Взломщик

      По возвращении в их квартиру на Бейкер-Стрит, Шерлок закрылся у себя в комнате до конца вечера, не говоря Джону ни слова. Он медленно разделся, повесив пиджак на вешалку, откуда взял его пару часов назад. Затем встал напротив большого зеркала во весь рост, висящего на стене, и начал расстегивать пуговицы на рубашке. Шерлок позволил ей упасть к его ногам. Он никогда не обращал особого внимания на свою внешность: каждый день из зеркала на него смотрело то же лицо, что и всегда. Он нисколько не был заинтересован во внимании, что привлекала его внешность. Нет, Шерлока Холмса не интересовало ничье мнение по поводу того, как он выглядит. До того, как в его квартире поселился Джон Ватсон.       Думая о своем сожителе, Шерлок слышал, как тот ходит по комнате прямо над ним. "Сейчас он, должно быть, раздевается", - подумал Шерлок, и от одной только мысли об этом всё в паху напряглось. Он неровно выдохнул, делая пару шагов вперед и снимая идеально отполированную обувь, а затем отодвигая ее в сторону босой ногой. Снял штаны, позволив им упасть на пол. Оставшись в легких серых трусах, он мог видеть эрекцию, до которой довел себя в ресторане Анджело менее получаса назад.       Чуть-чуть приспустив резинку, он освободил свой член от давления ткани трусов, позволяя резинке от нижнего белья поддерживать снизу яйца. Он уставился на свое отражение в зеркале, двигая рукой вверх и вниз. Как и сам Шерлок, его член был длинным. Он подходил ему; его пенис был единственной частью тела, которой Холмс не стеснялся.       Прилагая чуть больше усилий, чем обычно, он медленно провел рукой по всей длине члена, позволяя большому пальцу руки чертить круги вокруг головки. Ему очень хотелось кончить. Он был почти на грани, покидая туалет в ресторане; каждый шаг был пыткой, пальто терлось о его член, отчего по спине бежали мурашки до тех пор, пока Джон и Шерлок не пришли домой.       Холмс поводил пальцем по устью уретры, распределяя выделившуюся смазку по нежной коже, продолжая ласкать свой член. Детектив перевел взгляд на зеркало и почти не узнал себя, словно из зеркала на него смотрел совсем другой человек. Он никогда раньше не смотрел на то, как мастурбирует, и запоминал каждое выражение лица. Нормальный цвет его кожи был разбавлен красными пятнами на груди и шее; также его яйца приобрели красноватый оттенок из-за давления резинки. Его губы слегка приоткрылись, дыхание стало сбивчивым, он почти задыхался с каждым новым вздохом, хотя набирал полные легкие воздуха. Он был на грани оргазма; на его лбу появлялись капли пота, придавая коже блеск. Холмс оперся левой рукой на зеркало и уткнулся носом в локтевой сгиб, продолжая двигать рукой на своем члене. С последним сжатием чувствительной головки Шерлок кончил, содрогнувшись. Струя за струей ударяла в зеркало и стекала вниз, оставляя мокрые дорожки, прежде чем стечь на пол к ногам детектива.       Холмс осел на пол напротив запачканного зеркала; казалось, прошло несколько часов перед тем, как он успокоился. Прежде чем спрятать свой обмякший член в трусы, он слегка сдавил его, выпуская последние капли семени наружу. Перейдя в другой угол комнаты, Шерлок взял бумажные салфетки со своего прикроватного столика и вытер следы своего только что полученного удовольствия с зеркала. Выкинув теперь уже грязные салфетки в мусор, он подошел к кровати и разгладил дорогие простыни. Мужчина уставился в потолок и начал вспоминать письмо "Джона", которое он сам послал. Улыбка заиграла на губах Шерлока, когда он вспомнил свой первый е-мейл, посланный от лица Джона самому себе, и то, что побудило его на это. Семь месяцев назад Ирен Адлер вошла в их с Ватсоном жизнь, и в то время как Шерлок ничего к ней не чувствовал кроме уважения, она проявляла нескрываемый интерес к детективу. Он помнит, как развалился на ее полу, когда острая боль пронзила его тело, жар бежал по венам словно жидкий огонь, и виной тому - кокаин самого наилучшего качества, который он только смог найти. Сама женщина ничего не сделала для Шерлока, скорее она познакомила его с этим чувством абсолютной свободы, которое было так чудесно. - Я возьму тебя дважды прямо здесь, на этом столе, пока ты не начнешь молить о пощаде.       Шерлок все еще мог вспомнить выражение лица Джона: шок, смешанный с яростью и, возможно, даже с ревностью, которая буквально на секунду промелькнула, прежде чем Холмс смог действительно понять, что написано на его лице.       Эта женщина действительно давала Шерлоку пищу для размышлений, и ему ничего не оставалось, как залезть в Интернет и найти новые способы удовлетворения ее желаний. Пока он читал про порку и стоп-слова, игры власти и послушания, всё, о чем он мог думать, был мужчина, сидящий в соседней комнате. Он мог легко представить, как попадает под полный контроль одного человека, которому доверяет свое тело и разум. Для человека вроде Шерлока, который постоянно думал, идея подчинения и ненадобности думать была раем. Его мозг работал 24 часа в сутки, и было бы чудесно, если бы кто-то смог отключить его хоть ненадолго. Позже этим же днем Шерлок впервые взломал почту Джона и послал себе первое письмо.       Холмсу всегда было легче написать то, что он чувствует или думает; выражение его чувств словами казалось глупостью. Его особый подход к людям оставлял их с плохими впечатлениями о нем, потому что часто понимали его не так, как надо, так как голосу Холмса определенно не хватало выразительности. А на письме он мог посидеть и подумать, использовать свой большой словарный запас, и написать то, что осмелился бы сказать вслух. Так ему было удобней, и за последние пару месяцев такая манера общения стала его повседневной привычкой.       Наверху стало тихо, и Шерлок перевел взгляд на место на потолке - туда, где должна была стоять кровать Джона, - и прислушался к звукам, которые бы говорили о том, что его сожитель все еще не спит. Ничего не было, и Шерлок надеялся, что так всё и будет до конца вечера. Ночные "терроры" Джона начинались примерно через час после того, как он засыпал. Холмс перевел взгляд на часы, висящие на стене напротив его кровати, и засек время: через час он узнает, можно ли идти проводить свои очередные эксперименты, или он должен играть на скрипке спокойные мелодии, чтобы успокоить Ватсона.       Он положил голову на спинку кровати и стал ждать.