Во имя любви. Часть 1. Преодолевая барьеры

Немов проснулся с ощущением, будто накануне вагоны разгружал. Шевелиться не хотелось абсолютно, голова раскалывалась, а мышцы ныли. - И кто же, Глеб Васильевич, вас так заездил? – вслух пробормотал он, обращаясь сам к себе. Настенные часы показывали половину девятого. Приобретённая с возрастом дальнозоркость имела свои плюсы. Однако пора вставать. Дел у него сегодня много, нужно дома появиться, а вечером выход на концерте в честь чего-то там, чего именно он забыл. Впрочем, неважно, директор перед выступлением напомнит. Голова и так гудит, ещё её глупостями забивать. Что ему сегодня снилось? Кажется, во сне у него был очень приятный секс. Или почти секс. Хм, да… В любом случае, ему понравилось. Только Светочка во сне оказалась какой-то плоской. Зато какая мастерица… Немов провёл по лицу ладонью, пытаясь стереть остатки сна, и откинул одеяло. Организм настойчиво требовал посетить ванную комнату. И под душем, желательно, прохладным, постоять не помешает. Всё ещё в полусонном состоянии Глеб Васильевич нашарил босыми ногами тапочки, которые предусмотрительная Таша оставляла под кроватью, и медленно, зевая на ходу, побрёл в туалет. Открыл дверь ванной комнаты и оторопел. На закрытой крышке унитаза сидел Никита. Чёрт возьми, он совсем забыл про мальчишку. Сам же вчера его приволок в свою комнату и уложил отсыпаться. Потом ушёл догуливать, а вернулся уже в таком состоянии, что и не вспомнил о парне. - Ты бы крышку-то поднял и штаны снял, - насмешливо заметил Глеб Васильевич, приваливаясь к косяку. – Что, совсем хреново? Сколько же ты вчера выпил? Никита не отвечал. Он сидел, упершись локтями в колени и свесив голову. - Никита? Ноль реакции. Глеб Васильевич сделал шаг вперёд и только теперь обратил внимание, что рукав водолазки у Никиты закатан до локтя. А рядом валяется шприц. - Твою же мать! Так ты не пьяный был! Ну-ка посмотри на меня! – Глеб Васильевич решительно взял парня за подбородок, вынуждая посмотреть в глаза, но взгляд Никиты блуждал и ни на чём не фокусировался. Стоило Глебу отпустить его, как голова Никиты снова безвольно повисла. - Потрясающе! А Рома в курсе? Вопрос был риторическим. Глеб Васильевич стоял в дверях ванной комнаты и размышлял, что теперь делать. Однозначно нужно поговорить с Ромкой. Если он знает, то почему ничего не предпринимает? А если не знает, то должен знать! Он решительно развернулся и сделал шаг из комнаты, как вдруг услышал за спиной не слишком внятное: - Не уходи! Глеб! Глебушка! Глеб Васильевич замер в оцепенении. У него был абсолютный музыкальный слух, что предполагало не только попадание в ноты, но и великолепную память на интонации. Он уже слышал, как его совсем недавно именно этот голос, именно с этой интонацией называл «Глебушкой». Ночью. Во сне. Или не во сне? Немов смотрел на Никиту с ужасом. То есть всё то, что было сегодня ночью, случилось наяву? Вот с ним? С племянником Романа? С мужчиной? Глеба передёрнуло от собственной догадки. Очень сильно захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Желательно на другом конце страны. Он пулей вылетел из ванной комнаты, захлопнув за собой дверь. Молниеносно оделся, схватил со стола барсетку, побросав в неё телефон, очки и часы, с трудом влез в туфли. Всё-таки перепил с утра, ноги отекли. Чёрт с ними. Вызвать водителя. Соврать что-нибудь Таше. Не попасться на глаза Ромке. По деревянной лестнице в доме Вяземских мужчине габаритов Глеба Васильевича спуститься, не наделав шума, просто невозможно. Таша ждала его внизу. На лице улыбка, волосы собраны в хвост, на тонкой талии белые джинсы. Куколка. Хотя лет ей ненамного меньше, чем Роману. - Доброе утро, Глеб. Ты куда так спешишь? И уже одет? Что случилось? - Ничего, Ташенька. Проспал. Мне срочно нужно на работу, - Глеб уже улыбался и сочинял на ходу. Тут он был мастер. Тоже опыт. - На работу в девять утра? У тебя что, выступление в детском саду? Сядь и выпей кофе, я сварю. И кексы есть, лимонные, будешь? От Ташиной выпечки Глеб не отказывался никогда. Но сейчас от одной мысли о еде его затошнило. Ну да, он тут сядет на кухне попивать кофе и ждать, пока Никита спустится вниз и … А что будет дальше, он даже представлять не хотел. - Нет, Таша, я правда очень спешу. И Игорь сейчас подъедет. Ромке скажи, пусть мне позвонит. Всё, я убежал. Он чмокнул Ташу в щёку и уже с порога сообщил: - Да, ваш племянник Никита отсыпается в моей комнате. Парень вчера перебрал, и я увёл его к себе, чтобы перед гостями не позорился. Ты… Впрочем, нет. Пусть Ромка мне позвонит, хорошо? Ничего не понимающая Таша только успела кивнуть, а Глеб уже скрылся из зоны видимости. Пролетел по двору, нетерпеливо дёрнул калитку, которая открывалась автоматически, плюхнулся на сидение машины. Игорь только подъехал, даже мотор не успел заглушить. - В офис, - тяжело дыша, велел Глеб Васильевич, забыв поздороваться. К чёрту всё. Домой он сейчас являться не готов. Надо понять, что произошло ночью. Нужно что-то сделать с Никитой. Дураку понятно, что парень в беде. Шприц – это уже серьёзно. Немов не очень хорошо разбирался в наркотиках, как-то никогда не возникало желания пробовать. Его поколение такими глупостями не страдало. Но разницу между таблетками и уколами он знал. Да, сначала разобраться с парнем. А потом уже с тобой, старый идиот. Допился до чёртиков. А ведь Ромка ещё хохмил, что Немов имеет всё, что движется. Дошутился. Господи, какой ужас! *** Сколько он просидел в ванной комнате, Никита и сам не мог сказать. Может быть, час. А может быть, целую вечность. Перед глазами плавали яркие образы прошедшей ночи: стонущий и сжимающий в пальцах простынь Глеб, его вздрагивающее тело с бисеринками пота на груди, его сводящий с ума запах. Никогда фантазии Ника не были столь реальными, неужели дурь в сочетании с коньяком дала такой эффект? В любом случае Никита надеялся на продолжение. И после утренней дозы материализовавшийся Глеб Васильевич оказался тем самым Немовым, встреч с которым Никита тщательно избегал. Он был чем-то недоволен. А потом хлопнула дверь, и он исчез. Разочарованный Никита сполз на пол и, кажется, отключился, положив голову на крышку унитаза. Когда он пришёл в себя, часы показывали четверть одиннадцатого. Чёрт возьми, он ведь по-прежнему в доме дядюшки. Ещё повезло, что никто сюда не вломился и не застал его в таком виде. Надо срочно убираться. Никита залез в душ, стянув явно несвежую одежду, включил горячую воду и прикрыл глаза. Лучше бы холодную, чтобы голова начала соображать, но после дозы его всегда морозило. В зеркальной стенке душевой кабины отразился высокий мужчина с остатками когда-то неплохой фигуры. Ну да, он серьёзно занимался спортом. Парашютным. И качался. А ещё раньше была армейка, морпехи, между прочим. «Где мы – там победа!». Когда всё это было? И было ли? Дурь стремительно съедала не только эмоции и желания, но и тело. После душа легче не стало. В голову словно ваты напихали вместо мозгов, ещё и затошнило. С голодухи, наверное. Сейчас бы чашку кофе, крепкого. Но это дома. Лучше побыстрее убраться от любимых родственников. Никита осторожно выскользнул из комнаты, затравленно озираясь по сторонам. Главное, отвязаться от Таши, которая обязательно попытается усадить его обедать. С дядюшкой попроще, он зациклен исключительно на себе и на окружающих обращает внимание постольку поскольку. Никита спустился на первый этаж. Вроде тишина, никого не видно. Тоже нехорошо вот так исчезать, надо хотя бы попрощаться. А, ладно, позвонит. Он пересёк холл и вышел во двор. - Доброе утро! В гамаке, растянутом между двумя соснами, валялась с книжкой Ксюша, дочка Вяземских. - Утро? – усмехнулся Никита, мысленно собираясь в кучку. Племяшка – это ещё хуже, чем Таша. Привяжется – не отвяжется. Она всегда проявляла к Нику повышенный интерес. – А ты чего не в школе? - Вот я и смотрю, что ты ещё не проснулся. Алё, гараж, я во вторую смену учусь. - А тренировка? – рассеянно спросил Никита. Ксюша серьёзно занималась спортивной гимнастикой под руководством Таши, в прошлом профессиональной гимнастки. - У меня выходной, - беспечно махнула рукой Ксюша. – Мамка в город поехала, папа дрыхнет. - В общем, контролировать некому, - понимающе кивнул Никита. – Повезло тебе. Ну пока, племяш. - Не останешься обедать? На лице Ксюшки отчётливо читалось разочарование. Но Никите было не до неё. Он покачал головой и поспешил к машине. Его Бэха, любимая девочка, дожидалась хозяина под навесом. Сейчас он редко на ней ездил, старался вызывать такси. Ещё влетит где-нибудь. Себя так не жалко, как машинку. Но вчера приехал к Вяземским на своей. Опять же, во избежание вопросов. В сознании всех, кто знал его прежнего, Никита неизменно ассоциировался с его Бэхой. Он плюхнулся на сидение, воткнул первую передачу (да, механика, он всегда презирал автоматические коробки, считая их уделом лентяев), повернул ключ зажигания и рванул с места, так что автоматические ворота едва успели среагировать. До центра долетел за какие-то полчаса и на полном автопилоте. Руки сами знали, куда поворачивать, ноги сами нажимали на педали. Вот и Бардина. Его любимая нора. Подземная парковка с его личным местом, подъезд с цветочками на окнах, работающий лифт. Все удобства, огрызки прошлой обеспеченной жизни. За металлической дверью, которую Никите удалось открыть только со второго раза – руки уже начали трястись – картинка не столь радужная. Нет, идеальной хозяйкой Инга не была. В отличие от Таши, у которой каждая вещь на своём месте, а в доме всегда пахнет плюшками. Инга вообще не любила стоять у плиты, они с Никитой могли неделями питаться в кафешках или заказывать пиццу на дом. Но всё-таки женская рука в квартире чувствовалась, по крайней мере, раньше мешки с наполовину просыпавшимся мусором не стояли по углам прихожей, а в ванной комнате груда грязного белья не подпирала дверь. Теперь же в относительном порядке содержалась только одна комната – кабинет Никиты. Здесь он когда-то вёл приём. Доктор Тайлевич очень быстро стал модным психотерапевтом, несмотря на молодость. Во многом благодаря дядюшке, конечно, который поставлял клиентов из звёздной тусовки. Гламурные красотки записывались к Никите за месяц, чтобы потом долго и нудно рассказывать ему, как сложно жить с богатым папиком, а он слушал, улыбался, кивал и давал полезные советы. Нет, были и нормальные клиенты, и реальные проблемы. Никите нравилось работать с фобиями. Сам не боявшийся ни чёрта, ни бога, он успешно помогал справляться со страхами другим. Дела шли успешно, и Никита подумывал снять офис, но Инга говорила, что это пустая трата денег. Во-первых, после ночных приключений они спали до полудня, и Никита едва успевал выпить кофе и принять душ до того, как появлялись первые клиенты. Во-вторых, Инга шутила, что дома доктор Тайлевич под присмотром, и никакая гламурная фифа на него не покусится. А они пытались, да и почему не пытаться: молодой, симпатичный мужчина, квартира в центре Москвы, дорогая тачка. На Ингу смотрели презрительно, не понимая, чем уступают невысокой брюнетке, пренебрегающей макияжем, с собранными в хвост волосами. Всё объяснялось просто – они с Ингой были друзьями. Что не исключало постель, супружеский долг Никита исправно выполнял. И свадьбу гуляли широко, с размахом, в «Метрополе», с приглашением всей израильской родни, начиная с Никитиного отца и заканчивая тётушкой Фирой, которая жила в Иерусалиме, дай ей Бог здоровья, и которую Никита никогда раньше и не видел. Вяземский притащил на торжество всех своих друзей, так что среди гостей то и дело мелькали звёздные лица. Только Немова на этой свадьбе не было. Лучшего друга Роман Исаевич позвал в первую очередь, но у того случился какой-то корпоративный концерт в Ханты-Мансийске, и он логично предпочёл солидный гонорар сомнительному приглашению на свадьбу почти незнакомого ему парня. И Никита был чертовски рад такому стечению обстоятельств. Он начинал новую жизнь без глупых фантазий о том, чего никогда не произойдёт, и Глеб Васильевич был последним человеком, которого он хотел бы видеть на своей свадьбе. Они с Ингой жили…весело. Да, пожалуй, самое точное слово. Никогда не сидели на месте. Могли сорваться на выходные куда-нибудь на Домбай и полезть в горы. Могли всю ночь прокутить в клубе или просто гонять по Москве на Бэхе и встретить рассвет где-нибудь на ВДНХ. Был ли Никита счастлив? Он убеждал себя, что да. И потом, когда всё закончилось, жить расхотелось совсем. В кабинете стоял диван, который давно уже заменял Никите кровать. Здесь же жил ноутбук, самая ценная вещь в его доме, верный друг бессонных ночей. Последним предметом обстановки, не считая горы грязных тарелок и пустых бутылок на полу, был портрет в деревянной рамочке. Он стоял на спинке дивана, прислонённый к стене. Никита хотел повесить его на стену, но сначала не нашёл гвоздя, потом молотка, а в итоге решил, что здесь, на диване он как-то ближе и роднее. Портрет был уступкой себе, первой, которую он позволил тогда. Наркотики стали следующим шагом. Никита плюхнулся на диван и привычно потянулся к портрету. Дико хотелось спать. Он поставил портрет перед собой, подперев коленями. - Ты сегодня мне снился. Господи, что ты вытворял… Или я вытворял… Но ты был не против! Честно, тебе даже понравилось, я видел. Знал бы твой оригинал, с каким извращенцем ночевал в одной комнате. Приснись мне ещё раз, хорошо? Портрет молчал. Никита подумал, что не мешало бы разжиться дозой, Лёнчик обещал сегодня принести. Без неё столь желанный сон может и не повториться. И коньяком хорошо бы догнаться, чтобы всё было в точности, как вчера. Ну да, и живого Немова на диван рядом, для подпитки воображения, ага… Додумать эту мысль Никита не успел, сон сморил его окончательно. *** Дверь распахнулась так резко, словно её открыли ногой. Троянов аж подавился чаем, который только что подала ему Марина. Вот кого он совершенно не ждал в такую рань в офисе, так это Глеба. После затяжных гастролей сам бог велел отоспаться, тем более, что концерт только вечером. Это у него административных дел куча, да и Мариночка, опять же. А Глеба какая нелёгкая на работу принесла? - Доброе утро, - осторожно поприветствовал он артиста. – Ты чего? - А чего? Не имею права в свой собственный офис приехать? – рявкнул Глеб и швырнул барсетку на диван. – А ты что в моём кабинете делаешь? Своего нет? Или на моём диван мягче? Марина, мне кофе, быстро. И сладкого чего-нибудь. - Печеньки есть, шоколадные, - пискнула Марина, нервно поглядывая на шефа. Мало того, что неожиданное появление Немова обломало ей свидание. Так ещё и, судя по настроению последнего, день будет не из лёгких. Если Глеб Васильевич изволит гневаться, пятый угол ищут все, от его собственных сотрудников до обслуживающего персонала гостиницы, в которой они снимают офис. - Шоколадные? – Глеб Васильевич на секунду завис. – Нет, не хочу. Пирожные купи, буше, с кремом. А лимончик у нас есть? Троянов мрачно наблюдал, как его артист достаёт из бара бутылку коньяка и стакан. - Не рановато? Вечером концерт. - Вот именно. Концерт вечером. Выветрится. И объясни мне, почему я сейчас лицезрю твою персону? Со вчерашнего дня я не соскучился. - Понятно, - Вячеслав Давыдович со вздохом поднялся. – Буду у себя. Захочешь поговорить – приходи. Глеб Васильевич дождался, пока за ним закроется дверь, влил в себя порцию коньяка и откинулся в кресле. Ну да, со Славой только и обсуждать то, что с ним произошло. Нет, раньше именно так и было. Немов приходил на работу злой, как чёрт, открывал коньяк, и начиналась психотерапия. И сейчас Слава наверняка решил, что у Глеба снова проблемы с девушкой. Или Ирма в очередной раз вынесла мозг. Если бы… Итак, что у нас по факту, Глеб Васильевич? Вы, последний оплот мужественности на эстраде, буквально её ум, честь и совесть, последний, кого можно было бы заподозрить в светло-синих наклонностях, переспали с парнем. Беда. Нет, полбеды. Беда в том, что вам понравилось. - Твою мать! – это уже вслух. – Твою же мать, Глеб Васильевич! Двери в кабинет Немова ставили с дополнительной звукоизоляцией. Мало ли, бывает, что в офисе нужно распеться перед концертом или что-то разучить, а баритон у него мощный, незачем соседей пугать. Так что Глеб Васильевич не боялся, что Марина, сидящая в приёмной, его услышит. А если и услышит, плевать. К беснующемуся шефу ей ни привыкать. В порыве гнева на журналистов, написавших нелицеприятную статью или подпевку, облажавшуюся на концерте, Немов и разбить мог что-нибудь. Хорошо, если об стену. Но сейчас он бить ничего не стал, просто плеснул себе ещё конька. В том, что ему понравилось, сомнений быть не могло. Кого он обманывает? Будем откровенны, в последнее время вы, Глеб Васильевич, всё чаще задумывались о «жизни после секса». Да, имидж Казановы усердно поддерживали и подтверждали, но, согласитесь, без былого энтузиазма. Так, по привычке. И ничего такого выдающегося или хотя бы запоминающегося с вами уже не приключалось давненько. Так что неудивительно, что сегодняшнюю ночь вы запомнили. А ведь секса, как такового, и не было. - И слава Богу! – опять вслух. – Ещё не хватало, чтобы был! Мда, многого он о себе не знал. И Глеб Васильевич даже не смог бы точно сказать, что его больше пугало. Что он переспал с мужчиной или то, как именно это произошло. По факту он ведь воспользовался невменяемым состоянием парня. Стоп, ещё надо разобраться, кто кем воспользовался. Вообще-то Никита (о, Господи, даже подумать страшно!) его домогался. Тоже не вполне трезвого. - Так, мой хороший! Забыть, как страшный сон! Бывает! По пьяни чего только не бывает! Ты никому не скажешь. А Никите никто не поверит. Глеб Васильевич налил себе снова. Выпил, поморщился. Дарят всякую дрянь. Он нажал кнопку на селекторе. - Марина! Где мои пирожные? - Несу уже, Глеб Васильевич. Судя по всему, Марина с пирожными уже давно ждала вызова. Сама войти не решалась. Немов критически оглядел блюдце с тремя буше, разломил одно, отправил кусок в рот, запил коньяком. Да, так лучше. Привычка заедать стресс сладким у него давно. Пора бы отказываться, врачи говорят, сахар высокий. Но другого способа успокоиться, при этом не напившись вусмерть, он не знал. Вот, теперь можно и дела порешать. Ромка, судя по всему, перезванивать не собирался, или Таша забыла передать его просьбу. Надо брать инициативу в свои руки. Что бы там ночью ни произошло, а помочь мальчику он должен. Глеб Васильевич надел очки и достал телефон. Ромка ответил не сразу и, судя по сонному голосу, ещё и не вставал. - Спишь? – возмутился Немов. - Твоими стараниями уже нет. Совсем совести потерял, Глеб! Вместе же вчера гуляли. А ты где, кстати? У нас? - На работе. Рома, включайся! Если бы я был у вас, стал бы звонить? В офисе я, дела срочные. Неважно. Рома, мне надо с тобой серьёзно поговорить. - До вечера не ждёт? Башка трещит. И прекрати орать в трубку. - Я не ору, я говорю. Рома, ты в курсе, что Никита на игле? – разом выпалил Немов и свободной рукой потянулся за коньяком. В трубке повисло молчание. Роман Исаевич переваривал информацию. - Кто на игле? – тихо и чуть не по слогам переспросил он наконец. - Никита. Племянник ваш! Я вчера его поймал на веранде, когда тот собирался сигануть вниз. - Зачем? – Вяземский всё ещё не мог собрать мысли в кучу. - Не знаю. Полетать хотел, наверное. Откуда мне знать, что там наркоманам чудится? Я думал, он перебрал. Приволок его в свою комнату, пока он журналистам на глаза не попался. В этом месте Немов запнулся, глотнул коньяку для храбрости. Самый опасный момент надо было как-то проскочить. Но Ромка не акцентировался на деталях, его пришибло основной новостью. - А утром, - продолжил Глеб, - я обнаружил его на унитазе с закатанным рукавом и шприцем. - Охренительно… - Рома, надо что-то делать. Как ты вообще мог его упустить? - Я?! – Вяземский наконец-то проснулся и взорвался праведным гневом. – Да я его вижу? Он давно взрослый, у него своя жизнь! Мы встречаемся раз в год! Я удивляюсь, что ты вообще вспомнил, как его зовут. Глеб Васильевич хотел сказать, что сам удивился, но Ромка не давал вставить ни слова. - Чёртов мажор! Доигрались! Я говорил Иосифу, чтобы перестал снабжать его баблом! Но нет же, нас ведь чувство вины гложет за испорченное детство. Он забыл, мать его, что Ник давно не ребёнок. И игрушки у него, оказывается, совсем другие. - Ты вроде говорил, что у него частная практика. Чего-то там… Юрист он? – Глеб силился вспомнить факты биографии Никиты, которые ему были известны. Но родственниками друга он особенно никогда не интересовался, так что вспомнить ничего не мог. - Психотерапевт он! Ну да, практика была. Потом он её прикрыл, типа отпуск взял. А потом… Да не знаю я, что ты пристал? У меня гастроли, концерты, ну сам знаешь! Мне бы за Ксюшкой успевать следить. Чёрт! Ксюшка! Они же общаются иногда, а вдруг он её тоже… Убью! - Так, Рома, Рома, тормози! – Немов хорошо знал, что как только речь заходит о любимой дочери, друг теряет чувство меры. – Твоя Ксюша день и ночь при Таше, сам подумай! - Ну да. Всё равно убью! Позор семьи! - Рома! Наркомания – это болезнь! Никите нужно помочь. Он ещё у вас? - Понятия не имею! Сейчас посмотрю. Некоторое время в трубке слышалось только пыхтение толстяка Вяземского. Глеб Васильевич пока потягивал коньяк, чувствуя, что отпускает. То ли от того, что набрал нужный градус, то ли от того, что всё страшное уже позади. Рому он в известность поставил, теперь пусть берёт нерадивого племянника за химок и везёт в клинику. А Немов свой долг выполнил. - В твоей спальне его нет, - наконец сообщил Вяземский. – И, судя по всему, нигде нет. Машины во дворе тоже не видно. Наверное, домой уехал. - Он ещё и за рулём? – ужаснулся Немов и поймал себя на том, что дёрнулся. Потрясающе, он уже за него переживает. Только и не хватало. - Ну да, вчера приезжал на машине. - Ты знаешь, где он живёт? - Конечно знаю! Он всё-таки мой племянник. - Так поезжай к нему! Хватай и вези в клинику, пока он бед не натворил. Или передоза не случилось! - Ты опять орёшь, - заметил Вяземский. – Знаешь что, страна советов, поехали-ка вместе. Ты меня в эту историю втравил, между прочим. - А я причём? – оторопел Глеб. - Вот я и думаю, причём тут ты? Ты его спасаешь от падения с веранды, ты его укладываешь спать у себя в комнате, ты мне с утра мозг выносишь. Нет, спасибо, конечно, что просветил, но и головную боль ты мне тоже обеспечил. Так что давай, я за тобой заеду. - Я не… Рома?! Но Роман Исаевич уже положил трубку. Немов хотел перезвонить, но передумал. Может, и правда стоит съездить. Ромка товарищ горячий и непредсказуемый, вдруг накинется на Никиту с кулаками, мстить за поруганную честь семьи? По поводу семейных ценностей у Вяземского был свой пунктик. Или ещё что-нибудь случится. Лучше проконтролировать. Подумал и сам себе удивился. Покачал головой и взялся за последнее пирожное. *** - Странно ты как-то похмеляешься, - заметил Роман Исаевич, когда Глеб плюхнулся рядом с ним на заднее сидение Хаммера. – От тебя коньяком за версту несёт. - Мда? Я нервы успокаиваю. У тебя жвачка есть? - Свою иметь надо. Нервы он успокаивает. У меня вот никаких нервов не осталось уже! Держи, мятная. Глеб Васильевич взял жвачку и отвернулся к окну. Разговаривать не хотелось. Ромка кипел от злости, а Немова трясло от волнения. Как он посмотрит Никите в глаза? А если тот помнит всё, что произошло между ними ночью? Нет, зря он поехал. Рома прекрасно бы справился один. В конце концов, Никита его племянник. А Глебу с ним лучше вообще никогда больше не встречаться. - Где он хоть живёт? Ехать далеко? У меня концерт вечером, - нарушил тишину Глеб Васильевич, когда молчать стало невыносимо. - На Бардина. Дом не помню. Увижу, узнаю. - Мда. Ну ты молодец, конечно. - А что я?! – взвился Роман Исаевич. – Он мне что, сын? Он мне даже племянник чисто условно, седьмая вода на киселе. И у него давно своя жизнь, взрослый мужик, вообще-то! Откуда я знал, что его нужно контролировать? И вообще, он нормальный был, серьёзный, правильный. Ну, шебутной немножко, спортом этим дурацким они с Ингой занимались, парашютным. Но тоже надо где-то адреналин выплёскивать, я понимаю, молодость, все дела. А потом, когда Инга погибла, он как-то от нас отстранился. - Так, подожди! Давай-ка сначала. Инга? - Его жена. Я тебя ещё на свадьбу приглашал, но у тебя же вечно концерты, корпоративы, борьба с нуждой. Очень красивая была пара. Инга его в парашютный спорт и затащила, вместе прыгали. А потом она разбилась. Несчастный случай. Парашют не раскрылся, классика жанра. Глеб Васильевич медленно переваривал информацию. То есть, Никита – вдовец? В тридцать лет? Ужас какой. Немов хорошо помнил себя в этом возрасте. Кажется, что жизнь только начинается, что всё самое интересное ещё впереди. Сам он в тридцать только познакомился с Ирмой, какой у них был роман! Он приносил ей охапки цветов после концерта и посвящал песни. Ради любимой хотелось горы свернуть! А о таких вещах, как смерть, он тогда и не задумывался. - И Никита стал как-то от нас отдаляться, - продолжал Вяземский. – Таша пыталась поддерживать контакт, но по телефону он говорил, что у него всё хорошо, что работает. От приглашений в гости отказывался, ну а где нам ещё встречаться? У меня своя жизнь, у Таши тоже забот полон рот – Ксюшка, маман, да и дом на ней. Ну что ты на меня так осуждающе смотришь? Упустил я парня, упустил! Всё, приехали! Андрей, вот сюда поворачивай! Хаммер Вяземского свернул в небольшой проулок и остановился у внушительной многоэтажки. Немов присвистнул. - Солидно! - Говорю же, Иосиф его баловал. Вот и результат. Глеб Васильевич покачал головой. Не был Никита похож на мажора. Взгляд не тот. Нет в нём той лёгкости и беспечности, как у золотой молодёжи. У него в глазах вся печаль еврейского народа. Впрочем, у Глеба не было особой возможности разглядывать. Но общее впечатление всё равно сложилось. Они поднялись на лифте на шестой этаж. Оказавшись на площадке, Роман Исаевич на секунду замешкался, выбирая нужную дверь. Но всё-таки выбрал, нажал на звонок. Никакой реакции. Нажал ещё раз. - Оглох он, что ли? Или в отключке? – проворчал Вяземский и полез за телефоном. - Подожди, тут же не заперто! – Глеб Васильевич толкнул дверь, и она открылась. - Совсем обалдел, в Москве двери держать открытыми! Да его же обчистят! - Если не испугаются! Глеб Васильевич шагнул в тёмный холл и тут же споткнулся о пакет с мусором. Покатились, звякая, пустые бутылки. Он нашарил выключатель, но сколько ни щёлкал им, свет так и не зажёгся. - Феерический срач, - прокомментировал Роман Исаевич. – Не хватает только дружков-наркоманов по углам. Ну и где этот засранец? Он решительно пересёк холл, заглянул в гостиную, распахнул дверь в ванную, откуда немедленно высыпалось грязное бельё. Глеб пошёл на кухню, но там обнаружил только горы грязной посуды, парочку тараканов и кастрюлю с новыми формами жизни на дне. Запах стоял такой, что захотелось немедленно закурить. Он распахнул окно и вернулся к Ромке. - В спальне тоже никого, - сообщил Вяземский. – И ничего. Кровать даже без белья. Похоже, Ник здесь не живёт. - А это что? – Глеб заметил ещё одну дверь в конце коридора. – Там смотрел? Он вошёл внутрь и увидел Никиту. Парень спал на диване, обняв руками какую-то рамку. Портрет жены, наверное, подумал Глеб Васильевич. Жалко мальчишку, так тоскует. Хотя, с другой стороны, надо же быть мужчиной. Жизнь продолжается. Да, трагедия, но не повод садиться на наркоту и пускаться во все тяжкие, в гомосеки подаваться. Подумал и содрогнулся. Нет, забыть обо всём, что произошло ночью! - А, вот где эта спящая красавица! – в комнате появился Ромка. – Ну-ка, рота, подъём! Роман Исаевич решительно тряхнул Никиту за плечо. - А? Что? Дядя? - Он самый! Просыпайся, говорю! Нам надо серьёзно поговорить! А это что у тебя такое? – Вяземский заметил портрет на груди у Никиты, поднял, повернул к свету. – О, знакомая какая морда. Глеб Васильевич, друг мой ситцевый, ты бы без грима на улицу-то не выходил. Красота – она, знаешь ли, страшная сила. - Чего? – Немов заглянул через плечо Ромки и остолбенел – вот тебе и портрет жены! На фото был он сам. В расстёгнутой рубашке, с мешками под глазами и растрёпанной шевелюрой. Фото явно не постановочное, наверняка папарацци подкараулили где-нибудь на банкете. И зачем такой ужас ставить в рамочку? Да ещё и спать с ним в обнимку? Глеб Васильевич покраснел. Что Ромка подумает? Но Роман ничего не думал, он уже поднял с пола шприц и теперь гневно потрясал им перед лицом Никиты: - Так это правда? Мой племянник сидит на игле? Ты вообще в своём уме? - Вполне, - Никита был абсолютно спокоен. Он сидел и невозмутимо наблюдал за чуть не подпрыгивающим на месте дядюшкой. - Почему ты от нас скрывал? - А должен был доложить? В письменном виде или устном? - Ты ещё издеваешься, щенок? Да я тебя… Роман замахнулся на Никиту, но Глеб, готовый к чему-то подобному, перехватил его руку. - Спокойно, спокойно! Без рукоприкладства! Мы ведь договорились! Мальчику нужна помощь! - Мозги новые нужны этому мальчику! Значит так! Быстро собирай манатки и поехали. - Куда? – всё так же спокойно поинтересовался Никита. - В клинику! - Ага, уже бегу. Шнурки только поглажу. Ромка стал багрово-красным. Руки непроизвольно сжались в кулаки. - Ты! Ты! Позор семьи! Да как ты смеешь? - А ты? Ты мне кто, мать родная? Я вообще не пойму, что ты здесь делаешь? И, - Никита первый раз запнулся, - Глеба Васильевича приволок. - Это Глеб Васильевич меня сюда приволок! И он же осчастливил меня новостью, что мой племянник – наркоман! Ну, Глеб? Чего ты молчишь, ручки сложил? Давай, поговори с этим придурком. Глеб Васильевич тяжело вздохнул. - Рома, сходи на кухню, пожалуйста, сделай чайку. Так пить хочется. А мы с Никитой поговорим. Роман Исаевич аж дар речи потерял от такой наглости. Но на кухню всё-таки пошёл. От греха подальше, пока никого не убил. Пусть этот Дон Кихот сам с Ником разбирается. Ему же приспичило добрые дела делать. *** Никита в полном обалдении наблюдал, как за дядюшкой закрылась дверь, а Немов (Немов в его квартире!) привалился к столу. - Никита, нам действительно нужно серьёзно поговорить. Ник сглотнул. Вся его самоуверенность мгновенно улетучилась. Он смотрел на Немова как кролик на удава. Вдруг сообразил, что всё ещё сидит на диване, тогда как Немов перед ним стоит, и тут же вскочил, сдёрнул на пол скомканный плед, пнул ногой пивную банку. - Садитесь, Глеб Васильевич. Немов хмыкнул, но сел, поддёрнув брюки. Те самые брюки, в которых был вчера вечером. Те самые, которые во сне Никиты он аккуратно, по стрелочкам развешивал на стуле. Нет, не думать об этом, не вспоминать. Только не сейчас, когда настоящий, живой Немов в его квартире! - Никита, мне кажется, ты попал в серьёзную переделку, - осторожно начал Глеб Васильевич. «Да, когда тебя в первый раз увидел», - пронеслось в голове у Ника. Внешне же он никак не отреагировал, ожидая продолжения. - Ты понимаешь, что наркотики не решают проблем? Они только создают новые. Поверь мне, я в своей жизни видел очень много наркоманов. Среди музыкантов, особенно рок-исполнителей, их немало. И до старости никто не доживает. Он говорил медленно, подбирая слова, как с ребёнком. Никите было смешно. «Фу, это плохо, больше так не делай». И чего он ждёт? Что Никита пообещает исправиться и «бросить каку»? Как у него всё просто. Но голос… Чёрт возьми, какой же у него завораживающий голос. Мягкий, обволакивающий, проникающий в душу. И интонация какая-то сказочная. А он ведь волнуется. Пальцы одной руки мнут суставы другой, крутят обручальное кольцо. Он носит обручалку? А почему нет? - Никита, ты меня слышишь? С наркотиками нужно завязывать. Ты ещё очень молод, у тебя вся жизнь впереди… И кому эта жизнь нужна? Что в ней осталось интересного, кроме снов и иллюзий, которые дарит дурь? И даже сейчас вот это чудо, настоящий Немов в его квартире, появилось тоже из-за наркоты. И пусть он читает Никите занудную лекцию о вреде наркотиков, факт остаётся фактом: Немов сидит на диване рядом, от него пахнет коньяком и прёт его бешеной, сводящей с ума энергетикой, так, что у Никиты кружится голова и ноет в ещё одном интересном месте. И лучше запомнить этот момент как следует, потому что вряд ли он когда-нибудь повторится. - Послушай, Никита, ты славный мальчик. Симпатичный, умный. Ну зачем губить свою жизнь? Никита поднял на него глаза. Господи, что он творит? Что он такое говорит? У Никиты же сейчас башню снесёт. - Глеб Васильевич, - выдавил он, облизывая пересохшие губы. – Вы приехали сюда специально, чтобы поговорить со мной о наркотиках? Немов кивнул и стал расстёгивать верхнюю пуговицу рубашки. Ему было жарко, по вискам текли капельки пота. Никита подумал, что не мешало бы открыть окно, но не находил в себе сил пошевелиться. - И вы хотите, чтобы я поехал лечиться в клинику? - Да! Немов наконец-то справился с верхней пуговицей и распахнул ворот. В нём мелькнула короткая цепочка. И крестик, слишком большой для цепочки. Точно такой же, какой Никита видел во сне. Или… Никита замер. Мысли проносились в голове на крейсерской скорости. Не сон. Цепочка. Римское плетение. Он ведь так хорошо её рассмотрел. И крестик. Немов, самовлюблённый и вечно занятой артист Немов приехал к едва знакомому парню уговаривать лечиться. Ему не всё равно! Значит… Не снилось… Не наркотические глюки… Господи… Никита заставил себя посмотреть Немову в глаза. Ты тоже помнишь? Или предпочёл забыть? Ну скажи что-нибудь. Намекни. Тебе ведь понравилось. И ты прибежал сюда. И потеешь, как мышь, и хрустишь суставами. И пить тебе хочется не просто так. Скажи! Дай знак! И я сделаю всё, что ты захочешь! - В этом доме нет ни чая, ни сахара, ни просто чистых кружек! – громогласно заявил Роман Исаевич с порога. – Могу предложить воды из-под крана. Чтоб дядюшке провалиться! Как же он не вовремя! Но Немов, казалось, вздохнул с облегчением. Он резко поднялся с дивана и сам прошёл к окну, завозился с ручкой. К слову, давно сломанной. - И до чего вы договорились? - Надеюсь, ты нашёл приличную клинику? – вопросом на вопрос ответил Никита. - Ты ещё выбирать будешь?! - Нет, просто сразу предупреждаю, что к попам не поеду. Сдохнуть в келье во время ломки мне не улыбается. - Да к каким попам, Никита? – Немов наконец-то обернулся от чёртового окна. – Ты поедешь в самую лучшую в Москве клинику. Полная анонимность, профессиональные врачи. Всё будет отлично. Нужно только твоё желание. Желание у Никиты сейчас было только одно, но он тщательно запихивал его на задворки подсознания. Потом, всё потом. Он поедет в клинику, если Глеб этого хочет. Он сделает всё, что угодно, если его личный Бог хотя бы намекнёт. Главное, что это был не сон. - Ну давай, собирай вещи, - дядюшка выглядел растерянным. Похоже, он не ожидал, что Никита так легко согласится. - Мне нечего собирать. Поехали. Они спустились вниз, Роман Исаевич впереди, Никита за ним, а Глеб замыкал процессию, словно боялся, что Никита сбежит по дороге. В Хаммер Ник занырнул даже слишком проворно, заняв место Вяземского, возле Глеба. Пришлось Роману Исаевичу усаживаться спереди. Никита заметил, что даже на широком сидении Хаммера Глеб постарался отодвинуться как можно дальше от него. Значит, всё помнит. И теперь что? Боится, что Никита изнасилует его прямо тут, в машине, на глазах всего честного народа? - Меня сначала в офис закиньте, - распорядился Немов, едва машина тронулась. Никита вздрогнул. - Глеб Васильевич, а вы с нами не поедете? Дядюшка обернулся к ним. - Ник, ты мозги-то включай. У Глеба Васильевича, наверное, поважнее дела есть. У него работа, вообще-то, концерт сегодня. Он и так на тебя уйму времени потратил непонятно зачем. Хватит того, что мне придётся с тобой возиться. - Не возись, - огрызнулся Никита. – Я тебя не просил. - Никита, пожалуйста, мы же договорились, - мягко оборвал его Немов, и Никита моментально заткнулся. До офиса Немова ехали в полном молчании. Глеб Васильевич усиленно делал вид, что разглядывает московские пейзажи, а Никита исподтишка наблюдал за ним, стараясь запомнить каждую минуту этого удивительного дня. Добрались, как назло, быстро. Немов вылез из машины и на прощание протянул Никите руку. - Лечись. Ты мне обещал. Рука была тёплой и мягкой. Никита кивнул. В горле пересохло так, что сказать хоть что-нибудь он не мог. - Рома, позвонишь мне потом, расскажешь, как что! Немов хлопнул дверью. - Есть, ваше величество, - под нос себе пробормотал дядюшка и, уже громче, Андрею, - значит так, едем на юго-запад, от МКАД километров тридцать, я сейчас ещё раз перезвоню, уточню адрес… Никита провожал взглядом плотную фигуру в светлом костюме, слегка косолапящую, но всю такую невозможно деловую. Немов уже включил «артиста»: вздёрнутый подбородок, чуть надменный кивок швейцару, кинувшемуся открывать дверь. Словно и не существовало доброго сказочника, полчаса назад на Бардина рассказывающего, что всё у Никиты будет хорошо.