Лента времени

Следующим утром Гарри подождал Уэйн в гостиной, а когда она спустилась, предложил ей руку и целомудренно поцеловал в щеку. Жениться он ни в коем разе не собирался, но и рвать с Уэйн без объяснений не хотел — а правда только ухудшила бы ситуацию. В итоге после тщательного обдумывания создавшегося положения он решил, что попробует свести их только-только зародившиеся отношения к нулю и добиться того, чтобы Уэйн сама его бросила. Вместе они прошли до Большого зала и сели рядом. Блэк нагло ухмылялся, и Гарри взглядом попытался передать всё, что о нем думает; ухмылка этого поганца стала только шире. Примерно так и стали проходить утра. После завтрака они шли на занятия, в обеденный перерыв чаще всего встречались и болтали за едой, а вечером Гарри сбегал от Уэйн и шел на озеро. Они вели себя так же, как и раньше, и даже целовались редко: Уэйн-то, судя по всему, была только за, но Гарри уклонялся. И уже неделю спустя он подвел мини-итог своих усилий: ему удалось оставить всё так, как оно было, когда они просто по-дружески общались. Гарри был уверен, что через какое-то время Уэйн возмутится (и будет права), а он скажет, что его и так всё устраивает. И тогда она, скорее всего, порвет с ним. Третьего февраля, в четверг, студенты спокойно завтракали, когда совы принесли почту. Обычно большинству равенкловцев приходили только газеты, иногда Блэку или Голдстейну присылали письма из дома, но в целом неожиданностей не случалось. В этот же раз — первый на памяти Гарри — письмо пришло Скотту. Конверт был подписан по-немецки, и Гарри не смог ничего разобрать, но это и не потребовалось: быстро пробежав текст глазами, Скотт поднял голову и озабоченно нахмурился. — В Германии восстание, — тихо заговорил он. Гарри, который ожидал чего-то подобного с июля и сразу догадался, о чем пойдет речь, быстро вытащил палочку и навел заглушающие чары. — Пока неясно, приведет ли это к чему-либо, но волшебник по имени Геллерт Гриндельвальд как-то сумел собрать недовольных, поднял бунт против правительства и вчера объявил себя новым цауберканцлером. [1] Прикрыв глаза, Гарри вздохнул. Он знал, что до этого в конце концов дойдет: Биннс, когда пару раз отвлекался от своих возлюбленных гоблинов, рассказывал, что Гриндельвальд воспользовался войной, объявшей маггловскую Европу, и под шумок попытался стать вторым Наполеоном. Но Гарри был уверен, что это случится не раньше сорок пятого, — иначе почему бы Дамблдор столько медлил? — Кто такой этот Геллерт Гриндельвальд? — беспечно спросил Блэк, жуя куриную ножку. Голдстейн покачал головой, Скотт снова уткнулся в свое письмо и внимательно перечитывал косые, наползавшие друг на друга строчки. — Я только знаю, что когда-то его исключили из Дурмстранга, — развел руками Гарри. — Там не так часто исключают на старших курсах, поэтому мне запомнился этот случай, тем более что Гриндельвальд вроде ушел со скандалом. И еще что он племянник Батильды Бэгшот. — Бэгшот? — переспросил Блэк. — Что-то знакомое. — Тебе бы не мешало хоть изредка открывать учебник, — пробубнил Голдстейн в свой кубок. — Он имеет в виду, — пояснил Гарри, — что имя Батильды Бэгшот стоит на нашей «Истории магии». Даже я это заметил, а ведь я учусь по ней только полгода. — Ну вот и молодец, — раздраженно огрызнулся Блэк, — наш идеальный мальчик Риддл и точный как часы Эйден вместе взятые тебе и в подметки, видно, не годятся по занудству. — Если ты встал не с той ноги, — спокойно сказал Гарри, — то это не повод срываться на мне. Я в аудиторию. Следующее утро было таким же спокойным, когда совы вновь принесли почту. Вначале раздался один вздох, потом второй, а потом по залу покатилась волна вскриков, студенты разом заговорили, и кто-то из девушек даже упал в обморок. Гарри, у которого не было подписки на «Пророк», вырвал газету у какого-то пятикурсника и мгновенно увидел причину возникшего хаоса. На первой полосе огромными буквами было написано: «ГЕРМАНИЯ ЗАХВАЧЕНА», а чуть ниже — «Незаконная смена власти. Геллерт Гриндельвальд — новый канцлер». — А новости-то быстро дошли, — протянул Скотт. — В Германии написали о нем позавчера, письмо я получил вчера, а значит, «Пророку» пришлось редактировать уже подготовленный к печати выпуск, иначе они бы попросту не успели. Гарри вернул несчастному пятикурснику газету и уставился в свою тарелку. Аппетит пропал. Теперь, когда новости дошли и до Англии, Дамблдор не сможет делать вид, будто ничего не произошло. Да, никто не знал о его дружбе с Гриндельвальдом, но сам-то он ничего не забыл. Сейчас на дворе февраль сорок четвертого, дуэль будет в сорок пятом, а значит, Дамблдор станет прятать голову в песок как минимум год. Гарри размазывал овсянку по тарелке, краем уха прислушиваясь к разговору своих друзей. Ему не хотелось думать о Дамблдоре хуже, чем сейчас; после книги Скитер тот и так упал в его глазах. Ему хотелось отнести все прегрешения к старому Дамблдору, тому, который оставил Гарри Дурслям и потом совершил столько промахов. Но история вершилась буквально на его глазах, и пусть Дамблдор за преподавательским столом, который сейчас побледнел и вцепился в газету так, что его пальцы чуть не прорывали бумагу, еще не допустил тех ошибок, но он трусил — будет трусить — целый год, прежде чем пойти и разобраться с тем, что сам и начал [2]. Бросив ложку, Гарри встал. Его тошнило. — Ты куда, Джеймс? — Перечитаю параграф перед занятием, — отмахнулся он. Блэк скривился, Голдстейн одобрительно кивнул, и Гарри вылетел из зала. Окна коридора, где располагалась аудитория, выходили на озеро, и Гарри, прислонившись лбом к ледяному стеклу, тупо глядел вдаль. Он не мог рассмотреть свою березу с такого расстояния, но сейчас ему хватало и знания, что она там есть. Глубоко и размеренно дыша, он немного успокоился и только тогда понял, насколько же детской была его реакция. Дамблдор его предал? Струсил? Совершил ошибку? А кто их не совершает, в конце-то концов? Уж Гарри, с его опытом, должен был осознавать, насколько переменчиво мнение толпы и как она вцепляется в каждый мелкий проступок своего кумира. Ему стало стыдно, и, чтобы заглушить это чувство, он попросил «Пророк» у кого-то из младшекурсников, проходивших мимо, поудобнее оперся о стену и вчитался в статью. Информации, собственно говоря, было немного, Гриндельвальд еще не прогремел на всю Европу, и, по сути, о нем бы не написали, если бы ему не удалось в рекордно короткие сроки взять власть в Германии на волне народного восстания. Да и сама статья говорила о нем в полунасмешливом-полуопасливом тоне, описывая его идеи как нечто и абсурдное, и привлекательное в одно и то же время. «Гриндельвальд заявляет, — писал автор статьи так, будто лично брал у него интервью, — что хочет народу лишь добра. Он уверен, что нынешний порядок недопустим, и желает открыть глаза магам всей Европы». Гарри вздохнул. Пока что это было практически голословно, но, к сожалению, уже через год всё станет куда хуже. — Доброе утро, — послышался рядом голос Риддла. Гарри поднял глаза. Риддл доброжелательно улыбался ему, а чуть позади нетерпеливо переминались с ноги на ногу будущие Пожиратели. — Привет, Том, — без запинки поздоровался Гарри. Первые пару дней было странно привыкать к «Тому», но вскоре имя уже само слетало с языка. — Тебе куда? — На четвертый этаж, просто я решил пройти здесь, — небрежно махнул рукой Риддл. — Видел «Пророк»? — Угу. Интересно, во что это выльется? — Да наверняка опять ни во что, — скривился Риддл. — Все политики в конце концов прогибаются под систему. Практически каждый рвется наверх со стремлением что-то изменить, но почти никому это не удается. — А вот мне кажется, что этот Гриндельвальд чего-то стоит, — задумчиво протянул Гарри. — В любом случае, время покажет. — Так ты согласен с его идеями? — Риддл склонил голову набок. — Полная изоляция магов? В принципе, это осуществимо, но без магглов мы в итоге выродимся. — Будь моя воля, я бы просто уничтожил всех этих грязных магглов, — глаза Риддла загорелись нездоровым огнем. — Они только мешают жить нам, волшебникам! — Тише, Том! — шикнул на него Гарри. — Если ты не забыл, Дамблдор по понедельникам тоже тут проходит. — Дамблдор... — с отвращением протянул Риддл. — Дай угадаю, его ты бы тоже уничтожил? — издевательски фыркнул Гарри. — Для одного маленького тебя вырезать магглов под корень — слишком уж грандиозная задача. Риддл совсем уж по-змеиному сощурился, так что его глаза стали напоминать прорези в пергаменте, и прошипел сквозь зубы: — Не зарывайся, Джеймс. Я и так слишком многое тебе позволяю. Гарри вздернул бровь и, выпрямившись что было силы, взглянул на него сверху вниз. — Здесь старший и куда более опытный — я, — мягко сказал он, наслаждаясь обманчивым превосходством над Риддлом. — И я тоже многое тебе позволяю, Том. Пока они с Риддлом вели своеобразную дуэль, боковым зрением Гарри видел, как нервно мнутся Эйвери, Лестрейндж и остальные. Наконец глаза Риддла вернулись к нормальному размеру, и Гарри только тогда сообразил, что вся эта ярость была видна ему одному. Выражение лица Риддла оставалось непроницаемым, а все чувства заключались во взгляде. — Мне нужно на занятия, — примирительно, уголком рта улыбнулся Гарри. — Не глупи, Том. Мы пока ничего не можем сделать. Я тоже не люблю магглов, но они — неизбежное зло. Что толку злиться попусту? — Я еще докажу, что мы вполне способны обойтись без магглов, — угрожающе пообещал Риддл. — Хорошего дня, Эван. Неделю спустя, субботним утром, в равенкловской гостиной появилось объявление о курсах аппарации. Как и на шестом курсе Гарри, министерство сделало исключение из-за нестабильной политической ситуации: курсы были ускоренные, длились двенадцать недель, и сразу после их окончания совершеннолетние студенты могли сдать экзамен и получить право аппарировать практически где угодно и когда угодно. Гарри-то уже умел это, хоть и не учился официально, а вот его друзья — нет; они записались все вместе и теперь с нетерпением ждали следующей субботы. Первый урок назначили на утро, чтобы не пришлось пропускать обычные лекции, и с одной стороны это было хорошо, а с другой — ни у кого не было охоты еще и в субботу подниматься в семь–полвосьмого утра. Разговоры в гостиных и коридорах сейчас крутились вокруг двух вещей: Гриндельвальда и курсов. Никто не знал, куда новоявленный канцлер пойдет теперь — а благодаря самой первой статье все были уверены, что одной Германией он не удовлетворится; никто не знал, что будет на занятиях, потому что нынешние семикурсники должны были начать обучение уже перед самым выпуском, а шестикурсники, которых тоже допустили, тем более не имели понятия. Старшие братья-сестры тех, у кого они были, сведениями не делились, как и родители, и студентам оставалось только строить догадки. Скотт теперь регулярно получал письма от своих немецких родственников, и поэтому Гарри и остальные узнавали последние новости на день-два раньше, чем те появлялись в «Пророке». Пока что в магической Германии было тихо, но напряжение накалялось, и, как писала тетя-кузина-кто-то-там Скотта, та часть населения, которая выступала против восстания, уже роптала. Со дня на день должны были начаться беспорядки, и каждое утро Гарри не мог толком есть, пока Скотт не пересказывал им содержание очередного письма. Распоряжением Диппета все курсы, от первого до седьмого, проходили краткое обучение у господина Помфри. Мало кто из магов интересовался медициной: аппарация и камины делали доставку пострадавшего в Мунго довольно легкой, а несовместимые с магическими видами передвижения травмы были редки, — но Диппет в приказном порядке объявил, что обучение обязательно для всех. Сам Гарри был абсолютно с ним согласен, вот только Помфри педагогом явно не был, и студенты практически ничего не вынесли из его уроков. В крайнем случае, как надеялся Гарри, приобретенных за прошлый год навыков ему хватит, а там и колдомедики наверняка подоспеют. А тем временем суббота приближалась, и Блэк уже достал всех со своим «поскорее бы!». Утро выдалось морозным, но ясным. Ослепительно белые, редкие облака иногда проползали по серовато-голубому небу и цеплялись за шпили башен, которые безжалостно рвали их в клочья и разбрасывали хлопья получившейся ваты по горизонту. И благодаря хорошей погоде студенты после завтрака, вместо того чтобы остаться в замке, укутались в мантии, шарфы и перчатки и гурьбой отправились на квиддичное поле. Инструктор стоял прямо под кольцами, зябко ежился и поминутно оглядывался на Дамблдора, который наколдовал себе уютное кресло и удобно устроился чуть в стороне. Рядом с ним в таком же креслице сидел господин Помфри и грел руки о дымящуюся чашку. Гарри, у которого кололо нос, горели щеки и немели пальцы, искренне ему позавидовал. Когда все собрались, инструктор — высокий, но какой-то очень тонкий седеющий мужчина неопределенного возраста — откашлялся, постучал палочкой по горлу, и его неожиданно звучный голос разнесся по всему полю: — Добрый день, господа студенты! Рад приветствовать вас на курсах аппарации, которые для вас любезно проспонсировало наше министерство магии. Меня зовут Уинстон Тернер, и следующие двенадцать недель я буду обучать вас искусству аппарации, с тем чтобы к концу этого времени вы были полностью готовы сдать экзамен. Гарри отметил, что Тернер ни словом не обмолвился о причинах подобной любезности министерства. Следующие пять минут инструктор распинался о преимуществах и недостатках аппарации, об опасностях, поджидающих небрежных и ленивых учеников. Упомянул он и об антиаппарационных заклинаниях, которые каждую субботу будут снимать в пределах квиддичного поля или Большого зала — зависимо от погоды. И лишь потом наконец-то перешел к трем «Н». В целом занятия ничем не отличались от тех, что были у Гарри, — кроме самого инструктора. Аппарировал он без проблем, нарочно промахиваясь мимо обруча. Тернер похвалил его, и Гарри, найдя взглядом Риддла в другом конце поля, со злорадным удовольствием отметил, что тот выглядит весьма раздосадованным. Впрочем, это длилось недолго: через секунду Риддл аппарировал и успешно приземлился в центре обруча. Выражение его лица тут же стало таким самодовольным, что Гарри поспешно отвернулся. Таким образом они «соревновались» на протяжении всего времени, что занял урок. В итоге довольный инструктор выделил их обоих и отметил, что именно на них следует равняться остальным. Риддл как-то умудрился выглядеть надутым индюком и скромным мальчиком одновременно; Гарри же, улыбнувшись, чуть поклонился в сторону студентов. Блэк засвистел, и равенкловцы зааплодировали. Улыбка Гарри приклеилась к лицу, пока он выискивал взглядом Риддла, которого заслонила толпа. Вдруг тот вынырнул прямо перед ним. — Пока идем наравне, — ухмыльнулся Гарри. — Соревнование? Про кого из нас первого Тернер скажет, что он уже готов к экзамену? — Принято, — быстро кивнул Риддл; и неожиданно Гарри каким-то шестым чувством понял, что юный Темный Лорд весьма азартен и что этим не грех воспользоваться в будущем. Он кивнул Риддлу и отвернулся, усмехаясь про себя. Хотел узнать слабости? Вот и первая. Такими темпами он и сам сможет убить Риддла, потому что подберется к нему куда ближе Дамблдора… Гарри нахмурился. Он постоянно напоминал себе, что подобные мысли не приведут ни к чему, кроме лишнего искушения всё-таки изменить прошлое. И разве он не планировал держаться что от Риддла, что от Дамблдора подальше? А вместо этого снова тонет в болоте. Он встряхнул головой и засмеялся в ответ на какую-то подколку Блэка. Пожалуй, самым верным способом было просто выбросить этих двоих из головы. Другое дело, что до сих пор все попытки сделать это с треском проваливались. Уроки аппарации невероятно выматывали, и после них Гарри возвращался в гостиную, чувствуя себя выжатым лимоном. Он валился в кресло, не реагируя ни на какие реплики друзей, закрывал глаза и просто сидел так около четверти часа. Потом выползал на озеро и уже там более-менее приходил в себя. Нужно было не просто сохранять контроль над собой, а удвоить его. На третью субботу Гарри даже удалось нарочно расщепиться, но это получилось слишком уж удачным: он оставил позади кисть правой руки, и ощущение оказалось не из приятных. После того как кисть прирастили обратно, а насмерть перепугавшихся привели в чувство, занятие продолжилось, но Гарри то и дело украдкой щупал свою руку и шевелил пальцами, просто чтобы убедиться, что ниже запястной косточки у него не обрубок, а живая плоть. После этого он забросил попытки сымитировать настоящее обучение и вскоре «вырвался вперед», поравнявшись с Риддлом. Теперь инструктор регулярно хвалил их обоих, а сами они, вначале и правда соревновавшиеся, стали подшучивать друг над другом и даже помогать — вернее, Гарри помогал, советовал и притворялся, что не знает сказанного Риддлом. Впрочем, достаточно часто тот говорил что-то, чего Гарри никогда не слышал, и тогда Гарри в который раз понимал, как умен был Волдеморт. Гарри не уставал поражаться тому, насколько же иначе Риддл ведет себя с ним. Временами его замашки становились повелительными, но Гарри разворачивался и уходил, и Риддл, казалось, быстро понял: с ним это не сработает. Гарри не допускал и мысли, что Риддл не попытается подчинить его и в будущем поставить Метку на руку, но пока что — он сам себе удивлялся — его всё устраивало. Внешне они с Риддлом и правда походили на друзей. Свободно общаются, встречаются каждый день, смеются вместе и обсуждают планы на будущее… Гарри-то играл — ну, в большинстве случаев, — а вот чем руководствовался Риддл, если играл и он, и почему вел себя так открыто, если всё-таки не притворялся? С Пожирателями Гарри сталкивался редко, в основном тогда, когда они ходили хвостиком за Риддлом, и тот так и не познакомил их по-настоящему. Гарри, впрочем, был этим даже доволен: подобраться он хотел к Риддлу, а подпевалы были ему не слишком-то интересны. Вечером четвертой субботы Гарри умудрился заснуть прямо в гостиной перед камином и, так как «добрые» друзья не стали его будить, пропустил ужин. Пришлось вспомнить опыт бессовестного нарушения правил, выйти в коридор и прокрасться на кухню. Пощекотав грушу, Гарри отодвинул портрет и шагнул в ароматное тепло, прикрыв глаза от удовольствия. — Эван? — раздался удивленный голос. Гарри мгновенно распахнул глаза и ошарашенно уставился на непонятно откуда взявшегося Риддла. Тот сидел за столом, подложив одну ногу под себя и болтая другой под стулом, держал в руке наполовину съеденный банан и немигающе, подобно змее, смотрел на Гарри. — П-привет, — выдавил Гарри. — А я тут голодный, вот и… А ты чего? — Потрясающе красноречиво, — съязвил Риддл, но тут же оттаял: — Тоже голодный. Кто-то из девчонок в очередной раз подлил мне приворотное, поэтому я не смог поужинать. Я здесь, на самом деле, не в первый раз, меня даже эти, — он кивнул на суетившихся под ногами домовых эльфов, — знают. — Я в первый. — Гарри присел напротив Риддла и потянулся к стоявшей на столе корзинке, взяв булку. Та была оранжеватой, на боках играли блики огня, который уютно потрескивал в камине, а уж пахла-то как… Гарри с наслаждением вгрызся в корочку и, кое-как прожевав, пояснил: — Я слышал, как кто-то из Хаффлпаффа упоминал кухню, вот и решил проверить. Не прогадал. — Тубби! — позвал Риддл. Никто не откликнулся, но он как ни в чем не бывало приказал: — Чаю для нас с Эваном и побыстрее. В ту же секунду на столе появились заварочный чайник и две чашки. Гарри только похлопал глазами, а Риддл снисходительно протянул: — Я же сказал: меня здесь знают. Он разлил чай, и Гарри обхватил свою чашку ладонями, со светлой грустью вспоминая Добби. Тот был не чета обычным эльфам… — ...дойдет ли она до нас? — Что, прости? — переспросил Гарри. — Я говорю, интересно, развяжет ли Гриндельвальд полномасштабную войну за власть и дойдет ли она до нас, — раздраженно повторил Риддл. — В каких облаках ты витаешь, Джеймс? — Вспоминал погибшего друга, — отрезал Гарри и с мстительной радостью увидел, как на щеках Риддла появились едва заметные красные пятна — или злость, отметил он, или неловкость. Скорее всего, два в одном. Извиняться Риддл, понятное дело, не стал и перевел разговор на какую-то отвлеченную тему. Но долго обсуждать погоду и уроки они не смогли, и вскоре беседа вновь вернулась к Гриндельвальду. За короткое время в число его новых «владений» вошла Франция, и теперь он, похоже, присматривался к Польше. — Когда ты закончишь Хогвартс, то присоединишься к нему? — с искренним интересом спросил Гарри. — Я мог бы, — задумчиво кивнул Риддл. — Нужно узнать, берет ли он учеников. — А подчиняться, значит, не желаешь? Ну коне-е-е-ечно, как же тебе, будущему министру магии, склониться перед каким-то там канцлером? — подколол его Гарри, чуть не проговорившись при этом. Пора было уходить, пока он ненароком не ляпнул чего-нибудь лишнего. — Вполне может оказаться, что всё это — просто громкие слова, — поморщился Риддл, будто не заметив заминки. — Задумайся, Эван: какие у Гриндельвальда цели? «Открыть глаза» обычным волшебникам? Собрать все магические страны под своей рукой? Но что он станет делать дальше, чего он хочет? — Власти, — предположил Гарри. — Мало кто желает власти ради неё самой, — рассеянно сказал Риддл. — Люди стремятся к удовлетворению своих амбиций, к обогащению, к удовольствию от того, что перед тобой пресмыкаются… — А чего хотел бы ты? — движимый любопытством, спросил Гарри. — Информации, — без запинки ответил Риддл. — Обо всём, что только можно. И, пожалуй, предоставить и другим доступ к этой информации. Разумеется, ограниченный. Но всё же… Волшебники измельчали, они не интересуются знаниями, не совершают открытий. Время Основателей прошло. Даже твои дорогие однокурсники тратят бесценное время на вечеринки и проказы, а ведь, казалось бы, факультет Ровены обязывает стремиться к самосовершенствованию. — Ты хочешь помочь другим? — неверяще повторил Гарри. — Приятно сознавать, что ты умнейший волшебник своего поколения, Эван, — Риддл устало вздохнул, — но иногда хочется поговорить с кем-то столь же умным. — Он вперил в Гарри неожиданно острый взгляд, и тому вдруг подумалось: может, Риддл считает, что Гарри способен достичь его уровня? Потому и общается с ним куда свободней, чем с остальными? Кто бы мог подумать, что Лорд Волдеморт когда-то искал себе равного… — Выходит, власть ради власти, по-твоему, цель недостойная, — резюмировал он. — Мне интересно, Том: будь у тебя средства, ты пытался бы обрести её, или твое стремление обладать информацией и просвещать других не настолько сильно? — Пока не знаю, — тихо, серьезно ответил Риддл. — Время покажет. Гарри невольно поежился, когда тепло от камина словно враз испарилось из кухни. — Ну, если назовешься великим и ужасным и покажешь, что «достоин», то не забудь, что я был твоим другом, — фальшиво засмеялся он. Риддл растянул губы в картонной улыбке, но потом взглянул на Гарри так, словно она дошла и до глаз, став настоящей. — Не забуду, — шутя пообещал он, и Гарри неуверенно улыбнулся в ответ. Он не совсем понимал, сколько же здесь шутки, а сколько — правды, и знал только, что лучше и правда уйти, прежде чем он скажет что-то непоправимое. Он широко зевнул, пару раз зажмурился и помотал головой: — Пожалуй, я пойду. Конечно, завтра выходной, но я предпочитаю спать все-таки ночью. — Иди-иди, — ухмыльнулся Риддл, — а то стол пробьешь, когда наконец уткнешься в него лбом. — Тьфу на тебя! — фыркнул Гарри, в который раз поражаясь самому себе. — Спокойной ночи, Том. — Спокойной, Эван. Уже закрывая за собой портрет, Гарри обернулся. Риддл помахал ему рукой и склонил голову набок, усмехаясь уголком рта. Пускай Том Риддл и не был Волдемортом, решил Гарри, но это не отменяло того, что человек он весьма странный. [1] ‘Der Zauberkanzler’ — дословно «магический канцлер» по аналогии с министром магии. [2] — для скорых на осуждение уточню: это мнение исключительно Гарри, который до сих пор на Дамблдора несколько обижен. Потом он его с успехом может и поменять. Лично я не считаю, что Дамблдор всё это начал и что именно он был обязан разбираться с Гриндельвальдом: на то были обученные волшебники, — точно так же как Гарри не был обязан разбираться с Волдемортом.