***
Следующим вечером Дженсен стоял перед входной дверью в квартиру Джареда с наполовину подготовленными извинения в голове и лицемерными обвинениями на языке. Опасаясь, что он опять ляпнет какую-нибудь глупость, Дженсен пнул банку из-под колы, которую нервно пинал на улице, и развернулся, поспешив убраться как можно быстрее, пока Джаред на него случайно не наткнулся. Он не заметил, как Джаред появился из-за угла и запнулся, когда увидел Дженсена, спешащего прочь от его подъезда.Глава 3. Часть 5.
17 июня 2015 г. в 20:33
Единственным, что следующим утром удержало Дженсена от сильной истерики, было то, что у него появились серьёзные проблемы, которые он должен был решить. Дженсен вытащил свои конечности из-под Джареда и прошёл в ванную комнату, где, закрыв за собой дверь, принялся отчищать высохшую сперму со своего живота, груди, бёдер, задницы… в общем — отовсюду. И, конечно же, принялся тщательно начищать свои зубы. Он знал — во всём виновато его неожиданно бурно разыгравшееся воображение, которое рисовало армию — крошечных, похожих на Джареда, вирусов — копошащуюся в его рту и выедающую зубную эмаль до самого нерва.
Кроме того, у него болела задница. Изнутри.
Дженсен простонал, вспоминая о том, как однажды один из переводчиков за бутылкой Джека Дэниелса рассказал ему и его сослуживцам о том, что гомосексуализм был не только табу — за него можно было получить в Афганистане до пятнадцати лет лишения свободы — огромный шаг вперёд, по сравнению со смертной казнью в тех местах, сказал парень, где всё ещё хозяйствовали талибы. Дженсену пришлось заставить себя не вздрогнуть, когда переводчик выплюнул фразу «смертная казнь», будто кусок испорченного мяса со своего языка.
Позже, выпивший и поощряемый группой мужчин молодой афганец добавил, что, конечно же, проблема была не в тех, кто трахал, — они, несмотря ни на что, были настоящими мужчинами, — а в тех, кто позволял себя трахать. «Ещё хуже, чем женщина», — сказал он с отвращением, и один из солдат прогоготал: «ага, уродливый как кусок дерьма». Пьяная толпа вокруг костра весело рассмеялась.
Дело было в том, что даже несмотря на то, что Дженсен знал, насколько это было глупо, думал он точно так же где-то глубоко внутри себя. Если бы он говорил о том, что значит для него быть геем, он бы никогда не произнёс этого вслух. Но единственным оправданием, которое было у Дженсена, заключалось в том, что он был парнем, который трахал, но не которого трахали. И если трах, а не дрочка в спешке или трах не раздеваясь, имел место, то после того как оба партнера кончили, они сразу же разбегались в разные стороны.
Слишком запутавшийся в собственных мыслях, чтобы увидеть, как Джаред вошёл в ванную комнату, Дженсен вздрогнул, когда Падалеки обнял его со спины и прижался тёплой грудью к спине Дженсена, прошептав сонное «утро» на его ухо.
Дженсен понял три вещи: во-первых, он никогда не был полностью голым рядом с человеком, с которым у него был секс; во-вторых, он никогда не спал рядом с человеком, с которым у него был секс. И последнее, но не менее важное — ему это нравилось: тепло и уют длинных ног и рук Джареда, обнимавших его; близость беззащитной плоти; ощущение прикосновения носа Джареда за своим ухом перед сном; «ещё одну минутку» до того как Дженсен попросил Падалеки уйти…
И потом снова — сложность сделать выбор, за что в первую очередь стоит волноваться. И это даже не учитывая состояние его задницы или того факта, что он мог чувствовать стояк Джареда, прижимавшегося к его ягодицам. Снова.
Сплевывая зубную пасту, громко ругаясь, а затем с остервенением полоща горло, Дженсен попытался отпихнуть от себя Джареда. Падалеки просто закатил глаза, пробормотал «точно», но не сдвинулся с места.
— Ты собираешься возвращаться в постель или собираешься выставить меня без завтрака? — спросил он и с силой укусил Дженсена за шею с правой стороны. По телу Эклза прошла дрожь, он невольно застонал и почувствовал, как его член дёрнулся с интересом.
— Так и подумал, — самодовольно усмехнулся Джаред, ловя взгляд Дженсена в зеркале, и вернулся обратно в постель — шелест простыней был слышен даже через полуоткрытую дверь.
Самоуверенный ублюдок.
Чувствуя, как внутри него начал клокотать гнев, Дженсен бросил свою зубную щётку в раковину, влетел в спальню, схватил свои вещи и направился ко входной двери, натягивая на себя каждые несколько шагов что-то из вещей. Джаред последовал за ним примерно через секунду. Он что-то говорил, но Дженсен его не слушал, фраза «что, блядь, ты натворил вчера вечером» заела в его голове, заглушая голос Джареда.
Когда Дженсен практически вышел из квартиры — его ладонь уже сжимала дверную ручку, Джаред схватил его за предплечье и произнёс его имя вслух. Это прозвучало для Дженсена словно насмешка, унижение. Будто его имя потеряло последние капли достоинства после того, чему он позволил случиться прошлой ночью. Прозвучало как оскорбление.
Он повернулся вокруг себя, выдернул свою руку и с криком «отвали от меня, грёбаный пидор!» оттолкнул Джареда, схватил ключи и выбежал из своей собственной квартиры.