ни малейшей связи. Трансфигурация решала эту проблему. Шрам потихоньку заживал, и сейчас, в январе, на лбу Гарри уже оставался только бледный, едва различимый след. И, трансфигурировав свое лицо, он избавился бы от последних страхов, что его потом кто-нибудь когда-нибудь узнает. Но для этого нужно было все-таки вытянуть из Дамблдора, что это за последствия такие. Время не ползло, но и не летело; Кроакер насоветовал Гарри самых разных книг, и теперь тот каждую свободную минуту проводил в Выручай-комнате. Как оказалось, осенью та не дала нужного, потому что все книги с более-менее стоящей информацией хранились в Департаменте тайн и были защищены от копирования и тому подобного множеством заклятий. Видимо, даже всемогущей Выручай-комнате обойти их было не под силу. Но теперь, когда Гарри знал, что именно просить, и всеми силами сосредотачивался на своем желании, она давала-таки требуемое, пусть и всего по одной книге за раз. Теперь-то Гарри понял Гермиону, которая вечно не отрывала головы от самых разных текстов. Если работать правильно, а не «прочитал — ответил — забыл», можно было узнать о-о-очень много полезного. Трактаты о времени Гарри мешал с учебниками истории, научные справочники по зельям и боевой магии — с художественной литературой, чтобы проникнуться «духом эпохи». Понемногу он освоился в непривычной обстановке и совершал теперь куда меньше промахов, хотя порой все-таки прокалывался — чаще всего на словах. Все-таки здесь, а вернее «сейчас», говорили куда более высокопарно, чем Гарри привык, а тот стиль, каким он общался со всеми абсолютно, использовался только в кругу близких друзей и только при условии неформального вечера. Строгая грамматика, тщательный отбор допустимых слов и выражений… Пока Гарри не адаптировался, у него к концу дня стабильно вскипал мозг от постоянного контроля и слежки за собой; зато разговаривать с Риддлом стало куда проще. Их соглашение оказалось на удивление удачным. Сталкивались они от силы три-четыре раза в день, здоровались, обменивались дежурными фразами и расходились. Зато ближе к вечеру, когда было еще светло, но народ уже стекался обратно в замок, Риддл выходил к березе на берегу, садился там и ждал, пока придет Гарри. Тот своей привычке изменять не собирался, даже несмотря на нежелательное общество, и попросту брал с собой книгу. Риддл, впрочем, поступал так же. Так они и сидели — рядом, опираясь на ствол дерева, оба уставившиеся в свои книги, но остро чувствующие присутствие другого рядом. Гарри кое-как сумел уложить в голове то, что Риддл и правда помог детям и раскрыл свою слабость перед ним, да еще и объяснил, что же это такое. Его собственный боггарт не шел ни в какое сравнение с боггартом Риддла. Если дементор, как говорил Люпин, лишь доказывал силу Гарри — раз его пугала сама возможность страха, — то развалины Хогвартса раскрывали, насколько же Риддл привязан к этому месту, как мечтает о настоящем доме и как ценит свою магию. Гарри не был уверен, боится он потерять саму магию или силу, которая ставит его выше других. Или, как однажды пришло ему в голову, может быть, Риддл думал, что если лишится магии, то перестанет чем-либо отличаться от тех самых магглов, которых ненавидит. Конечно, это было бы неправдой: Риддл был много умнее их, — но ведь страхи не поддавались логике. Он присматривался к Риддлу, и понемногу его до сих пор негативное мнение менялось. Да, тот отвратительно вел себя со своими прихлебателями, но Эйвери, Лестрейндж и остальные относительно близкие к нему выглядели довольными, да и Риддл обращался с ними несколько по-другому. Если что-то хорошее в Риддле всё-таки есть, думал Гарри, то, может, он не безнадежен, и Гарри что-то упустил? Конечно, всё в итоге придет к тому будущему, что он помнит, но, может, стоит подобраться к Риддлу поближе и узнать получше, чтобы отыскать его слабые стороны? Да и просто чтобы узнать как человека, а не как чудовище из ночных кошмаров. Возможно, Гарри было попросту любопытно, каков Риддл на самом деле. Всё равно от него больше ничего не зависело. Всё пойдет так, как должно, и миссия по избавлению мира от Волдеморта годы спустя ляжет на плечи юного Гарри Поттера, а Эван Джеймс — никто, и звать его никак. Так почему бы не попробовать увидеть в своем бывшем враге что-то большее, понять, зачем он вообще развязал войну, и так далее? А еще Гарри до сих пор не понимал, чего же Риддл хочет от него, но спрашивать уже устал, а сам Риддл объяснять не спешил. Иногда он приходил к озеру с пустыми руками и всё то время, что они проводили на берегу, сидел неподвижно, рассматривая то Гарри, то поблескивавшую водную гладь. Сейчас, зимой, озеро совсем потемнело, и если Гарри поднимал голову и успевал поймать нужный момент, то мог полюбоваться отражением месяца на светло-сине-серебристой поверхности. «Моментом» была буквально четверть часа между днем и сумерками, когда всё вокруг затихало и замедлялось, завораживая своими неизменностью и постоянством одновременно. Один раз, уже в двадцатых числах января, Гарри отвлекся от книги как раз в такой момент, но, подняв голову, осознал, что смотрит не в темно-синюю воду, а в такие же темно-синие глаза Риддла. Он никогда не присматривался и сейчас вдруг осознал, что не знает, какими они были до того, как покраснели. В темноте было сложно разобрать, и Гарри не мог поручиться, синие они, серые, карие или, может, даже зеленые. — Я… — Ты… — одновременно начали они с Риддлом. — Говори ты, — предложил тот. — Слушай, — Гарри нерешительно опустил взгляд, — я знаю, мы договорились, что ты оставляешь меня в покое, но я тут подумал… Наверное, я погорячился, когда решил, что ты зло во плоти. Я не знаю, просто ты мне почему-то сразу не понравился, но я, кажется, ошибся. — И? — холодно спросил Риддл; впрочем, Гарри видел, как загорелись его глаза. «Всё или ничего», — подумал он, протягивая Риддлу руку. — Будешь моим другом, Том? Риддл ухмыльнулся, выдерживая паузу; Гарри приподнял бровь, и тогда Риддл протянул свою в ответ. — С удовольствием, Эван. Гарри просто понадеялся, что не совершает сейчас самую большую ошибку в своей жизни. Лежа в постели и бессмысленно уставившись в балдахин, Том размышлял, что же заставило Джеймса сделать шаг навстречу. Теперь уже не Джеймса, как в последние месяцы привык думать о нем Том, а Эвана. Оскорбленный тем, что его дружбу отвергли — и не один раз, — Том в конце концов уверил себя, что так даже лучше. Когда Джеймс войдет в круг его приближенных, ему не нужно будет перестраиваться с положения «друг» на положение «подчиненный». Но сегодня вечером… Сегодня вечером, когда они уже собирались расходиться, Эван четко объяснил: несмотря на свое же предложение дружбы, он понимает, чего добивался Том, он никогда ни перед кем не склонится, и если Тому нужны его знания-сила-связи или что-то еще, то он может просто попросить. Эван сделает, и Том будет иметь полное право со спокойной душой «отвалить», как он грубо выразился. Выслушав всё это, Том, конечно, напоказ обиделся, но Эван скрестил руки на груди и посмотрел на него вначале взглядом «не держи меня за идиота», а потом — «я вижу тебя насквозь». Плюнув, раздраженный Том (которого за день уже успели достать Розье с Лестрейнджем) так же четко объяснил: никаких особых знаний-силы-связей у Эвана, насколько он заметил, нет, и его, Тома, просто заинтриговала его личность. Он, Том, как и Слагхорн, любит собирать возле себя интересных людей, а Эван точно ему интересен. Эван как-то сразу растерялся, ссутулился и промямлил, что всё понял. Потом, со смешком припомнил Том, тряхнул головой и вроде бы пришел в себя: снова выпрямился, сказал, что рад будет дружить с Томом, но «в круг» входить не хочет… и сбежал. Отговорился усталостью и незаконченным эссе и, пока Том не успел опомниться, ушел в замок. Том перевернулся на живот и закрыл глаза. Воображаемый Эван — с гордо выпрямленной спиной, гордо вздернутым подбородком и гордым взглядом — упал на колени, лишившись всей своей гордости, и с неприкрытым обожанием взглянул на Тома снизу вверх. Почему-то эта фантазия успокаивала Тома вот уже второй месяц. Он хотел не сломать Эвана Джеймса, нет, и даже не подчинить его. Он хотел, чтобы Эван Джеймс, как и тогда в приюте, сказал себе и другим: кроме Тома, ему не нужны ни друзья, ни родственники, ни знакомые. Когда Эван усмехался глупостям Блэка, улыбался Уэйн или холодно глядел на самого Тома, тот злился до кровавой пелены перед глазами. Том просто знал, что для Эвана Джеймса он должен быть важнее всех. Через два дня после инцидента у озера был четверг, а значит — ЗОТИ с Мэррисот. Этих уроков Гарри всегда ждал с нетерпением, хотя Мэррисот и вне учебного времени не давала ему забыть о себе: списки для чтения, заклинания для практики — как одиночные, так и в самых разных связках, — отработка навыков невербальной магии и так далее, — почти всё, чем Гарри занимался в «свободное» время, так или иначе имело отношение к ЗОТИ. А после каникул ей взбрело в голову научить его работать второй рукой, и теперь Гарри по утрам приходилось разрабатывать затекшее из-за вечерних упражнений левое запястье. Он не жаловался, ему даже нравилось, что он наконец-то нашел преподавателя, который и правда хочет его чему-то научить, а не просто работает для галочки. Но все-таки ему нужно было уделять внимание и остальным предметам. На ЗОТИ он сидел рядом с Уэйн, но она не зря попала на Равенкло: вместо того чтобы, как та же Лаванда Браун, отвлекаться, хихикать и пытаться втянуть Гарри в разговор, она внимательно слушала Мэррисот, и иногда Гарри, не сумев что-то расслышать, даже переспрашивал у нее. — Доброе утро. Уэйн и Джеймс — налево, Трент и Скотт — направо, — без предисловий начала Мэррисот, по своему обыкновению стрелой ворвавшаяся в аудиторию. — Работаем в парах. Те, кого я назвала, практикуются первые, остальные внимательно смотрят и отмечают ошибки. Потом разбираем их и меняем пары. Всё ясно? — Да, профессор, — стройно прогудели присутствующие, и Мэррисот, кивнув, резко сложила ладони вместе в подобии молитвенного жеста. — Чудно. Уэйн, что вы там копаетесь? — Сейчас, профессор, — откликнулась та, доставая из сумки волшебную палочку. — Удачи, — ободрительно шепнул Гарри, и Уэйн, хоть и зардевшись, тем не менее самоуверенно улыбнулась в ответ: — И тебе, Эван. — Как вы должны были понять из данной для изучения литературы, мы приступаем к изучению Патронусов. Соответственно, первый вопрос: что такое Патронус? Голдстейн? — Патронус — это положительные эмоции человека, сконцентрированные заклинанием. Заклинание звучит как «Экспекто Патронум» и вызывает образ какого-либо животного-защитника, — обстоятельно, неспешно ответил Голдстейн. — Применяется в основном против смеркутов [1], а также охранниками Азкабана для контроля дементоров. — Хорошо, — сухо похвалила Мэррисот. Гарри уже заметил, что баллы она начисляет только за успешную работу и никогда — за теоретические вопросы. Сама Мэррисот объясняла, что практик без теории может выжить, а вот теоретик без практики — нет, и говорила, что нужно заранее приучать людей к тому, что практика почти всегда важнее. Уэйн поманила его пальцем, и Гарри, покосившись на Мэррисот, шагнул вперед и чуть наклонился. — Ты уже тренировался? — озабоченно прошептала Уэйн. — Я пробовала, но у меня ничего не вышло. И почему мы работаем в парах? Не друг же от друга защ… — Уэйн, Джеймс! — хлыстом раздался окрик Мэррисот, и они виновато отпрянули друг от друга. Профессор неодобрительно покачала головой и продолжила прерванное, судя по всему, объяснение: — ...а другой вызывает Патронуса. Я отнюдь не ожидаю, что у вас всё получится сразу, но пытаться, когда тебе действительно нужно защититься от кого-то, куда эффективнее, чем когда ты просто колдуешь в пустоту. Поэтому, — она взглянула на Гарри и Уэйн и поджала губы, — повторяю: один создает иллюзию смеркута или дементора, другой вызывает Патронуса. Чаще всего их применяют, чтобы отогнать какое-то из этих существ, но Патронус сам по себе — сгусток счастья, поэтому нередко ими пользуются, чтобы поднять себе или другим настроение. Она села за парту рядом с каким-то гриффиндорцем — несмотря на проведенные здесь полгода, Гарри так и не удосужился узнать имена большинства здешних, за исключением профессоров и своих сокурсников, — и откинулась на спинку скамьи. — Все готовы? Напоминаю, остальные не сидят без дела, а пользуются прочитанным при подготовке к занятию и отмечают ошибки своих товарищей. Итак, все готовы? Начали! Скотт сразу же вызвал иллюзию чего-то большого и темного; оно напомнило Гарри смеркута, которого он до сих пор видел только в учебнике, и, видимо, это смеркут и был: Трент бестолково замахал палочкой, выкрикивая: «Экспекто Патронум!» — но безрезультатно. — Смотри, — тихо сказал Уэйн Гарри, — вот так делать не надо. Он слишком напуган, забыл, что это всего лишь мираж. Уэйн понятливо кивнула и предложила: — Давай ты будешь нападать, а я — защищаться? Просто я не слишком хороша в иллюзиях. — Отлично! — чересчур быстро согласился Гарри. Ему нисколько не хотелось показывать, что он уже владеет заклинанием Патронуса. — А я с удовольствием потренируюсь в них, у меня-то тоже не всё гладко. — Договорились, — облегченно улыбнулась Уэйн. — Вы закончили? — нетерпеливо окликнула их Мэррисот. — Мы готовы, профессор, — чуть поклонился в ее сторону Гарри. — На счет три, Миранда. Раз, два, три! — Экспекто Патронум! — крикнула Уэйн за момент до того, как из палочки Гарри вылетела струя дыма, тут же принявшего очертания дементора. Серебристый свет вряд ли помог бы против настоящего противника, но Гарри не сумел удержать концентрацию, и его «дементор» рассеялся пару секунд спустя. Мэррисот закрыла лицо рукой и покачала головой. — Н-да, — хмыкнул Гарри. — Оба хороши. Еще раз? Уэйн кивнула, и Гарри, отсчитав до трех, снова создал дементора. В этот раз он удерживал его до тех пор, пока Уэйн, безуспешно пытавшаяся вызвать Патронуса, не вскинула руки вверх. — Еще раз? Следующая попытка оказалась чуть более успешной: из дыма Уэйн сформировала нечто вроде щита; но он не выстоял против дементора и рассеялся на молекулы, лишь соприкоснувшись с ним. — Еще раз? — Гарри и сам слышал безнадежность в своем голосе. Он не мог поручиться за точность своих воспоминаний, но, кажется, у него получилось быстрее — а ведь, в отличие от этих «чудовищ», его дементор был практически настоящим и не просто выглядел ужасающе, но и эффект оказывал соответствующий! — Хватит. — Мэррисот незаметно подошла к ним и сейчас качала головой. — Уэйн, вы тренируетесь вне уроков, и в следующий раз я хочу видеть четкого Патронуса. Пусть не животное, но хотя бы тот щит, что у вас получился в последний раз. Это ясно? — Да, профессор, — уныло протянула Уэйн, и Гарри понимал ее: «следующий раз» был уже во вторник, а на выходных им еще предстояло тренироваться в трансфигурации для Дамблдора и писать проект по заклинаниям для Флитвика. — Джеймс, — Мэррисот повернулась к нему, и Гарри внутренне подобрался, — ваши иллюзии слабоваты, но это не ко мне, а к профессору Дамблдору и профессору Флитвику. Я же хочу увидеть вашего Патронуса. Еще раз, но наоборот. Гарри словно примерз к месту. Как он не подумал, что будет совершенно логичным заставить пары меняться? Мэррисот отошла к парте, и он промямлил ей в спину: — Эм… профессор… а может, я тоже в следующий раз? Повернувшись, она скрестила руки на груди и вскинула брови, неприятно напомнив Снейпа. — Что я слышу, мистер Джеймс? Вы признаетесь, что не готовы? Гарри взвесил варианты: согласиться и, возможно, избежать необходимости демонстрировать своего Патронуса — а ко вторнику он что-нибудь придумает, может, иллюзию создаст или еще что — или поддаться на слабо. Хотелось поддаться, но он прикусил губу и кивнул: — Да, мэм. — Не верю, — отрезала Мэррисот. — Мисс Уэйн, иллюзию! Уэйн, виновато глянув на Гарри, вскинула палочку и кое-как создала расплывчатого смеркута. Его очертания то и дело размывались, но в целом он держал форму, хоть и похуже, чем у Гарри. — Профессор, — попросил Гарри, — пожалуйста. — Я жду, мистер Джеймс. Гарри сглотнул и поднял палочку. — Экспекто Патронум! Серебряный олень ударил мгновенно исчезнувшего смеркута рогами в грудь. Уэйн ахнула, Мэррисот одобрительно покивала. — И зачем вы мне солгали, Джеймс? — Эм… — замялся Гарри. — Ну… Уэйн протянула к оленю руку, и он ткнулся мордой ей в ладонь. — Я его чувствую, профессор! — вскрикнула она. — Он настоящий! Мэррисот недоверчиво потрогала лоснящийся бок и перевела изумленный взгляд на Гарри: — Материальный Патронус, Джеймс? Очень, очень хорошо. — Д-да, мэм, — подтверждающе, но неуверенно пробормотал Гарри, — спасибо. Материальный? Олень покосился на него темным блестящим глазом и вдруг встал на дыбы. Взвизгнувшая Уэйн отшатнулась, а собравшиеся вокруг ученики, которых Гарри заметил только сейчас, синхронно охнули. Олень же перебирал копытами в воздухе, словно красуясь. Гарри шагнул к нему, похлопал по боку, сам не веря, что делает это, и с удивлением понял: ощущения такие, будто он трогает настоящее животное. — Уходи, — тихо пробормотал он. Олень снова на него покосился, и в его глазах Гарри почудилась обида. Он помотал головой: что за глупости! — Ну же! Ты только внимание привлекаешь, а это последнее, что мне сейчас нужно. Олень по-лошадиному фыркнул и растаял в воздухе. Гарри обернулся к небольшой толпе за своей спиной и развел руками. — Так, — пробормотала явно сбитая с толку Мэррисот, — урок все равно сорван, поэтому рассаживайтесь на места и… нет, Джеймс, вы остаетесь там, где стоите, и рассказываете нам, как научились вызывать телесного материального Патронуса. Пока все не сели, Гарри спешно придумывал объяснение, которое соотносилось бы с его легендой. Получалось плохо, но в теории можно было сослаться на отсутствующую часть воспоминаний. Он прокашлялся, заметив, что Мэррисот выжидающе смотрит на него, и заговорил: — Ну, мало кто здесь не слышал, что у меня амнезия, так что рассказать я могу немного. В Америке с безопасностью отнюдь не плохо, но именно потому, что всех с детства учат защищаться. Патронусу я научился на третьем курсе, — по классу вновь прошлась волна вздохов, но Гарри проигнорировал ее, как и расширенные глаза его друзей, Уэйн и Мэррисот, — да, на третьем курсе, и мне немного странно, что здесь вы учите его на седьмом. У нас все защитные заклинания считались необходимостью. — Там что, смеркуты по улицам разгуливают? — спросил кто-то с задних парт. Гарри подавил смешок: — Не совсем, но они живут где-то на экваториальной полосе, и дома у нас часто говорили об их нападениях — зачастую, кстати, успешных. — По пораженным восклицаниям девушек он понял, что перестарался, но взять назад сказанное уже не мог. Оставалось только гнуть свою линию. — В общем, телесный Патронус — это для меня обычно. А материальный… — он запнулся и пожал плечами: — Ну, я, честно говоря, узнал, что он материален, пять минут назад, так что для меня это такая же неожиданность. — Напряженно рассмеявшись, Гарри сложил руки за спиной и покачался на носках. — Как-то так. Извините, что сорвал урок, профессор. — Да нет, Джеймс, — прищурившаяся Мэррисот внимательно глядела на него, — всё просто прекрасно. — Она взглянула на часы на стене. — До конца у нас еще полчаса, поэтому прошу вперед всех остальных. Думаю, вы поняли принцип. Джеймс, Уэйн, Трент и Скотт не отдыхают, а следят за своими однокурсниками и запоминают ошибки. В особенности Джеймс. Начали! — ...в Америке и правда всё так? — недоверчиво спрашивал Блэк, когда они брели на историю магии. — Да не может быть. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, — пожимал плечами Гарри, — а я просто рассказал, что помню. Может, это у меня штат такой был, а в других всё по-другому. — А какой штат? — А вот этого я не помню. Блэк раздосадованно вздыхал и отлипал — но ненадолго. На истории магии поспать Гарри так и не дали: его постоянно кто-нибудь дергал. Когда они шли на чары, а после них — на руны, Уэйн прочно прицепилась к его локтю и постоянно заглядывала ему в глаза снизу вверх. Гарри она напоминала Лаванду Браун в их с Роном поцелуйно-обнимательный период, разве что не в таком запущенном состоянии. После занятий он забежал в спальню — переодеться и забросить сумку, а потом отправился во двор на свое место под березой. Единственная мантия была крайне тонкой, и поэтому Гарри часто жалел, что у него нет термоса, в котором можно было бы брать с собой горячий чай. Впрочем, даже это не сумело отвратить его от привычки проводить свободное время на воздухе. Но сегодня его место было занято — и не Риддлом, которого Гарри, страшно подумать, уже привык там видеть, а Уэйн. Она оперлась спиной на ствол березы, откинула голову так, что темные распущенные волосы рассыпались по плечам, и в целом являла собой картину «девушка ждет возлюбленного и предается мечтам». Довершала пейзажный портрет легкая улыбка, игравшая у нее на губах, которую Гарри разглядел, уже подойдя вплотную. — Эван! — обрадованно воскликнула Уэйн, когда он сел рядом. — А я тебя жду. — Да я понял, — усмехнулся Гарри. — Что ты хотела? — Не знаю, — она пожала плечами, — расскажи мне еще про Америку. Когда ты сегодня в классе говорил, я даже заслушалась. — Я почти ничего не помню, — устало повторил Гарри. — И если я пытаюсь вспомнить специально, а не когда оно само приходит, у меня потом очень сильно болит голова. Так что извини, но я ничего не могу добавить к тому, что уже сказал. — Тогда давай просто посидим, — Уэйн вздохнула, заставив взгляд Гарри на секунду сползти на грудь, и вместо березы оперлась на его плечо. — Я люблю вот так сидеть с тобой в тишине. «А мы что, часто так сидим?» — хотелось спросить Гарри, но он промолчал. Из опыта с Джинни он знал: когда ты с девушкой, половину, а лучше даже две трети слов, стоит оставлять при себе. Джинни… Джинни была красива, страстна, опасна. Но она осталась там, куда он уже никогда не попадет. Миранда Уэйн тоже была красива и пусть выглядела внешне полной противоположностью Джинни, но на самом деле была весьма на нее похожа. Если бы она выросла не в это время, время строгих манер и ограничений, они с ней точно подружились бы. Он обхватил рукой ее талию и прижал к себе, а потом, подумав, накинул ей на плечи мантию: какой бы тонкой та ни была, она хоть как-то помогала. Правда, теперь стало холодно ему самому. — Замерзнешь, — пояснил он. Уэйн довольно вздохнула и привалилась к нему, закрыв глаза. Вытащив палочку, Гарри призвал с берега камешки, порадовавшись, что уже натренировал Акцио на левую руку, и стал бездумно бросать их в воду. Примерно через полчаса стало темнеть, а Уэйн на плече Гарри тихо и спокойно дышала, видимо, заснув. Гарри покосился на нее и подумал: а почему бы, собственно, и нет? — Миранда, — он легко потряс ее, — Миранда, проснись. Она сонно выдохнула и, поморгав, потерла глаза. — Нам пора внутрь, — пояснил Гарри. — Давай, вставай. Охнув, он поднялся на затекшие ноги и подал ей руку. Уэйн ее приняла, но встала практически без его помощи. Оглядевшись, Гарри понял, что это практически идеальное место: уже взошедшая луна, отражающее ее свет озеро, тишина. Девушки придавали много значения подобным вещам, да и сам он, признаться, был не чужд романтике. Решившись, Гарри осторожно взял ее за подбородок — Уэйн удивленно распахнула глаза, а потом улыбнулась и закрыла их — и как мог нежно поцеловал. — Идем? — предложил он несколько секунд спустя, отодвинувшись и лаская ее щеку пальцами. — Идем, — снова улыбнулась она. Они расстались у подножия лестницы, еще раз поцеловавшись, и довольный Гарри поднялся наверх. Блэк развалился на кровати и довольно жмурился, Голдстейн сидел на подоконнике, а Скотта не было. Гарри плюхнулся на свою кровать и усмехнулся. — О-о-о, — протянул Блэк, — что я вижу. Уже успели? — Гарри нахмурился, и Блэк закатил глаза: — Да ладно, всем видно, что вы с Уэйн под ручку ходите. Ну так что? — Пока только целовались, — неохотно сказал Гарри. — Ну хоть что-то, а то хожу одиноким уже полтора года. — Предложение будешь делать? — деловито спросил Голдстейн. — Что?! — воскликнул Гарри. — Нет! Какое предложение, мне всего восемнадцать! — А-а-а, — разочарованно вздохнул Блэк, — тогда неинтересно. Походите парочкой, нацелуетесь, а потом расстанетесь, да? Ты только осторожнее, не загуби ей репутацию. — Ну, если получится, то еще постель прибавится, — пожал плечами Гарри. Он старался выглядеть невозмутимым, но все равно почувствовал, как загорелись щеки. — Какая постель? — отмахнулся Блэк. — Ты же сам сказал, что не собираешься на ней жениться. — А при чем здесь вообще свадьба? — Погоди, ты… — Блэк даже сел на кровати и уставился на Гарри. — Ты что, хотел просто так затащить ее в спальню? — Ну да, — недоуменно подтвердил всё еще красный Гарри. — Чему ты так удивляешься-то? Мы уже совершеннолетние. Пока Блэк молча хлопал глазами, Голдстейн слез с подоконника и встал перед Гарри. — Джеймс, — сурово начал он, но потом смягчился: — Эван. Может, в Америке всё не так, но у нас вначале свадьба и только потом — постель. Если ты хочешь переспать с кем-то до свадьбы, то тебе нужно идти к девушкам легкого поведения. Ни одна порядочная ведьма не позволит дотронуться до нее, пока вы не произнесете клятвы. — Со… совсем? — выдавил оглушенный Гарри. — Совсем, — отрубил Голдстейн. — И если ты попытаешься соблазнить Уэйн, то жестоко оскорбишь ее, и потом придется вымаливать прощение — имей в виду. Гарри повалился на спину и вперил взгляд в балдахин. Он, конечно, не целовал Уэйн, изначально рассчитывая на постель, но это подразумевалось. Как же нормальные парни здесь живут? И как — только подумав об этом, он ужаснулся — они жили еще раньше, когда нельзя было даже целоваться до свадьбы? — Кошмар! — простонал он. — Так что, только за руки держаться? — Ага, — весело хмыкнул Блэк. — Что смешного?! — взвыл Гарри. Блэк, не отвечая, просто покатился с хохоту, а спустя секунду к нему присоединился Голдстейн. И в этот момент в спальню, превратившуюся в филиал Бедлама [2], вошел Скотт. — Что у вас тут происходит? [1] — Смеркут, или Живой саван, или Смертофалд (англ. Lethifold) (КММ: ХХХХХ) — очень редкое животное, которое встречается только в тропических странах. С виду похож на черный плащ в полдюйма толщиной (бывает толще, если только что поймал и всё еще переваривает жертву). Ведет ночной образ жизни, во время охоты стелется над самой землей. Заклинание Патронуса — единственное известное науке средство, отгоняющее смеркута. Впрочем, поскольку нападает он чаще всего во сне, у жертвы, как правило, не бывает возможности применить магию. Задушив добычу, смеркут переваривает ее тут же, на постели. Затем он покидает дом, сделавшись чуточку толще, чем прежде. Ни от хищника, ни от его жертвы не остается и следа. Название складывается из двух слов: “lethiferous” или “lethal”, что означает «смертельный, смертоносный», и “fold” — «загибать, складывать, сворачивать, заворачивать, обертывать, обнимать, обхватывать», что вполне соответствует сущности смеркута. [2] — Бедлам — лондонская психиатрическая больница.