***
— Ты действительно не знаешь, когда следует остановиться, да? — спросил Дженсен, когда наконец-то открыл дверь после минутной трели звонка. Прошел только час, но в этот раз он, по крайней мере, успел переодеться в приличную одежду. К тому же Джаред, похоже, где-то потерял цветы. Падалеки вроде как на секунду задумался над вопросом, и ответил: — Нет, думаю, что нет. Дженсен закатил глаза и кивнул. — Но ты же мой стоматолог, и я буду весь в твоей власти на следующей неделе, так что... — он вручил Дженсену дорого выглядящую деревянную коробку, и в этот раз Дженсен принял подарок. — Это один из лучших виски, который можно достать, Single Malt Scotch, двадцатилетней выдержки, производства Самароли и ... — Ты думаешь, что сможешь подкупить меня, чтобы в следующий раз я нарочно не сделал тебе больно? — ошеломленно спросил Дженсен. — Ты что, серьезно? Джаред пожал плечами и неуверенно улыбнулся. Закипая, Дженсен выдавил из себя скупую улыбку. — Знаешь, в следующий раз я, возможно, не буду скупиться на анестезию. Ну, если я не отказался от виски, значит, мы договорились, — и с этими словами, наслаждаясь несчастным выражением лица Джареда, Дженсен закрыл дверь, ну, на сколько это было возможно с вклинившейся между дверью и проемом ногой Джареда. — И, вообще, я милый парень! — выкрикнул Джаред. — Да, хорошо. Но я-то нет, — ответил Дженсен и пнул Джареда в ногу. Нога не сдвинулась ни на миллиметр. — Я действительно не имею понятия, почему ты меня так сильно ненавидишь. — Я не ненавижу тебя. Я тебя даже не знаю толком, чтобы ненавидеть. Ты меня просто.... раздражаешь. Дженсен всем своим весом навалился на дверь, зажимая ногу Джареда. — Ай! — закричал Джаред. — Чувак, это же больно. — Я сейчас не на работе, и не обязан нянчиться с тобой, великовозрастной дитятей. Теперь проваливай! — Нет! — Проваливай! — Это просто смехотворно, — усмехнулся Джаред, но все же отступил, и дверь с грохотом захлопнулась. Дженсен прислонился спиной к двери и вздохнул. Прекрасно, итак, он чертовски хорошо знает, почему ему так сильно "не нравится" Джаред, но вряд ли он может что-нибудь с этим поделать. Это не тянуло на оправдание за непрофессиональное отношение, и Дженсен сглотнул, перевел дыхание и направился в коридор. — Падалеки, — позвал он, и парень обернулся — смесь гнева и смирения была написана на его лице. — Мир? — спросил Дженсен, все еще босиком и с коробкой в руках. Джаред с сомнением взглянул на него, усмехнулся, и ямочки появились на его щеках: — Только если мы закрепим его выпивкой. В противном случае ты никогда не узнаешь, какой я замечательный человек, и как важно, чтобы я был счастливым и не страдал от болей. Ощущая мгновенно потяжелевшую бутылку виски в своей руке, Дженсен хотел возразить, потому что он был абсолютно уверен в том, что не пригласит в свою квартиру этого высокого, смуглого и красивого парня (а не жалкого нытика!), чтобы пропустить по стаканчику. С другой стороны, разве одна стопка может повредить? — Дальше по дороге есть спорт-бар, встретимся там в десять? — предложил Дженсен, до того, как Джаред успел озвучить свои предложения. — Класс, и не забудь прихватить штаны с мышатами. Не так много человек могут не стесняясь носить их, — подмигнул Джаред и развернулся, оставляя Дженсена с пылающим лицом. Блядь.***
Поход в бар с этим Падалеки (Джеем) был в списке трех самых глупых вещей, которые Дженсен когда-либо делал, и соперничал только с богом забытом инцидентом в оружейной палатке и замещением отца в стоматологической ординации. Все это было похоже на плотную череду неудач, случившимся с ним в последние несколько месяцев. Одна неудача повлекла за собой другую, каждая из которых словно специально произошла с целью сделать Дженсена еще более несчастным, если это вообще было возможно. Случилось так, что, помимо того, что Джаред был слабаком и выглядел как греческая статуя, он оказался еще и порядочным парнем. Немного недалеким, может быть, но веселым и добродушным. Его политические взгляды были нелепыми, конечно, типично не-поднимая-свою-ленивую-задницу-с-дивана-либеральными, и не было ни одного мнения, которым он делился с Дженсеном, и за которое он бы с упрямством не отстаивал под постоянно увеличивающийся ряд пустых пивных бутылок. Но почему-то Джаред смог оправдать свой заумный взгляд на жизнь таким образом, что Дженсену нехотя пришлось его зауважать (но никак не принять). И, конечно же, в слух он в этом не признался. Позднее, когда до подъема на работу оставалось меньше четырех часов, Дженсена настигло самое худшее похмелье со времен его недельной пьянки после демобилизации, и он снова начал ненавидеть Падалеки, потому что тот ему вроде как понравился. Что было полным отстоем. Вот он попал. Переодеваясь в свою докторскую форму, даже сам Дженсен посочувствовал пациенту, который его уже ждал.