Саша
Родной дом для Саши стал родным всего неделю назад. До этого он жил далеко отсюда, ближе к морю, и сюда почти никогда не приезжал, довольствуясь регулярными визитами родителей. Не сказать, чтоб разлука с семьёй его так уж угнетала — когда человек из года в год живёт один, он как-то к этому привыкает. Тем более, родители не желали ему плохого — просто местный климат Саше не подходил, и детство он провёл в больницах и диспансерах. Не такая уж астма страшная болезнь, скорей, раздражающая, но однажды когда ему было одиннадцать и он после очередного приступа приходил в себя в палате, отец принёс цветастую брошюрку частной школы-пансионата откуда-то из Краснодарского края и молча положил ему на тумбочку. С тех пор Саша жил в частной школе, домой приезжал регулярно, но после того, как у него по приезде домой на выходные случился очередной приступ удушья, каникулы Саша тоже проводил в школе, выезжая оттуда разве что с другими ребятами на экскурсии. А потом он бросился с ножом на однокурсника. Он не был тихим забитым мальчишкой, который обязательно есть в каждом классе и которого обязательно хотя бы раз в жизни, да шпыняли все остальные, чтобы кинуться на обидчика. Он не был задирой и забиякой, чтобы ожидать от парня подобного. Саша был обычным парнем, возможно, немножко более сдержанным, чем большинство, чуть менее шумным, не таким вспыльчивым и нахрапистым; учился хорошо, ни с кем открыто не враждовал и в драке был замечен лишь однажды — собственно, когда бросился с ножом. Ни куратору курса, ни психологу, ни директору, ни родителям Саша ничего не рассказал. Он вообще молчал и зыркал из-под чёлки серыми глазищами. Мать плакала, отец его ударил. Неделя под домашним арестом Сашу не сильно угнетала — он всё равно не знал, что делать в незнакомом месте, к тому же после морского воздуха Краснодарского края, пыль Подмосковья забивала едва-едва окрепшие лёгкие. Не сказать, чтоб ему было так уж плохо. Или слишком хорошо. Саша… не знал, как ему было. Он вернулся домой и понял, что нелюбовь старшего брата никуда не делась. Максим его с детства задирал и изводил: ставил подножки, подкидывал пауков в постель или подсыпал соль в чай. Жаловаться было бесполезно — отец постоянно был занят на работе, домой приходил уставший и взгревал того, кто первым попадался под руку… Сашу. Потому что Максим всегда был проворным и отлично знал, когда нужно делать ноги. А ещё лучше провернуть всё так, чтобы Саша ещё и виноватым остался. Например, разозлить, а когда тот бросится, отскочить в сторону и позволить младшему брату вписаться в сервант. Помнится, тогда разбилась какая-то фарфоровая чашка, а Саша впервые попробовал на себе шнур от пылесоса. Матери он тоже не жаловался. Во-первых, она была слишком болезненной, чтобы её расстраивать, а во-вторых, именно из-за её любви Максим изводил брата. Когда-то давно, кажется, всё было совсем по-другому. Максим в младшем братишке души не чаял. Во всяком случае, Саша смутно помнил, как тот дулся, если он не хотел с ним играть или не играл отданными ему игрушками. А потом Максим узнал, что его папа на самом деле не его папа, и всё изменилось. Глупо всё это. Отец никого не выделял — ни родного сына, ни приёмного. А мать у них точно была одна. И всё же Максима точно подменили, даже фамилию настоящего отца теперь взял. Потом Сашу отправили в частную школу и с братом он не виделся пять лет. Но оказалось, что за это время ничего не изменилось — отец по-прежнему уставал на работе и не желал вмешиваться в «детские разборки», мать тоже здоровее не стала, а последняя Сашина выходка её вообще в больницу отправила. Максим же стал ещё более прытким на гадости, да к тому же обзавёлся замечательным другом — таким же выдумщиком и садистом. Прошла реабилитационная неделя, Саша пошёл в школу. Спокойная жизнь кончилась. В первый день Саша почему-то ещё думал, что гадкая выходка брата с дружком будет первой и единственной. Вроде как — я здесь главный, а ты пыль под ногами и не забывай об этом. Но на следующий день всё повторилось — его опять заволокли в подсобку. — Ба, какие люди, — довольно проворковал опять сидящий на диване парень. Отложил в сторону тетрадки с ручкой и воззрился на Сашу. Тот раздражённо стряхнул руки шестёрок. Максим предпочитал не пачкаться и сам брата не тащил. Сегодня он вообще сидел на том же диване и курил. Нагло выпустил в лицо Саше облачко едкого дыма. Парень закашлялся. — Что сегодня? — без тени раздражения, от чего Макс отчётливо заскрипел зубами, поинтересовался Саша. У Глеба. Брат остался в роли пустого места. Брат это понял. — Ммм… Я слышал, ты тут мою приятельницу обидел? — лениво протянул Глеб, словно размышляя, а такая уж приятельница? — Патлы крашеные, физиономия наштукатуренная? Дружок усмехнулся. Не такая уж. Так, повод прицепиться. — Нехорошо, Сашуль, нехорошо… Саша сощурился. Всё-таки скосил глаза на Максима. Наверняка, гад, растрепал, что его коробит, когда имя перекручивают. — Хорошо… Глебчик, — легко согласился он. Про себя злорадно ухмыльнулся — парня передёрнуло точно так же, как и его самого только что. — Тогда передай ей мои извинения. А заодно объясни, что у меня просто с собой презервативов не было, не хотел испачкаться. И вообще я чистеньких люблю, на таких пользованных как-то не поднимается…– и по дури ляпнул: — В отличие от тебя… Глеб вроде бы даже не шевельнулся. Но через мгновение Саша забарахтался в его хватке, точно попавшая в паутину муха. Сильные крепкие руки сцапали его за воротник, встряхнули так, что затрещала ткань. Глеб оказался куда шире в плечах, чем Саша. И выше, хотя и не настолько, чтобы задирать голову, но всё же ноги оторвались от пола и пару раз взбрыкнули, пытаясь вернуться на твёрдую землю. — Щурёныш, — процедил он, перекрутив уже «Шуру», не менее ненавистный выверт имени. Тоже Максимова находка — всю неделю, что Саша сидел дома во время адаптации, он экспериментировал с кличками и прозвищами, ища, как бы побольнее уколоть брата. — Глебчик-хлебчик! — упрямо пропыхтел Саша. И впритык уставился в расширенные от злости глаза противника, две колючие ледышки. Как и большинство блондинов, Глеб был голубоглаз, но если у Сашиного отца, тоже чистого блондина, такие же голубые глаза были яркими и тёплыми, то у скрутившего его парня они были холодными, почти стальными, как осенний лёд на реке. Серый, холодный, но поймавший в ледяные оковы ещё ультрамариновое небо. Глаза зло сощурились. — Что вытаращился? Нравлюсь? — Прости, не в моём вкусе, я же говорил, что чистеньких люблю… Губы Глеба, слишком пухлые для парня, брезгливо скривились. Его оттолкнули. Саша не удержался и упал. Подняться не успел — чужая рука властно зарылась в спутанные волосы и смыкнула голову, запрокидывая вверх. Боль оказалась такой резкой, что на глаза навернулись слёзы. Совсем немного, просто как защитная реакция — только в уголках глаз защипало. Саша зажмурился. Ещё не хватало, чтобы эти два недоумка себе что-то надумали. — На меня посмотрел! — властно потребовал Глеб под сдержанное урчание Максима. — Ты же был недоволен, что я вытаращился, — ещё сильнее зажмурился Саша. — Живо глянул! По ощущениям половина волос осталась в кулаке мучителя. Саша открыл глаза, слепо хлопнул ресницами, смаргивая цветные кляксы. Глеб склонился над ним, впившись в его лицо не менее пристально, чем он всего несколько секунд назад. — Что вытаращился? Нравлюсь? — вернул ехидно. И тут же тонкое, смутно знакомое лицо, брезгливо скривилось. Глеб гадливо оттолкнул его и отступил, точно боясь запачкаться. — За что ты меня ненавидишь? — спокойно, будто это не его сейчас по полу вываляли, спросил Саша. Глеб замер. Даже Максим перестал тихо кудахтать от веселья, тоже удивлённо воззрился на друга. А тот, ещё мгновение назад сжимающий побледневшие скулы с играющими на них желваками, внезапно расслабился, едко ухмыльнулся. — Не в моём вкусе.Глеб
Пацан оказался ещё гаже, чем он мог себе представить. Мелкий, вёрткий — хотелось подойти и раздавить. Может, потому что перевёлся в начале года, но в школу Саша вписался почти сразу, хотя не сказать, чтобы обзавёлся друзьями, просто как-то незаметно к нему стали относиться, как к своему. С ребятами он был приветлив, с учителями не задирался, и, тем не менее, он не был таким рубахой-парнем, как казался. Глеб это знал — Глеб за ним наблюдал. Саша был сам себе на уме. Он спокойно послал признанную красавицу Алку (ну да, Саша был недалёк от истины, когда предположил, что в постели у неё побывала уйма народу, но дело не в этом — Алку по умолчанию хотели ВСЕ) и так же спокойно снюхался с местным же синим чулком — Майей! Тихая, безответная… ботаник. Какого лешего этот недоэльф крутился рядом со старостой, да ещё и искренне её защищал, для Глеба оставалось тайной за семью печатями. Однажды он сам ради любопытства выловил девчонку после уроков и напрямую спросил, почему они с Сашей таскаются вместе. Майя даже ответить ничего не успела — откуда ни возьмись, появился её рыцарь и нагло заявил, что они встречаются. На предложение поцеловать девушку, пацан гадко ухмыльнулся и спросил, зачем оно Глебу надо? Уж ни фетиш ли — пялиться на целующихся, а потом, забившись в ванну, представлять себе чужие поцелуи. Гадкий, мерзкий пацан!!! Он делал всё, чтобы неприязнь к нему переросла в настоящую ненависть. Макс, недоумок, тайком порезал брату учебники, пока в классе никого не было, а ответный подарочек — дохлую крысу — в своей сумке обнаружил Глеб. И ведь не докажешь, что это именно этот гадёныш! А он ходит и скалится! Вообще-то, братья были разными, как небо и земля. Вроде бы оба улыбчивые, общительные, но если действия Макса поддавались логике, то поведение Эльфа просчитать было невозможно. Глеб давно привык к тому, что общение должно приносить пользу. Например, Максим — подлый, ехидный, завистливый… но Президент школы. И сын влиятельного уважаемого человека, к тому же щедро спонсирующего ту самую школу. Ничего общего с Глебом, воспитанным только матерью и живущим в старенькой двухкомнатной квартирке. Максим жил в частном доме недалеко отсюда и, в отличие от его матери, сюда его семья переехала не потому, что в городе цены на жильё выше, а потому что больная супруга господина Микольского не уживается с выхлопными газами, да и младший сын унаследовал её болезненность… Кстати о младшеньком, а вот Саша кажется вообще чхать хотел на «элитность», если судить по той же Майке — она тоже жила в небольшой квартирёнке и тоже в неполной семье, правда, с отцом. Кроме мозгов и тихого характера ничем не выделялась, поэтому Глеб продолжал ломать голову, что же Эльфёнок рядом с ней позабыл. Встречаются? Ха-ха! Как бы Глеб не скрипел зубами, но даже на его взгляд на физиономию пацан был достаточно смазлив, чтобы с первого взгляда приглянуться падкой на конфетные мордашки Алке, а если учесть, что девица отличалась приятно свободным нравом и никаких обязательств не требовала, то нужно быть полным придурком, чтобы хотя бы раз её не потискать. Наивным в плане секса Саша тоже не выглядел, чтобы увериться, что вот такая вот мышка — идеал для романтики, да и Глеб не раз успел проклясть тот день, когда сказал, что тот не в его вкусе — теперь каждый раз при встрече поганец выразительно облизывался, посылал украдкой воздушные поцелуйчики и вообще всячески его провоцировал. И всё же геем Саша не был. Глеб видел, как гадливо скривился парень, когда к нему попытался подкатить один школьный «голубь». Хм… ещё одного парня Глеб попросил уже самолично встретить щурёныша после школы. А потом угрюмо оплачивал ему гипс на средний палец, который Эльф вывернул «поклоннику». Откуда только силы в таком щуплом теле?! Глеб даже как-то сам попытался скрутить пацана, но тот увильнул от драки, как вода сквозь пальцы прошла — Саша старался не заедаться; очень странно для парня, который попытался прирезать однокурсника. Видимо, показывал он зубки только когда его загоняли в угол. Но вот как раз загнать его в угол оказалось нелегко. Его и из себя-то вывести оказалось жутко сложно — на каждую колкость парень отвечал подобной гадостью. Стоило Глебу вымазать клеем Сашин стул (да, по-детски, но тогда ничего умного ему в голову не взбрело), как в столовой ему достался чай с солью вместо сахара. Да он тогда чуть не подавился! А мимо проплыл этот остроухий, и Глеб мог поклясться, что губы его скривила довольная ухмылка. В следующий раз Глеб на соревнованиях по баскетболу между десятыми и одиннадцатыми классами «случайно» влепил мячом Саше в живот (тоже не слишком остроумно; особенно дураком он себя почувствовал, когда «жертва» картинно завалилась в полуобморок и потребовала, чтобы «этот бугай» оттащил его в медкабинет. А по дороге тяпнул за плечо!). Плечо, кстати, уже неделю зудело и радовало глаз цветастым синяком… Не сказать, чтоб он не хотел открутить кое-чью всклокоченную башку, но рядом вечно крутился Макс, который почему-то взъелся на родного брата и был свято уверен, что Глебу просто нравится травить парня. Да, Глебу нравилось, но не потому, что так хотелось Максиму, а ещё Глеб понимал, как это может выглядеть со стороны, поэтому предпочитал молча наблюдать. Счёт к поганцу рос, Глеб мрачно лелеял планы мести, а потом наступило одно чудесное утро, когда его отправили в учительскую за журналом. И там же он обнаружил мрачного как грозовая туча Сашу, которого отчитывала математичка. — Я знаю, что ты можешь лучше, — нудно, в своей манере, бубнила она. — Я же вижу, что у тебя есть способности. Только желания не хватает. Саша стеклянным взглядом вперился в окно за спиной учительницы, поджав губы. Такой взгляд у него становился каждый раз, когда ему было что-то неприятно, а уйти не было возможности. Как в подсобке. Как на общешкольной линейке на день Учителя, когда директриса выволокла его и Максима перед всей школой и долго растекалась в благодарностях их отцу, в очередной раз что-то пожертвовавшему школе. Максим пах и цвёл, а вот Саша стоял именно так — спина прямая, взгляд стеклянный и приклеенная неестественная улыбка на губах. — Простите, я постараюсь, — механически буркнул Саша и попытался улизнуть из кабинета. Глеб выбросил вперёд руку и, не слишком соображая, что делает, цапнул его за рукав, тут же улыбнувшись учительнице. Эльфёныш ощерился, не решаясь броситься на него при свидетельнице. Хе-хе, вот и тебе зубки пообломать можно… — Глеб? — математичка приподняла брови домиком. Глеб ей нравился, как и прочим учителям. Спокойный талантливый парень из неполной семьи, ответственный, обязательный, не курящий и вообще во всех смыслах положительный — Глеб очень постарался создать себе хорошую репутацию. Хотя бы ради таких моментов. — Живо меня отпустил, — прошипел Эльф, и Глеб не отказал себе в удовольствии сжать до хруста в костях его запястье. Теперь парень шипел не от злости, а от боли. Глеб улыбнулся ещё солнечнее. — Я могу помочь. — Прости? — не поняла учительница. — Говорю, я могу позаниматься с Сашей. — Да сейчас! — вякнул обсуждаемый, за что ему ещё раз сжали руку. Пацан скорчился, дёрнулся, но под недоумевающим взглядом математички поник и сдался. — Нет, сейчас не выйдет, — сдерживаясь, чтобы не подхихикнуть от злорадства, протянул Глеб. — Но я вполне могу преподать тебе урок-другой дома. Ну как? Глянул в покрасневшее от злости лицо попавшейся в ловушку мышки и едва сдержался, чтобы не облизнуться, точно кот, предвкушающий сытый ужин из мышатинки. И вдруг Саша отмер, скопировал его собственную сытую ухмылку. — Согласен. И со всей дури наступил на ногу, старательно вдавив пяткой когда-то оплёванный им же туфель. И уже выбегая из учительской, паразит задорно сверкнул глазами в сторону согнувшегося в три погибели Глеба и счастливо оскалился. Интересно, кто же угодил в мышеловку?..