***
Вообще-то Дженсен уважает права человека. Правда. В конце концов, он же рисковал своей жизнью ради этих самых прав. Но вот это? Это даже никакая не извращенческая фантазия – просто ему на самом деле хочется связать Падалеки и «утихомирить» этого огромного нытика (слово «изолировать» показалось доктору совсем уж каким-то неподходящим в данной ситуации; сколько раз начальство говорило Дженсену, что его научная профподготовка заставит позабыть все официальные термины). 193 сантиметра чистых мышц, семенных канатиков и взлохмаченных волос корчились на его стуле, подавая странные животные звуки бедствия каждый раз, как Дженсен делал что-то, точнее пытался делать. И это ведь был только простой опрос без использования бормашины. Вот так и канула в лету тайная сексуальная фантазия Дженсена. К концу опроса Падалеки покрылся потом с головы до пят, костяшки на руках побелели, и уже на протяжении долгого времени он только и делал, что жалостно скулил. Переведя поток букв и цифр в диагноз, Дженсен озвучил его, не обращая внимания на пациента и не пытаясь поддержать того понимающим взглядом: – 5 кариозных зубов, два из которых с многочисленными повреждениями. Удивительно, но обошлось без пародонтита и зубного камня. Миша, сделай снимок. В итоге у Джареда обнаружилось семь гнилых зубов и было показано эндодонтическое лечение двух зубов. В переводе на доллары – предположительно шесть пломб и три коронки, плюс импланты. С одной стороны, это очень даже хорошие деньги. Но с другой – это приблизительно еще семь встреч с осиновым листом-переростком, а может быть, и больше. Прямо здесь и сейчас доктор Дженсен Эклз наконец-то признался себе в том, что возвращение домой и помощь в стоматологическом кабинете своего отца, после того как тот слег от сердечного приступа, – было самым худшим решением в его жизни. Слишком это сложно – быть хорошим и послушным сыном.***
На следующий прием Джаред решил не показываться: подумаешь, он, бедненький, проснулся с раздутой щекой размером с апельсин и с такой болью, что попытался самостоятельно «подлечить» зубы парой ржавых плоскогубцев. И даже на второй прием он решил не приходить – не особо хотел тратить ни время Дженсена, ни свои деньги. Бормоча что-то невнятное об издержках с зарплаты и гребаных нытиках, стоматолог взял телефонную трубку, чтобы лично вызвонить этого трусливого сачкующего пациента, уговаривая вести себя вежливо, в то время как так хотелось надрать Падалеки задницу, как какому-нибудь сопливому новобранцу, который при виде врага наделал в штаны. Где-то на кухне ресторана, не так далеко от стоматологического кабинета Эклза, раздалась песня Lady Gaga «Edge of Glory». Бросив взгляд на дисплей телефона, из рук Джареда, вымазанных в смеси муки и ванильного сахара, выскользнула миска. Он с ужасом уставился на номер стоматологического кабинета на голубом дисплее телефона, чувствуя, как напряглись мышцы и пересохло во рту. А телефон все продолжал разрываться от звонка. И буквально каждый зуб во рту Джареда начал разрываться от боли, его лицо исказилось от спазмов. Он. Просто. Не может. Пошевелиться. Музыка перестала звучать как раз за минуту до того, как Джаред смог восстановить контроль над своим обездвиженным телом, но все еще слабым эхом отдавалась в его разрывающейся от боли голове. Джаред вздохнул. Отлично. Теперь ему нужен новый рингтон.***
Неделю спустя, в дождливый вторник, звук свистящих бомб заставил Дженсена подняться с постели намного раньше обычного. На улице было все еще темно, и только горстка уставших пешеходов, укутанных в шарфы по самый нос, спешили вниз по улице. Дженсену холодно, его раненная нога реагировала жгучей болью на внезапную перемену погоды. Он не выпил кофе и, благодаря такому позитивному началу дня, готов был убивать. Не в прямом смысле, естественно: в конце концов, он же доктор. Но, как только заметил человека, стоящего перед ординаторской, подумал, что готов с радостью пересмотреть эту точку зрения. Падалеки обнимал себя руками, плечи его были опущены, и, несмотря на свой рост, выглядел он маленьким и хрупким, словно брошенная собака, которая вдруг осознала, что хозяин за ней не вернется. – Эй, доктор Эклз, – пристыжено поздоровался Джаред, сверкая огромным отеком на правой щеке. – Вы пропустили прием, – ответил, открывая дверь и не глядя на парня Дженсен. – Дважды. – Я знаю. И мне очень жаль. – Вы могли хотя бы позвонить, – сказал Дженсен, и, черт, почему его голос прозвучал как у надутых домохозяек из 50-х годов с подгоревшим жаркое в духовке? Пытаясь прозвучать немного угрожающе, он добавил: – Знаете, я мог бы взять с вас плату. – Ммм, да, наверное. Мне очень нужна ваша помощь, потому что зубная боль отдается уже в ногах, голова готова, нахрен, лопнуть, а моя челюсть – такое ощущение, будто иголки, миллиард крошечных острых иголок, как наконечники копий, пропитанных ядом, о которых рассказывали в передаче на канале «Дискавери»… «Если ты сейчас же не заткнешься, то я тебе покажу, как выглядят иглы», – подумал Дженсен, решительно направляясь в кабинет, наполненный огромным количеством заостренных проникающих предметов, молясь, чтобы человек, следующий за ним, перестал причитать, – его желание убивать росло с каждой секундой. – …или как кассетная бомба, взрывающаяся во рту снова и снова, и сно… – Заткнитесь! – закричал Дженсен, оборачиваясь так быстро, как было возможно, и тыча пальцем в грудь этого огромного ребенка, которая… была очень тверда, о чем Дженсена с энтузиазмом информировал его нижний мозг. Но не настолько тверда, чтобы он смог сдержать свою злость. Шок на лице пациента произвел нужное впечатление и заставил Дженсена разорвать контакт, с вызовом бормоча «Извините». Это неловко. До такой степени неловко, что Дженсену захотелось забиться в угол медицинской палатки, чтобы фоном звучал постоянно заикающийся двигатель, чтобы под ногами чувствовался мягкий песок. Оба мужчины уставились в пол, словно выискивая камень или что-нибудь, что можно бы было пнуть, когда Джаред все-таки прошептал: «Пожалуйста», и камень, перегоняющий кровь по телу Дженсена начал подавать признаки жизни. – Хорошо, – прорычал он. – Но нам надо подождать, пока придут медсестры. – Можете ли вы позвонить кому-нибудь и попросить прийти пораньше? Это чрезвычайная ситуация, правда, – проскулил Джаред. – А я-то думал, что решать чрезвычайная это ситуация или нет надо доктору, то есть мне, – пробормотал Дженсен и махнул рукой в сторону кресла, чтобы, пока он переодевается, Падалеки устраивался. Надев перчатки, Дженсен сел на стул и выжидательно посмотрел на своего пациента – Джаред смотрел на него. Во все глаза. – Вы должны открыть рот, – начал медленно объяснять Дженсен. Джаред кивнул. Его напряженный лоб покрылся испариной. А рот так и остался закрытым. Показывая, как сделать это, Дженсен открыл свой рот, говоря «как я», а потом еще раз. Джаред уставился на маску в том месте, где должен был быть рот стоматолога, и Дженсен прочистил горло. Точно. Итак, его пациент находится в шоковом состоянии. Отлично. Дженсен может работать и так. В конце концов, ему приходилось вытаскивать огромное количество инородных тел (ну, не целых, а осколков) из лиц раненых пациентов, перед тем как делать челюстно-лицевую операцию. Но, опять же, ни один из тех солдат не выглядел так шокированно, как этот парень. Вполголоса бормоча проклятья, Дженсен решил плюнуть на все: это же, мать вашу, безопасный стоматологический кабинет, а не поле боя, черт возьми, и приложил указательный палец на нижнюю губу Джареда, осторожно, но с нажимом оттягивая вниз. Испугавшись, Джаред сглотнул и, вместо того чтобы открыть свой рот, засосал облаченный в латекс палец вовнутрь. Дженсен уставился на эти красивые розовые губы, обхватившие его палец, размышляя, как же ему хочется больше, пока внезапно не осознал, что Джаред все еще в шоке и что с недоумением смотрит на его раскрасневшееся лицо. Вскочив со стула, Дженсен вытащил палец изо рта Джареда и выбежал из кабинета. Падалеки прав, подумал он. Это, блядь, чрезвычайная ситуация. Миша приехал меньше чем за пятнадцать минут после звонка Дженсена, чем заслужил уважение доктора. Он был раздражающе радостным, хотя восторженная улыбка была своего рода его природным оружием. На этот раз у Дженсена не возникло абсолютно никакого желания стереть эту улыбку с лица своего ассистента. Дженсен остановил Мишу до того, как тот успел пройти в кабинет, пытаясь подобрать подходящие слова. Миша обнадеживающе улыбнулся. – Я… это… – начал Дженсен. – Он… Помнишь его, да? My Little Pony в теле Невероятного Халка? Он там один на протяжении пятнадцати минут, – продолжил стоматолог, делая вид, что смотрит на часы. – Выглядит немного ошарашенно, и я тут подумал, что нет никакой причины пугать его еще больше, так? Может, взглянешь на него, перед тем как перейдем непосредственно к процедурам, чтобы быть уверенным, что он… гхм… не расплачется или не сиганет из окна, или не поддастся панической атаке… А он может. Миша приподнял бровь, заставляя Дженсена в ожидании отказа задержать дыхание. Но Коллинз взял себя в руки быстрее, чем Дженсен успел моргнуть, и кивнул, улыбаясь. – Мне тоже нравятся My Little Pony, – сказал он со слащавой, неоднозначной усмешкой и развернулся на каблуках. Дженсену понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что сейчас произошло, и наконец ответить: – У меня есть племянники! Но дверь за медбратом уже успела захлопнуться.