Мой друг рисует горы

      На следующее утро мне пришлось встать очень рано, чтобы перевезти все свои вещи к себе и вовремя успеть на работу. На входе в полицейский участок меня встретила Лиза. - Давненько я вас не видела, Рори, - она подошла и по-дружески сжала меня в объятиях. Как всегда она выглядела обворожительно, и от нее пахло безумно дорогим парфюмом. - Недельный отпуск, - смутился я, - вы как поживаете, Элизабет? Справлялись без меня? - Без вас было туго, - подмигнула она и улыбнулась, - работы нет, скукота жуткая. - Что ж, будем менять ситуацию, - улыбнулся я в ответ.       Мы вместе дошли до кабинета. Всю дорогу, а она лежала через лестницу на четвертый этаж, потому что лифт был сломан, Лиза рассказывала, как все без меня плохо. Естественно это льстило моей персоне, и я все больше смущался, на что Элизабет тихонько посмеивалась. В кабинете ей нужно было переодеться в служебную форму, потому что личную она постирала. Заигрывающим тоном она попросила меня отвернуться, но что-то мне подсказывало обратное. Все же, вопреки своим похотливым желаниям мне пришлось сделать то, что просила женщина моей мечты.       Рабочий день прошел на удивление быстро, и к шести часам вечера я уже был у себя дома. Как же я скучал по своему мягкому кожаному дивану и большим пуховым подушкам. Не успел я взвалить тело на «ложе», как услышал звонок в дверь. Пришлось снова вставать и идти ко входу. На пороге я увидел вымокшего несчастного Терстона. - Макс! Что вы здесь делаете? – обомлел я, - заходите! – мой друг вошел ко мне и плюхнулся на стул, стоящий возле комода с одеждой. - Решил проведать вас, - улыбнулся он, - как ваш первый рабочий день? - Фактически никак, - начал я, поверив, что моему другу и впрямь интересно, - девять рабочих часов сидели с Элизабет в кабинете и… - Как интересно, - невежливо перебил меня Терстон, - а у меня спички кончились. У вас не будет лишнего коробка? - Вы ко мне за спичками пришли? – воскликнул я. - В общем-то, да. Не из личного же интереса я про работу у вас спросил, - снова улыбнулся Макс. На кухню я пошел с мыслью о том, какой мой друг невыносимо грубый чурбан. Забрав у меня предпоследний коробок, он живо собрался с духом и выбежал. Только Терстон вышел за дверь, как на улице хлынул ливень. В душе я был несказанно этому рад, ибо Максу окупилась его несносность.       До подготовки ко сну осталось чуть больше четырех часов, которые я решил потратить на себя с пользой – я решил почитать книгу. Чтение меня отвлекло лишь на час, больше я не вынес. Мысль попить чай немного скрасила вечер и приободрила меня, но чай тоже долго никто бы пить не стал, поэтому я решил принять ванну. Пролежав в ванной с четверть часа, я не заметил, как уснул. Проснулся я только во втором часу ночи от холода – вода давно остыла. Приняв душ и переодевшись в спальный костюм, я отправился в постель. Вставать рано – работа. Одна только хорошая мысль меня утешала – я снова увижу Элизабет, которая весь день будет мне улыбаться, льстить, подмигивать и шутить со мной над ни о чем не подозревающем начальством.       Так прошел месяц. Я не видел Макса, он не очень сильно по мне скучал, и еще я никак не мог простить ему тот коробок спичек. На работе меня повысили до младшего сержанта полиции – теперь мы с Элизабет видимся вдвое реже, но, не смотря на это, наши отношения перешли на новый уровень. Честно говоря, порой я тосковал по своему другу, особенно по времени, проведенному с ним в его коморке. Поэтому я решил навестить его.       Сразу после работы, бросив все дела и отменив встречу с Элизой, я направился к дому Терстона. Поначалу я думал, что его нет, но спустя пятнадцать минут, мой друг открыл дверь. - Вы кто? – Боже мой, таким «убитым» я его еще никогда не видел. Пустой взгляд, сморщенное лицо, скрюченная спина, халат, рваные тапки – все это говорило о том, что у Макса депрессия. - Вы меня не помните? Хэйвуд. Рори Хэйвуд, - ответил я. - Ну, что ж, проходите, Рори Хэйвуд, - я прошел внутрь. Такое ощущение, что этот малый не убирался в квартире все то время, что мы не виделись. На диване лежало постельное белье, которым он пользовался, когда еще я жил у него, на кресле лежали грязная рубаха и брюки, на ковре хаотично валялись носки, а шляпа, висевшая на вешалке, было настолько испачкана, что я не сразу понял, какого она изначально была цвета. - Терстон, вы ужасно себя запустили. Когда вы убирали свой хлам последний раз? – решился спросить я. - Не могу ответить точно, - буркнул он. - Разве в математике не важна именно точность? – усмехнулся я. - Не говорите мне о математике! – крикнул мой друг и зарылся в одеяло, - больше никогда не говорите о ней в этом доме. Ничего не хочу слышать! - Но это же было смыслом вашей жизни. - Было. - Вы не получили ученую степень? - Я – профессор. Но я потерял самое дорогое, что связывало меня с математикой, - я не понял, о чем идет речь. - Что это? – но в ответ мне никто ничего не прошипел, не проворчал и даже не пикнул. Из жалости к своему другу я решил навести небольшой порядок. В самый разгар уборки я услышал: «Рори, дайте бутылку виски со стеллажа. Второй ящик снизу». В этой частичке Вселенной приказы Макса выполняются быстро и беспрекословно. - Теперь здесь можно жить, - громко и бодро произнес я, спустя два часа физического труда. - Благодарю, - послушалось из недр дивана.       Впервые за свою жизнь я решился присесть в запретное кресло. Только ближе к утру Терстон меня разбудил толчками в плечо и словами о том, что я опоздаю на работу. Своей новой должностью я гордился и безмерно дорожил, поэтому не мог поступить халатно и опоздать.       Вечером у нас с Элизабет было запланировано свидание, на котором я хотел рассказать ей о Максе. Мы решили пойти в ресторан на Грин-Дэй-сквер: тихое и уютное местечко, подходящее для переваривания информации о моем друге. Столик был заказан на шесть тридцать вечера, потому что до шести нас задержала работа. - Что ты хотел мне сказать, Рори? – улыбнулась Лиза. - Я хотел… - Будете что-нибудь заказывать? – перебил меня официант, - как вам нравится наш ресторан? - Безумно нравится! – повысил я голос, - и мы уже заказали! - Спасибо, все прекрасно, - остановила меня Элизабет. Официант поклонился и мигом удалился. – Не волнуйтесь, мистер Хэйвуд. - Я хотел тебе рассказать о своем друге. - Слушаю.       Мой рассказ длился около двух часов. За всю свою речь я выпил четыре стакана воды, потому что вещал с невероятной скоростью, дабы не упустить что-нибудь важное. Я поведал обо всех причудах Макса, о том, что я у него жил, о том, что теперь он профессор в депрессии и о том, что он полон загадок. В конце истории Элиза засмеялась. - Я безумно рада, что у тебя есть такой друг как Макс.       Рано или поздно свидание должно было подойти к концу. Я проводил свою возлюбленную до ее дома и направился к себе. По пути мне посчастливилось встретить Терстона. - Добрый вечер, Макс, - я подбежал к нему и пожал руку, он же лишь холодно взглянул на меня, - откуда вы в столь поздний час? - С кладбища.       Мое любопытство восстало из пепла как феникс. Зачем мой друг ночью посетил с визитом кладбище? Почему при встрече он держал руки в карманах? И почему он говорил так тихо? Для получения ответов я проследовал с Максом к нему домой. По началу этот самолюбивый наглец отказывался меня замечать, но, когда он случайно сел мне на колени, я не смог не обратить на себя его драгоценное внимание. - Ради Бога, извините, милый друг, - опомнился Терстон, - я вас не заметил. Какими судьбами? Время для сна уже. - Между прочим, я здесь уже с полчаса сижу, - отозвался я, - мы с вами вместе шли от Дьюс - роуд. - Так долго? - Да. - Странно, - проговорил Макс, - и все же, зачем вы здесь? - Хотел спросить, что вы делали на кладбище. - Ах, это… - последовала длинная пауза. Эти несколько секунд показались мне вечностью, - я навещал своего старого друга. - Терстон, ваши загадки пугают меня больше, чем тайны в детективных романах, - я соскочил с дивана, - кого вы могли там навещать? - Может быть, выпьем? – Макс достал со стеллажа бутылку виски и поставил на стол. - Издеваетесь? - Нет. У вас завтра выходной, остаться у меня на ночь вам уже отнюдь не чуждо, - улыбнулся мой друг. - Наливайте.       Я никогда не умел пить и не пил, потому что одному только Богу известно, на что способно мое тело в нетрезвом состоянии. Уже после 150г чистого виски голова закружилась, в глазах все расплылось, и я потерял рассудок. Терстон за несколько дней депрессии, наверно, привык к вкусу и запаху алкоголя, которые чужды новичку, вроде меня, в этом деле. Нам с Максом было некуда торопиться, поэтому мы максимально растягивали «удовольствие». Буквально через полтора часа мой друг тоже потерял голову. В бутылке оставалась всего одна седьмая часть всей жидкости, но силы покинули наши тела. Пришло время философии и откровений. - Знаете что, Рори, - заикаясь, но вполне внятно проговорил Терстон, - хотите я вам скажу одну очень умную мысль, которой меня научили еще в школе? - Хочу, - еле выговорил я. - Всегда трудно найти то, что ищешь, не зная главного ингредиента, - улыбнулся мой друг, - к примеру, тяжело найти производную заданной функции, если не знаешь ее формулы. - Я ничего не понял, но звучит великолепно, - отозвался я и подпер рукой подбородок. Не зря Макс – профессор кафедры высшей математики. - А вы знали, что самая лучшая в мире птица – это слон? – засмеялся он. - По – моему, не лишено логики, - моя попытка улыбнуться в ответ провалилась, - хотите я вам тоже кое-что поведаю? Так сказать, открою маленький секретик. - Давайте, - махнул рукой Терстон и откинулся на спинку стула. - Элизабет меня поцеловала, - покраснел я, - это было так неожиданно и… - храп моего друга перебил исповедь. И зачем только я начал эту тему.       Утром я понял, что ночью немного перебрал – голова ни на секунду не давала забывать о боли в висках. Разум до сих пор был в тумане, и я толком не мог ни в чем разобраться. Макс все еще спал на стуле при всем том, что я провел ночь на диване. В горле все пересохло, хотелось одного – выпить литр воды и обо всем забыть, но неприлично разгуливать по квартире друга, пока он спит. В этот момент мне в голову пришла гениальная, как казалось, идея – сходить в уборную. Вернувшись в комнату, я увидел Терстона, жадно осушающего графин с водой. У меня непроизвольно начала вырабатываться слюна. - Водички, мой друг? – прохрипел Макс и протянул мне графин. Я схватил его и с удовольствием сделал несколько больших глотков так, что вода потекла по подбородку и шее, - как самочувствие? - Уже неплохо, - плюхнулся я на диван. - Хэйвуд, не поймите меня неправильно, но, если об этом узнают мои коллеги… - Не узнают, - перебил его я, потому что слушать дальше было выше моих сил. - Я вам вчера обещал рассказать, кого навещал вечером, - продолжил Терстон после риторической паузы. - Не обещали, но было бы неплохо узнать.       Вдруг мой друг вскочил со стула, схватил меня за руку, и мы оказались на улице. Минут тридцать мы бежали, а я даже не понимал куда. Пробежка по утрам – это здорово, но не с больной головой и жутким запахом изо рта. Мы стояли у входа на кладбище, о котором уже миллион раз говорилось выше. Терстон уверенно зашагал дальше, держа меня за руку, но мои ноги меня уже почти не держали, поэтому я волочился за ним как младший брат. Мы прошли три поворота направо, один раз свернули налево и метров семь прошли прямо. Наконец мы остановились напротив голой могилы. Ни веночка, ни цветочка, ни единого сорнячка не было на ней. Была лишь надгробная плита, фотография и надпись: «Джонатан Стэн Либерти. ***7-***4гг. Помним. Любим. Скорбим». - Надеюсь, вы помните, что я вам говорил о потере самого важного, что связывало меня с математикой? – Макс присел на лавочку возле могилы. - Помню, - ответил я. - Это самое важное – профессор Либерти, - Терстон опустил голову и томно вздохнул, - не хватает бутылки виски. - Ой, спасибо, мне хватило, - пришлось отозваться мне, - и все же, кто такой этот ваш Либерти? - Он великий человек! – воскликнул мой друг, - это он привил мне мою любовь к математике! Это он научил меня всему, что я знаю! Это он навел меня на жизненный путь! Знаете, где я пропадал днями и ночами, пока вы жили у меня? У профессора! Он был моим учителем, моим духовным наставником, он был моим другом со школьной скамьи. А сейчас его нет. - А другие профессоры? - Они считают меня сумасшедшим, - быстро проговорил Макс, - но это не делает их лучше, поверьте. Они полнейшие дураки, хоть и превозносят свои никому не нужные достижения выше небес. - А Либерти был другим? – мне до сих пор было непонятно, чем любимый профессор Терстона отличался от остальных. - Он не вел себя как эгоцентричный циник, - процедил мой друг. - Вам стоило бы у него этому поучиться, - вымолвил я и улыбнулся. - Именно поэтому он так быстро скончался – его слабое, доброе, любящее сердце не выдержало удара от увязшего в грязи ученого мира, Рори. Там все друг друга ненавидят, и их изнутри пожирает зависть. Каждый сам за себя. Добро всегда умирает первым, - Макс положил ладонь на могилу профессора и провел ею в попытке сделать поверхность немного ровнее. - Почему вы ему цветы не носите? – после минуты молчания рискнул спросить я. - Он не любил цветы – аллергия. - А венки? - Он просил не носить ему их. - Почему? - Не знаю. Я исполняю последнюю волю Джонатана Либерти, - еле выговорил мой друг. Только потом он мне признался, что каждый раз при виде могилы профессора у него подступает к горлу ком, и Терстон кое-как сдерживает слезы.       Около часа мы находились в компании профессора Либерти. Порой мне приходили в голову невероятно умные мысли, которые стоило бы записывать на бумагу. Во время прихода очередной идеи Макс меня прервал, и мы направились в сторону дома. Я проводил Терстона и отправился к себе. На входе в свою милую и любимую квартирку я еще не знал, что меня ожидает.       В коридоре меня караулил сюрприз – лишняя пара обуви, о которую я запнулся. Войдя в комнату, я не мог сдержать свое удивление и возмущение - на диване сидела моя мама и читала газету. - Мам, что ты здесь делаешь? – подошел я к ней и вырвал из рук объект, полностью приковавший ее внимание – газету. - Рори, детка, я тебя предупреждала, что приеду. Два дня назад я посылала тебе телеграмму, которая лежит в ящике с носками. Мальчик мой, ты даже не удосужился ее прочесть! – начала причитать мама, - и, о Боже, да ты пьян! Как ты можешь? Разве этому я тебя учила? – пока моя мать разглагольствовала о том, какой я ужасный сын, я успел раздеться, сесть в кресло и почти уснуть, но высокочастотный голос родившей меня женщины не давал мне этого сделать. - Ты надолго? – наконец спросил я, не выдержав претензий и упреков. - Уже выгоняешь? Родную мать – за ворота? - Лучше бы не спрашивал. - Я на недельку всего, - улыбнулась мама. Это фраза так легко и непринужденно слетела с уст самого дорого мне человека, что в комнате воцарилась гробовая тишина, а по спине пробежали мурашки.       Ближайшую неделю я не смогу видеться ни с Элизабет, ни с Максом – мама меня везде будет контролировать. С работы – домой, из дома – на работу. Когда уже закончится этот глупый контроль и эти бессмысленные запреты?! Мне двадцать один или одиннадцать? Рано или поздно я куплю себе трубку, табак и бутылку дорогого портвейна. Я буду сидеть в кресле перед окном в домашнем халате, читая газету и осуждая правительство.       И все же, время, проведенное с мамой, обещает быть веселым. Каждый вечер она мне рассказывала об отце, от которого то и дело приходили телеграммы. Ничего хорошего он в них не писал, лишь, как ему скучно, плохо, холодно и голодно, но мамина интерпретация его мини писем казалась забавной. Пять дней пролетели на одном дыхании. На работе я избегал Элизабет, чем заслужил пару пощечин в столовой. О Терстоне я и вовсе не вспоминал. После той попойки в моей жизни до сих пор восстанавливается вестибулярный аппарат и мамина психика. - Рори, дорогуша, я знаю, что у тебя есть девочка, - начала мама, когда вязала мне очередную пару носков. - Кто у меня есть? – рассмеялся я. - Девочка, - повторила мама. - Мам, ей двадцать лет, и она работает в полицейском участке. Не может девочка вести такой образ жизни. - Вы что с ней уже… - Женщина, перестаньте! – перебил я мамины мысли, - что тебе за чушь в голову лезет? - Просто мне твоя хозяйка сказала, что у тебя есть мужчина, но она видела тебя с девочкой. - У меня нет никакого мужчины! А если ты о Терстоне, то мы просто друзья. - Но хозяйка мне сказала, что… - Мало ли, что говорит моя хозяйка. Она думает, что я ем бумагу! Что с нее взять? - Про бумагу я знаю, - спокойно ответила мама, - познакомь меня со своей девочкой и другом? – после некоторой паузы услышал я. - Что, прости?! - Познакомь меня, пожалуйста, со своей девочкой и другом, - повторилась мама и отложила спицы в сторону. Она произнесла то, чего я боялся больше всего.       Придя утром на работу, первым делом я зашел к Элизабет, чтобы попросить прощения и пригласить на ужин к себе домой. Мне пришлось выдержать невероятный порыв ее ярости. Три раза она ударила меня по лицу, единожды вылила мне на голову свой кофе и очень долго ругалась самыми разными незаурядными выражениями. Это все выглядело примерно так: «Вы только посмотрите, кто пришел просить прощения, - удар по лицу, - сам мистер Рори Хэйвуд, который бегал от меня почти неделю, - кофе на голове, - что, совесть замучила? А я знала, что рано или поздно ты приползешь ко мне, - удар по лицу, - неблагодарный ты козел», - очередной удар по лицу. Мое мужество и терпение взяли верх на этой темпераментной женщиной, и она согласилась прийти отужинать, только я не сказал ей самого главного. В середине рабочего дня у меня был обед, который я не хотел бессмысленно проводить в столовой. Быстро одевшись, я побежал к Максу. Что-то мне подсказывало, что он дома, и это «что-то» меня не подвело. Он открыл дверь почти сразу, поэтому надолго мой визит не задержался. - Терстон, я хочу вас кое-куда пригласить, - начал было я. - Мистер Хэйвуд, мне уже немного не по себе, - ответил он, мельком взглянув на меня. - Ко мне в гости приехала мама… - Извините, на вечер у меня другие планы, - он не дал мне договорить. И так всегда. Как моему другу удается угадывать мои мысли? Быть может, мне тоже стоит заняться математикой? - Я настаиваю, - упорно продолжил я, - моя мама надеется на ваш приход. - Хорошо, как скажете. Время и имя. - Имя? - Вашей матери, Рори, - улыбнулся мой друг, - я же должен к ней как-то обращаться. - Миссис Хэйвуд. И мы ждем вас в семь, - я собрался с духом и выбежал из квартиры Макса.       В конце дня я зашел в магазин, после чего направился домой. Дома меня ждала мама и накрытый стол, не хватало только двух бутылок хорошего вина, купленных около десяти минут назад. К назначенному времени пришла Элизабет. Я представил ее маме и усадил за стол. Вскоре Элиза и мама разговорились и совсем забыли обо мне, что оказалось огромным плюсом. Терстон опоздал на две четверти часа. Непунктуальность – его конек. Небрежная форма одежды, бардак на голове, щетина на лице и циничное безразличие в глазах – его обычное состояние как физическое, так и духовное. Мне было привычно видеть Макса таким, в тот момент, как другие говорили, что он похож на человека, играющегося с опием. Сложно отрицать, что мой друг порой баловался наркотиками, от которых у меня по телу пробегал легкий холод. Но нельзя сказать, что Терстон был зависимым, хоть он и любил поиграться с серьезными вещами. Вечер, который на всю жизнь запечатлелся в моем сознании, длился до безумия долго. - Элизабет, милая, расскажи, кем ты работаешь? – попыталась скрасить царившее молчание мама. - Работаю в полицейском участке помощницей следователя, - Элиза отложила в сторону столовые приборы, глотнула из бокала вина и откинулась на спинку стула. - А затем? Есть планы? – продолжила моя горячо любимая женщина. - Следователь, - улыбнулась Лиза. И вновь воцарилось двухминутное молчание, которое прервал вздох Макса. Мамин взор пал на него. - Молодой человек, а вы о себе что можете рассказать? - Что именно вы хотите знать, миссис Хэйвуд? – поднял глаза Терстон и пристально осмотрел мою мать. - Прошу, зовите меня Александрия, - попыталась надеть улыбку мама. - Как скажете, Александрия. - Вы всегда делаете то, что вам говорят? - Порой приходится. Сейчас, например. Я в гостях, вы – хозяйка, и вы попросили меня называть вас так, как удобно вам. Я не в праве вам отказать, ибо это окажется по-хамски, - холодно проговорил мой друг. Столько безразличия я в нем еще не замечал. Неужели ему плевать на мою мать? Или ему неинтересен этот разговор? В такие моменты я чувствую себя нелепо и виновато. - Макс, чем вы занимаетесь? – мама не могла угомонить свое любопытство и назойливость. - В данный момент или по жизни? - По жизни. - Работаю в университете профессором высшей математики, - Терстон подвинул стул и поставил локти на крышку стола. - Мне тоже нравится математика, - подключилась к разговору Элизабет. Думаю, она просто хотела поддержать тему. - Правда? – сделал удивленный вид Макс, - похвастайтесь же нам чем-нибудь? - К примеру, - Лиза закатила глаза к потолку, - угол падения равен углу отражения. - Знаете, уровень ваших познаний в области математики равен комнатной температуре, а здесь довольно холодно, - бросил мой друг, - любой ребенок знает, что закон отражения света – это начальная физика, - Элизу оскорбило такое заявление. Вдруг она посмотрела на меня так, что я почувствовал запах гари в комнате. - Мистер Терстон… - начал я. - Мистер Хэйвуд, не стоит. Ваш меланхоличный тон в голосе говорит сам за себя, - он повернулся к Элизе и, глядя ей прямо в глаза, произнес: «Прошу прощения, миледи». После чего он медленно встал изо стола, вышел в коридор, и я услышал только хлопок входной двери. - Рори, тебе не стоит общаться с этим мальчиком, - после некоторого молчания произнесла мама.