Мой друг рисует горы

      Наступил новый день, которого я ожидал больше, чем какой-либо в жизни – мой День Рождения. В принципе, он не предвещал ничего особенного – снова приедет мама, расцелует, поплачет об ушедших годах; приедет отец, пожмет руку, хлопнет по плечу и оставит в гордом одиночестве; Майерс снова подарит какую-нибудь книгу, которую, возможно, прочитают только мои внуки; моя миссис Стоун не обременит меня своим приходом в честь такого события, мой День Рождения является одним из немногочисленных поводов не навещать меня и не ругаться. Что же до Макса, то, скорее всего, он даже не подозревает о том, что именно сегодня я именинник, и меня стоило бы поздравить. Вчера я не раз затрагивал эту тему и намекал своему другу, что жду от него внимания: «Макс, вы помните, что завтра у меня праздник?» - сказал я вчера утром; «Терстон, вы не забыли о моем Дне Рождения?» - спросил я у него в обед; «Мистер Терстон, вы помните, о чем я вам говорил утром и днем?» - повторился я вечером перед уходом домой; на все мои вопросы Макс только кивал головой.       Утром меня ожидали «любимая» работа и полк полицейских, в котором не числилась только моя Элизабет. Слезы вновь подступили к глазам при одной только пагубной мысли об этом. Я задрал голову к небу, чтобы маленькие горькие капельки утекли обратно в чертоги моего сердца. В здание полицейского участка я вошел с фальшивой улыбкой, с порога меня встретили громким поздравлением, что от неожиданности я вскрикнул как пятилетняя девочка, впервые увидевшая бабочку, сидящую на цветке в поле. Рабочий день мне сегодня сократили на час, что, отчасти, отрицательно повлияло на мое настроение – каким образом я должен коротать время?!       Раз свобода настигла меня на час раньше, я решил прогуляться до овощного рынка на Кардиганс – бульвар. Когда я оказался дома, в голову пришла идея накрыть стол, мало ли меня решит навестить кто-нибудь кроме родителей. К восьми вечера стол украшали блюда стран мира, начиная с Италии и заканчивая Кореей. Все было готово ровно к маминому приезду. Отец должен был приехать с небольшим опозданием – работа. - Рори, дорогуша, рассказывай, - начала мама, садясь за стол. - Что рассказывать? – спросил я. - Я слышала, что Элизабет погибла, - она достала из левого кармана кофты платок и вытерла им нос. - Не желаю говорить об этом, - заявил я. - Милый, если ты хочешь поплакать – плачь. Пойми, только слабые люди не плачут, - эта неугомонная женщина рано или поздно доведет меня до белого каления. - Мам, прекрати! Я не хочу разговаривать об этом, потому что смерть Элизабет – не самая хорошая тема для разговора, она больная… - мою речь прервал звонок в дверь. Отец спас гиблое положение сегодняшнего «торжества». Он медленно вошел в комнату, присел рядом с мамой, не сказав ни слова, и протянул руку к чашке с вареным картофелем.       Два часа прошли в тишине и покое. Отмечать радостное событие в узком семейном кругу не доставило мне и грамма удовольствия. Вскоре родители засобирались на ночной поезд и покинули мое скромное жилище. Спустя минут двадцать, по квартире вновь оглушительно прошелся звук дверного звонка. «Неужели что-то забыли?» - с этой мыслью я направился в коридор. Сюрпризы на сегодня не желали заканчиваться – на пороге стоял почтальон с письмом в руке. - Мистер Рори Хэйвуд? – удостоверился он. Я кивнул, - распишитесь, - мне пришлось поставить небольшую неровную закорючку в графе «подпись». Конверт был адресован и в самом деле мне, зато адресант не был указан, внутри лежала аккуратно сложенная бумага.       «Любимый Рори, Это письмо написано и отправлено в феврале, но ты знаешь, с какой скоростью работает наша почта. Надеюсь, ты получил эту «записку» в срок. Во-первых, хочу поздравить тебя с Днем Рождения и пожелать всего самого наилучшего. Не хочу говорить и писать банальные поздравления, поэтому пусть все твои желания исполняются, а мечты сбываются. Во-вторых, рано или поздно я должна буду сказать, что чувствую к вам, мой мистер Хэйвуд. Не хочу казаться ребенком, коим ты меня считал. Все мои поступки и слова были направлены на завоевание твоего сердца, да простит меня Господь за прямоту и навязчивость. С первого дня, Рори, с первого дня я поняла, что хочу заботиться о тебе, поддерживать и обнимать в трудных моральных ситуациях… Мне безумно тяжело писать это и одновременно об этом думать, но я люблю тебя, Рори, люблю всем сердцем и душой!

Еще раз с Днем Рождения, С любовью, Элизабет».

      Я был более не в силах держать себя в руках – я заплакал. Это письмо… Она и впрямь никогда не говорила мне, что любит, она пыталась, но ее сердце остановилось быстрее. Бог всегда забирает самых дорогих. «Я тоже люблю тебя, Лиза», - пронеслось у меня в голове. В этот момент мне захотелось выпить что-то крепче, чем черный чай, поэтому я решил, что бутылка виски была спрятана не зря. Когда я наливал согревающий душу напиток в стакан, рука дрогнула, и немного пролилось на конверт. Сквозь мокрую бумагу просвечивал какой-то серый квадратик – черно-белое фото Элизы. Я положил письмо и фотографию на тумбу рядом с кроватью, отпил из стакана немного виски и улегся в постель. Забыв обо всем на свете, я уснул.       Утром меня разбудил вредный, яркий, невежественный луч солнца, видимо, вечером я забыл задернуть шторы. Выйдя из спальни, я увидел стол, на котором стояла вчерашняя еда – никто не соизволил убрать или съесть ее. К обеду гостиная сверкала от чистоты. Вдруг меня осенило, Макс вчера так и не удосужился поздравить меня! Только я об этом подумал, как в дверь кто-то настойчиво постучал. Радостный от мысли о своем друге я направился в коридор, но на пороге опять оказался почтальон. - Вам телеграмма и посылка, - вчерашняя процедура с подписью документов повторилась. Не медля ни секунды, я прочитал телеграмму: «Вы знаете, я немногословен. Поздравляю. Макс.» Посылку я тоже незамедлительно распечатал… Ложка для обуви! Этот подарок заставил меня улыбнуться. Снова стук в дверь, снова открываю ее и вижу уже далеко не почтальона: - Макс! – обрадовался я. - Я знал, что вам понравится мой подарок, - улыбнулся он.