Во имя любви. Часть 1. Преодолевая барьеры

- Одним словом, Ирма Владимировна, шеф в последние дни просто озверел. Простите, конечно, но что есть, то есть. В офис хоть не заходи. Верите, я стараюсь в машине сидеть, не подниматься! Уж лучше так, чем под горячую руку попасть. Вчера утром попросил денег на бензин, так он давай кричать, что недавно вот заправлялись, что я по своим делам на его машине езжу, бензин жгу, ну и так далее. Всё, говорит, теперь будешь при мне машину заправлять. Да без проблем! После обеда поехали в Химки, у него там какая-то встреча была назначена, я заруливаю на заправку. Что тут началось! На бензин у него аллергия, и запах для связок вреден, и вообще я краду его время, и должен обслуживать машину до того, как приезжаю в офис. Ну вот и что мне делать? - Сейчас-то бензина хватит? – рассеянно поинтересовалась Ирма, разглядывая из окна Глебова «Мерса» мелькающие витрины. - Ну да, мы в итоге заправились. Вы только напомните ему вечером, что я вас в «Ашан» возил. Ирма кивнула, не заботясь, увидел ли Игорь её жест. Мысли были заняты совершенно другим. С Глебом действительно творилось что-то необычное. Вот даже сегодня, когда она попросила дать ей водителя, Глеб начал возмущаться, что Игорь ему самому нужен, а за покупками Ирма может съездить самостоятельно. Хотя пятью минутами раньше заявлял, что весь день проторчит на студии – у него полным ходом шла запись нового альбома, презентация которого должна была состояться уже через месяц. Пришлось настоять. Съездить одна за продуктами Ирма, конечно, могла. Но кто станет таскать тяжёлые пакеты из машины в дом, интересно? А закупалась она сразу на пару недель, чтобы потом лишний раз из посёлка не выезжать. В поселковых-то магазинах цены бешеные, она не собиралась, как соседки, в три раза переплачивать. - И маленький шеф злой ходит, - продолжал Игорь. – Ой, то есть, простите, Вячеслав Давыдович. Ирма усмехнулась. Она прекрасно знала, что Глеба музыканты и сотрудники офиса называли «большим шефом», а его директора Троянова «маленьким». Имелся в виду объём полномочий и размер геморроя, который оба шефа могли устроить, а не внешние габариты. Так-то Троянов был не ниже Глеба, разве что в два раза худее. - А он почему злой? Может быть, с концертами какие-то проблемы, раз оба не в духе? - Да нет, Ирма Владимировна. С маленьким шефом всё просто. Глеб Васильевич-то сейчас в офисе днюет и ночует. Приезжает рано, уезжает поздно. Ну Маринка и сидит голодная. Я ведь вам говорил, что они с Трояновым вась-вась. И встречаться им больше негде, кроме как в офисе. Игорь вдруг примолк, видимо, сообразил, что уж слишком фривольно общается с супругой шефа. Но Ирма никак не отреагировала. Отношения Троянова с кем-либо её совершенно не интересовали. А вот поведение Глеба настораживало. Собственно, она потому и настояла, чтобы Игорь свозил её в магазин, хотела поговорить. Игорь давно уже выполнял для неё роль информатора, посвящая в ту часть жизни мужа, которая проходила без неё. Не бесплатно, конечно. Знал бы Глеб, что его же деньгами водителю выплачивают премию за то, что он шпионит за шефом. Ну а что делать? Не зря же говорят: «Кто владеет информацией, тот владеет миром». Ирма очень не хотела терять свой уютный мир, а профессия у мужа такая, что без контроля никуда. Иногда она с горечью думала, как было бы здорово, если бы Глеб работал каким-нибудь крупным чиновником, как её родители. Уходил бы каждый день в восемь, приходил в семь. Суббота и воскресенье выходные, всегда, каждую неделю. А главное, чётко известны критерии хорошей и плохой работы, условия игры обозначены заранее. Никаких ежевечерних трагедий: принял зал или не принял, достаточно подарили цветов или маловато, звучал голос или не звучал. Нет, по большому счёту, своей жизнью она была довольна. Она получила всё, о чём девочки мечтают с детства: роскошный дом в элитном посёлке, хорошую машину, неограниченное количество денег на карточке. Впрочем, деньгами Ирма швыряться не любила, тратила их экономно, но при случае могла позволить себе дизайнерскую сумочку или туфли. Да, и принц тоже имелся. Теперь уже весьма потрёпанный жизнью, но для посторонних женщин всё ещё очень привлекательный. Выходя с мужем в свет, на какую-нибудь презентацию или модный показ, Ирма часто замечала, с каким восхищением смотрят на Глеба девицы, порой годящиеся ему в дочери. Она их восторг не разделяла, да это и понятно. Девицы же не видят, как он по утрам в халате и тапочках волочёт свою тушку в столовую за вредной, но неизбежной чашкой кофе, без которой у него просто не откроются глаза. И завываний его в ванной комнате, гордо именуемых распевкой, они не слышат. Ну и в целом без грима, костюма и жизнерадостной маски обаятельного красавца Немова, Глеб выглядит куда менее привлекательно. Зато со стороны их семейная жизнь кажется идеальной. На вопросы журналистов о супруге Глеб всегда рассказывает, какая она умница, красавица, отличная хозяйка, экономист по образованию. Не работает, конечно. Ну зачем женщине работать? Если снимали сюжет у них дома, Ирма накрывала стол, пекла что-нибудь вкусное к чаю и мило улыбалась на камеру. Они оба поддерживали легенду о прекрасной дружной семье. Да, небольшой, с детьми вот не сложилось. В этом месте Глеб Васильевич обычно хмурился, и ни у кого язык не поворачивался уточнять. И получалась добрая, хорошая передача, вызывающая слёзы умиления у доверчивых телезрительниц. А что там на самом деле – какая разница? Как у всех. Ирма не верила, что после тридцати лет брака можно сохранить свежесть отношений. По крайней мере, она таких примеров не встречала. - Но вы не думайте, Ирма Владимировна, ничего такого, о чём я должен был бы вам рассказать, не происходило, - вдруг ляпнул Игорь, озадаченный её молчанием. – Глеб Васильевич почти всё время сидит в офисе или на студии. - Я поняла, Игорь, спасибо, - оборвала его Ирма. Вот ведь простодушный дурак, желающий угодить. Иногда он её даже раздражал. Да понятно, что дело не в очередной любовнице. Когда у Глеба появлялся кто-то на стороне, он вёл себя совершенно иначе. Становился необыкновенно внимательным к супруге: приносил цветы, покорно ел её овощные супы, выслушивал последние новости и даже пытался интересоваться её рукоделием. Чувствовал себя виноватым. Если Глеб бушует, тут что-то другое. Голос не звучит? На какой-нибудь особо важный правительственный концерт не позвали? Гадости в прессе написали? Что ж, оставалось надеяться, что Глеб или успокоится, или хотя бы просветит жену, что у него произошло. *** Хоть бы одна сволочь позвонила! Глеб Васильевич с тоской смотрел на лежавший перед ним мобильник. Вот когда не надо, его просто разрывают: сюда придите, туда придите, там спойте, здесь снимитесь. И приглашения присылают пачками: на свадьбы, приёмы, банкеты, спектакли и концерты. И почти всегда Глеб отправляет их в мусорную корзину, предпочитая тихий вечер у телевизора очередной тусовке. А когда он и не против куда-нибудь сходить развеяться, как назло, не зовут. Ни концертов, ни съёмок уже третий день, тихо, как в могиле. Лето у людей ещё не закончилось, что ли? Нет, с одной стороны, хорошо. Он спокойно писал новый альбом, выверяя каждую ноту, каждый звук. А с другой – больше двух-трёх часов в день на студии делать нечего. Голос садится, чистого звука уже не будет. И что прикажете делать? Домой ехать категорически не хотелось. Обычно он сбегал к Вяземским. Но пока Ромыч гастролирует по Земле Обетованной, что там делать? Конечно, у них с Ташей такие отношения, что даже в отсутствие Ромки можно к ней заявиться, получить порцию домашних кексов и неторопливых разговоров у камина. Но всё же Глеб Васильевич считал неприличным наведываться к женщине, пока её муж в отъезде. Пусть даже женщина и просто друг. Тошно-то как. Сейчас бы не помешало рандеву с какой-нибудь длинноногой красавицей. Или не длинноногой и даже не красавицей, а просто женщиной, способной вернуть вкус к жизни. Вот только проблема. У Глеба Васильевича было строгое правило – никаких романов в Москве, где полно журналистов, общих с Ирмой знакомых, и вообще его каждая собака знает. Вот в провинции, на гастролях, это сколько хотите. Такая политика позволяла многие годы избегать скандалов и поддерживать имидж примерного семьянина. Но и сковывала, конечно. Не лететь же сейчас куда-нибудь в Нальчик только ради секса. Уже не тот возраст, вот лет пять назад он и такие фокусы выделывал. А сейчас старался совмещать приятное с полезным, то есть любовные приключения с текущими гастролями. За окном давно стемнело, в офисе никого не осталось, только тётя Маша, уборщица, гремела вёдрами в приёмной явно намекая, что пора бы Немову освободить помещение и дать ей спокойно прибраться. Игорь внизу ждёт и наверняка проклинает шефа, из-за которого снова не успеет увидеть дочку прежде, чем жена уложит её спать. У всех свои дела, свои заботы. И всем он мешает. Глеб Васильевич тяжело вздохнул и потянулся за пиджаком, висевшем на вешалке. Надев его, машинально сунул руки в карманы, проверяя, на месте ли портмоне, не забыл ли он телефон. В обоих карманах звякнули ключи. Странно. Немов извлёк обе связки. Одна его, от дома. А вторая откуда? И брелок незнакомый, с эмблемой «БМВ». Глеб Васильевич задумался, повертел брелок в руках. Кажется, он был именно в этом пиджаке, когда приключилась история с Никитой. И там, на Бардина, когда они с Ромкой и Никитой выходили на улицу, Глеб вытащил ключи, торчавшие с внутренней стороны двери и запер замок. Неужели машинально положил ключи к себе в карман вместо того, чтобы отдать хозяину или Ромке, на худой конец? В принципе, мог. В его стиле было и телефон в холодильнике оставить, по рассеянности. В любом случае, факт оставался фактом, он умыкнул ключи от квартиры Никиты. Не забыть бы вернуть потом. Немов играл брелоком, стоя в дверях собственного кабинета, не обращая внимания на уже покашливающую в приёмной тётю Машу. А что если поехать сейчас в квартиру Никиты? В конце концов, она почти неделю стоит без хозяина, надо бы проверить, что там и как. Вдруг они свет не выключили, когда уходили? Или окно оставили открытым. Идея была глупой и нерациональной, но чем больше Глеб Васильевич её обдумывал, тем больше поднималось настроение. По крайней мере, с минусовой отметки оно уверенно ползло к нулевой. Решившись, Глеб Васильевич спустился вниз. Игорь дремал в машине. - Доброе утро, страна, - Немов решительно тряхнул его за плечо. – Давай ключи. Игорь спросонья ничего не понял. - Какие ключи? - От машины ключи, Игорь. От моей машины. И можешь быть свободен, метро ещё работает. Игорь явно удивился, но ключи отдал. Немов с иронией смотрел на озадаченного шофёра. Ну да, он нечасто сам садится за руль. И Игорь сейчас наверняка побежит докладывать Ирме, что её благоверный забрал машину. Не иначе, как налево собрался. Как же надоели все эти тайны мадридского двора. - Свободен, Игорь. Завтра позвоню, скажу, куда приехать. Глеб Васильевич плюхнулся на водительское сидение и завёл мотор. *** В Москве, по крайней мере, центральной её части, Глеб Васильевич ориентировался прекрасно. Ещё бы, в детстве всю её исходил, облазил. Сейчас облик столицы сильно изменился, некоторые улицы и не узнать, но у него была прекрасная зрительная память, и нужный поворот он нашёл без труда. Припарковался во дворе, искренне понадеявшись, что не занял чужое место, и не найдётся желающих проткнуть колёса его Мерсу. Поднялся на шестой этаж, отпер дверь. Пахнуло давно не вынесенным мусорным ведром. Мда, бардак тут редкостный. Честно сказать, свинарник. Глеб Васильевич, не разуваясь, прошёл в квартиру. Методично обошёл все комнаты, проверяя окна, краны и розетки. Всё выключено, всё закрыто. И откуда эта паранойя? Ладно, признайся себе честно, тебе просто не хотелось ехать домой. Нашёл повод. Холодильник надо бы отключить. Глеб Васильевич открыл дверцу, проверяя, не остались ли там продукты. Мда уж… На полке сиротливо стояла банка пива. Ни колбасы, ни яиц, ни какого-нибудь плавленого сырка завалящего. Интересно, чем Никита вообще питался? Немов выудил из-под стола табуретку, примостился на неё и открыл пиво. Отхлебнул прямо из банки и скривился. Кислятина. Надо будет познакомить мальчика с приличными напитками и объяснить, что газированная дрянь в алюминиевой таре не имеет никакого отношения к настоящему пиву. Подумал и сам себя одёрнул. Притормози, Глеб Васильевич. Ты же не собираешься продолжать общение с Никитой после его возвращения из клиники? И, позволь спросить, что ты вообще тут делаешь? Сидишь на чужой грязной кухне, пьёшь чужое пиво. Что за странные желания? Кухня действительно была грязной, к тому же какой-то нежилой. Пара закопчённых кастрюль на плите, чайник без свистка и крышки, груда тарелок в раковине и больше ничего. Ни салфеточек, ни скатерти, даже занавесок на окнах нет. Как можно так жить? Вот вернётся Никита из клиники в этот свинарник и что? Обстановка как раз для наркоманского притона, но никак не для нормальной жизни. Не дело. Сидеть на жёстком табурете было неудобно. Глеб Васильевич вспомнил, что самой обжитой комнатой в квартире был кабинет, и побрёл туда. Щёлкнул выключателем, сел на диван, на котором совсем недавно спал Никита, наткнулся взглядом на собственный портрет. Ужас какой. Стоп. А что он, собственно, тут делает, его портрет? Глеб настолько привык видеть себя на афишах, обложках дисков, стенах своего офиса, что поначалу даже не заметил никакого противоречия. А теперь вот дошло. С какой стати у Никиты в квартире портрет Немова? Он что, его поклонник? Бред! Меньше всего Ромкин племянник похож на обычный контингент поклонников Немова. У него вообще всё больше поклонницы. Глеб Васильевич отхлебнул ещё пива. Что-то явно не складывалось. Хороший мальчик из приличной семьи, с образованием, счастливо женат, занимается спортом, делает карьеру. И вдруг, в одночасье, всё летит к чертям. Ладно, несчастный случай с женой – от такого никто не застрахован. Но почему наркотики? В его возрасте желание жить должно побеждать любую трагедию. Откуда эта собачья тоска в глазах? И то, что произошло в доме Вяземских. Парень ведь не гей. И на пресыщенного сексуальными удовольствиями извращенца тоже не похож. Глеб Васильевич немало повидал таких в их артистической среде. Были у них господа артисты, которые спали и с мальчиками, и с девочками, и чуть ли не с собачками просто так, в поисках новых ощущений. И с ними Никита ничего общего не имел. Пиво закончилось. Глеб Васильевич поставил пустую банку на пол, добавив к общему беспорядку и вытянулся на диване. Надо было бы собираться и ехать домой. Но ехать никуда не хотелось. Чертовски хотелось спать. Странно, он мучился бессонницей уже несколько дней. А тут вдруг, в чужом доме, на чужом диване, почувствовал себя так спокойно, так умиротворённо, как давно не чувствовал себя в собственной спальне. *** - Нет, вы не посмеете! Это бесчеловечно! Он же не зверь, в конце концов! Вы меня слышите? Я вам заплачу! Я… Я позвоню вашему начальству! Да я министру здравоохранения позвоню! Вы пожалеете, что с Немовым связались! Глеб Васильевич так кричал и размахивал руками, что в конце концов свалился с дивана. Открыл глаза и убедился, что перед его носом стоят собственные туфли, предусмотрительно вчера снятые. И мобильник валяется, подмигивает тремя пропущенными вызовами. Глеб Васильевич дотянулся до телефона. Два от Ирмы, один от Троянова. А, подождут. И что это было? Он осторожно сел на полу, отирая ладонью лицо и убирая со лба мокрые волосы. Ему снился Никита. В клинике. Привязанный какими-то жуткими, отпечатывающимися на руках жгутами к койке. Никита метался в бреду, кричал и пытался вырываться. И вид у него был как у покойника: восковая кожа, запавшие глаза, скрюченные пальцы. Чёртово воображение! Вот всю жизнь ему снятся яркие сны, с деталями. Глеб Васильевич искренне завидовал людям, которые нормально спят и никакое кино по ночам не смотрят. Они, наверное, высыпаются. И с диванов не летают. Он поднялся, подобрал телефон и побрёл искать ванную комнату. Бессовестно воспользовался бритвенным станком Никиты, одноразовым и затупившимся. Ну, лучше, чем ничего. Кое-как привёл волосы в порядок. Кофе бы сейчас, крепкого, чтобы в голове прояснилось. И таблеточку парацетамола, после ночи на узком диване ныла поясница. Но вряд ли у Никиты есть эти достижения человечества. И вообще пора отсюда выбираться. Жене вот позвонить, например. Он ведь вчера даже не предупредил, что ночевать не приедет. Глеб Васильевич вернулся в кабинет за пиджаком и вдруг застыл на пороге. Стоп. А если это всё правда? Если с Никитой действительно происходит всё, что ему приснилось? Он ведь, в сущности, ничего не знает о том, как лечат наркоманов. Хороши же они с Ромкой. Сдали парня и успокоились. На столе поблёскивал полированной крышкой ноутбук Никиты. Глеб Васильевич подошёл к нему, поднял крышку. Экран ожил, и Немов невольно вздрогнул. С монитора на него смотрел он сам, сидящий в кафе и поедающий пирожное. Кажется, в Шереметьево. И опять фотография была какая-то жуткая, без грима и, кажется, с бодуна. Что у Никиты за странная тяга к отвратительным снимкам? Глеб Васильевич надел очки и пощёлкал мышкой. Интернет тут наверняка подключён. Уверенным пользователем ПК Немова назвать было сложно, но о том, что в Интернете можно найти нужную информацию, представление он имел. В офисе ему настроили рабочий компьютер, показали, на какую картинку нажимать, чтобы попасть в Сеть, и иногда он просматривал спортивные новости. Проблема заключалась в том, что у Никиты такой картинки на столе не было. Немного потыкавшись и пооткрывав всякие непонятные программы, Глеб Васильевич взялся за телефон и набрал номер офиса. Маринка ответила тут же. - Приёмная Народного артиста России Глеба Немова. - Это я, - вместо приветствия сообщил Глеб Васильевич. – Марина, а как в Интернет войти? - Ой, Глеб Васильевич, а вас тут все ищут, - затараторила секретарша. – Из Петрозаводска звонили, кто-то там из администрации, хотят вас на день города. И из газеты по поводу интервью. Подождите, сейчас посмотрю название… - Марина! Ещё раз! Как войти в Интернет? - А зачем? Вы скажите, что вам нужно, я вам всё найду. И распечатаю. Так удобнее будет. - Кому удобнее? – Немов уже начал терять терпение. – Отвечай чётко на поставленный вопрос! - Ну, там надо на буковку «Е» нажать такую голубенькую. - Это я как раз знаю! А если буковки «Е» нет? - А что есть? Может, шарик такой разноцветный есть? - Нету шарика. Хотя нет, подожди, вот шарик, синий, с оранжевым. - Вот! – обрадовалась Маринка. – На него нажимайте. А теперь печатайте, что вы там хотите найти. - Всё, понял. Спасибо, отбой. - Подождите! А Петрозаводск? А журналисты? Глеб Васильевич разъединился. В задницу всех, и Петрозаводск, и журналистов. Успеется. Прежде всего он хотел успокоить собственную совесть и убедиться, что с Никитой не происходит ничего из того, что он видел во сне. Медленно, одним пальцем, долго ища нужные клавиши, он наконец-то набрал фразу «лечение наркомании» и углубился в чтение. Чем дольше Немов читал, тем больше убеждался, что его богатое воображение не такое уж и богатое. Потому что снился ему всего лишь привязанный к койке Никита. А в статьях описывались ужасы куда похлеще. На одном сайте говорилось, что на период ломки наркоманов погружают в искусственную кому, из которой можно просто не выйти, и навсегда остаться пускающим слюни овощем. На другом писали, что наркоманию, как и шизофрению, лечат током. На третьем утверждали, что всё это ерунда, нужно просто запереть накрозависимого в келье без доступа к наркотикам и молиться за его здоровье. Ну а если помрёт, так на то воля Божья. После последней статьи Глебу Васильевичу совсем поплохело. Он решительно захлопнул крышку ноутбука и полез в бумажник. Ромка отдал ему визитку клиники, как он сказал – «на всякий случай». Кажется, такой случай как раз наступил. Адрес на визитке ему ни о чём не говорил, ну да ладно, найдёт как-нибудь. *** Клинику Немов нашёл далеко не сразу, пришлось поплутать. В совсем уж глубоком Подмосковье ориентировался он плохо, но помог доблестный полицейский патруль. Глеб сам притормозил возле полицейской машины и, опустив стекло, поинтересовался, не подскажут ли ему дорогу до «Сосенок». Ну и началось: «Ой, Глеб Васильевич! Мне так нравится ваша песня про милицию! А можно автограф для жены? А давайте на телефон сфотографируемся?». Пять минут обязательных улыбок и фотографий, зато ему не просто подсказали дорогу, а ещё и сопроводили до нужного поворота. Глеб Васильевич ехал за полицейской машиной и посмеивался. Прямо-таки правительственный кортеж, только мигалки не хватает. Но как только он оказался у ворот «Сосенок», веселиться расхотелось. Высокие заборы, мрачные охранники на входе, вдали огромное здание с решётками на окнах. Больше всего «Сосенки» напоминали тюрьму. Глядя на всё это, Глеб Васильевич засомневался в правильности своего решения. Его сейчас просто-напросто не пустят. Он ведь даже не может объяснить, кем ему приходится Никита. Племянник лучшего друга? Бред какой. Однако на проходной его встретили весьма дружелюбно. - Вы навещать? В первый раз? – поинтересовался один из охранников видя, что посетитель замешкался. – По коридору направо. К счастью, не узнал. Тут ещё фотосессии не хватало. Глеб Васильевич повернул направо, машинально отметив, что налево бы и не получилось, там коридор перекрывала массивная железная дверь. Зато правое крыло приветливо встречало мягкими диванами и плазменными телевизорами в широких, уютных холлах. Миновав один такой холл, Глеб Васильевич наткнулся на сестринский пост, больше напоминавший ресепшн в какой-нибудь пятизвёздочной гостинице. И девушка за стойкой тоже была как из хорошего отеля, улыбчивая и доброжелательная. - Добрый день! Чем могу вам помочь? - Здравствуйте, девушка, - Глеб Васильевич машинально «включил артиста» с отрепетированной улыбкой, бархатным тембром и лёгким флиртом. – Я вот приехал навестить…э-э-э… племянника. И понятия не имею, как его найти. - А как зовут вашего племянника? - Никита. Никита Иосифович Тайлевич. - Сейчас посмотрим, - не переставая улыбаться, девушка защёлкала клавишами, вводя имя в компьютер. Пока она искала, Глеб Васильевич успел осмотреться и окончательно расслабиться. Ну и чего он психовал? Никаких ужасов тут нет и в помине. Очень приятная обстановка. Мимо него прошли два молодых человека примерно возраста Никиты, один устроился на диване у телевизора, другой, с кружкой, остановился возле кулера с водой. Всё тут как-то по-домашнему, спокойно, мило. Как в хорошей больнице или даже санатории. Сейчас девочка проводит его к Никите. Правда, Глеб Васильевич понятия не имел, о чём будет разговаривать с парнем. Но зато он убедится, что с ним всё в порядке. Тем временем девушка подняла глаза от монитора. - Простите, а вам звонили? Глеб Васильевич резко посерьёзнел. - Нет. А должны были? - Ну конечно. Мы всегда звоним и сообщаем, когда кризис миновал, и больного можно навещать. А, если верить базе, ваш племянник ещё в изоляторе. - В изоляторе? – всё его спокойствие мигом улетучилось. - Да вы не переживайте. Так у нас называется отделение, где больные находятся во время детоксикации. Снятия ломки, если по-простому. Девушка говорила медленно, убедительно, видимо, привыкла к общению с нервными родственниками. Но Глеба Васильевича уже потряхивало. - Если хотите, вы можете побеседовать с лечащим врачом вашего племянника. Так, давайте посмотрим, кто им занимается. Ага, доктор Посохов. Он отличный специалист! Его кабинет пятый по левой стороне. Пройдите, он вас примет и подробно обо всём расскажет. В кабинет доктора Посохова Глеб Васильевич вломился даже без стука. Он, пока дошёл до пятой двери, вспомнил все ужасы из недавнего сна и накрутил себя до головокружения. Не иначе, давление поднялось. Да и чёрт бы с ним. - Я хочу видеть своего племянника! – с порога заявил Глеб. – Немедленно проводите меня в этот ваш изолятор! - И вам добрый день, Глеб Васильевич, - поприветствовал его седой, коротко стриженый мужчина, сидящий за широким письменным столом. На вид ему было лет пятьдесят. Поджарый, крепкий и абсолютно невозмутимый. – Какие люди в наших пенатах. Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Хотите чаю? Кофе не предлагаю. Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы гипертоник. - Вы всем диагнозы на глаз ставите? – огрызнулся Немов, но в кресло всё-таки сел. – Не нужно мне чая. Я хочу увидеть Никиту. - Ага, вот уже и полезная информация пошла. Значит, вашего племянника зовут Никита. Никита у меня сейчас один, следовательно, ваш племянник – господин Тайлевич. Однако… - Что? Что с ним? – Глеб Васильевич совсем потерял контроль и подался вперёд. - Да то же, что и со всеми тут, - пожал плечами Посохов. – Успокойтесь, Глеб Васильевич. Лечим мы вашего мальчика. Вы рановато приехали. Уж простите, но никак я сейчас вам посещение не организую. Не в том он сейчас состоянии, чтобы с вами общаться. - Я настаиваю. Если нужны деньги, то я… - Немов полез за портмоне. - Да причём тут деньги? Просто ваш племянник сейчас проходит самую острую фазу абстинентного синдрома. И не вполне вменяем. - Значит, это правда, - медленно и угрожающе проговорил Глеб Васильевич. – И вы думаете, что на вас управы нет? - Что – правда? - Что вы мучаете своих подопечных. Изолятор у них тут, решётки на окнах, амбалы на входе. Скажите, доктор, вы их привязываете? Накачиваете всякой дрянью и усмиряете током? Я немедленно забираю Никиту! Что и где подписать? Глеб Васильевич редко повышал голос – профессиональная привычка беречь связки давно въелась и распространялась не только на сцену, но и на обычную жизнь. А тут забыл про всё на свете и гремел на весь кабинет, хорошо, если в коридоре его не слышали. Но Посохов только посмеивался, сохраняя абсолютное спокойствие. - И где же вы таких страшилок начитались, Глеб Васильевич? – поинтересовался он, когда Немов замолчал. - В Интернете. - И почему я не сомневался? Мда, ну что ж, вы сами напросились, - Посохов решительно поднялся. – Пойдёмте, я покажу вам вашего племянника. А вы уж сами решите, забирать его или всё-таки оставить под присмотром профессионалов. Пойдёмте, пойдёмте. Только халат накиньте, вон, на вешалке висит запасной. Глеб Васильевич проследовал за Посоховым. Они пересекли уютный холл и перешли в правое крыло. Лязгнула тяжёлая железная дверь, и Немов оказался в совершенно другом мире. Нет, на тюрьму это не было похоже. Но и на обычную больницу тоже. Прозрачные, но зарешёченные двери, за которыми просматривались койки, и лежали на них преимущественно молодые люди. Особо разглядывать их у Глеба времени не было, он едва поспевал за быстро идущим по коридору Посоховым. Наконец они остановились, доктор провёл по электронному замку карточкой и пропустил Немова вперёд. - Проходите. Только учтите – говорить с ним бесполезно. И то, что вы увидите, будет мало напоминать вашего племянника. Не пугайтесь, ещё несколько дней, и он придёт в чувство. А пока старайтесь близко не подходить. Я и так не должен был вас сюда пускать. Глеб Васильевич не слушал. Он решительно вошёл в палату и остолбенел. Никита выглядел точно как в его сне: худой, бледный, привязанный за запястья и лодыжки к койке и, к тому же, абсолютно голый, только лишь прикрытый тонкой простынёй. Глеб Васильевич, уже забыв про предостережения Посохова, подошёл ближе и понял, что Никита спит. Или в отключке. К одной руке у него была подсоединена капельница. На запястьях Никиты дальнозоркий Глеб Васильевич явственно разглядел фиолетовые отпечатки ремней. Значит, далеко не всё время он так безмятежно спит. - Да, мы привязываем наших пациентов, - предупредил его возмущения Посохов. – Но, поверьте, это самая жестокая мера, к которой мы прибегаем. И только на время первичной детоксикации, когда пациент думает лишь о новой дозе и себя не контролирует. В таком состоянии он может и в окно выйти, и вены себе перегрызть. Так что мы фиксируем пациента исключительно ради его собственной безопасности. - А почему он голый?! - Я же вам объясняю, Глеб Васильевич, пациенты себя не контролируют. Во всех смыслах. Кто будет одежду стирать? А так – просто меняем одноразовые пелёнки. Глебу стало совсем нехорошо. Он сделал ещё шаг вперёд и взял Никиту за запястье. - Ну хорошо, вы фиксируете ради безопасности. Но неужели нельзя это делать какими-то более щадящими методами? Это что?! - Глеб Васильевич, не стоит его трогать, вы его разбудите. Поверьте, по сравнению с теми ощущениями, которые испытывает наркоман во время ломки, ремень - такая… Посохов не успел договорить, потому что Никита вдруг резко открыл глаза и дёрнулся всем телом навстречу Немову. - Глеб! Немов отшатнулся от неожиданности, задел стойку капельницы и чуть не рухнул вместе с ней. Никита смотрел на него абсолютно безумными глазами, буквально впиваясь взглядом. - Глебушка! Ты пришёл! - Глеб Васильевич, вам лучше выйти! – Посохов решительно взял его за рукав. – Пойдёмте, вашему племяннику ни к чему сейчас сильные эмоции. Немов позволил себя увести. Его била нервная дрожь и не только из-за увиденного. Реакция Никиты его ошеломила. Чёрт возьми, что теперь подумает Посохов? Вряд ли племянник называет своего звёздного дядюшку «Глебушкой». И этот взгляд… Впрочем, мало ли Посохов тут видел безумных взглядов и неадекватных пациентов. - Теперь вы убедились, Глеб Васильевич? – спокойно спросил Посохов в коридоре. – Никаких пыток электричеством и прочих зверств. И на безвольный овощ ваш мальчик тоже не похож, верно? Глеб неуверенно кивнул. - А теперь пойдёмте, я покажу вам, как будет проходить реабилитация Никиты после того, как закончится детоксикация, и он выйдет из изолятора. Они вышли из жуткого левого крыла и по стеклянному коридору попали в другой корпус. - Вот здесь у нас бассейн и массажный кабинет. Каждый день наши пациенты получают массаж и плавают. Вот здесь сауна. Выгляните в окно. Видите вон ту беседку? Там проходят занятия йогой и арт-терапией. Наши пациенты рисуют, лепят, играют в различные спортивные игры, занимаются в тренажёрном зале. В вот тут у нас конференц-зал, в нём проводятся тренинги. Ещё каждый пациент проходит групповую и индивидуальную психотерапию. А хотите, я вам ещё столовую покажу? Можем даже перекусить! Глеб Васильевич покачал головой. - Не нужно. Я и так понял, что тут у вас курорт. - Совершенно верно. У нас самые лучшие условия в Москве и Московской области. И самая насыщенная программа реабилитации. Да, первая неделя у наших пациентов – не сахар. Но, поверьте, мы максимально облегчаем их состояние с помощью современных медикаментов. Зато, когда человек выходит из изолятора, он попадает вот в такую комфортную обстановку, где им занимается целая армия специалистов. Не переживайте, Глеб Васильевич. Я думаю, ещё два-три дня, и мы переведём Никиту. И вы сможете его навещать. Я лично вам позвоню и сообщу, когда это произойдёт. Глеб уезжал из клиники абсолютно подавленным. Не хотелось даже анализировать всё, что сегодня произошло. И своё поведение особенно. Старый дурак, привыкший всю жизнь потакать собственным желаниям. И чего ты добился? Засветился в наркологической клинике, с твоей-то известной каждой собаке рожей. Записал Никиту в племянники. Видимо, общие с Вяземским на двоих. Скомпрометировал себя по полной программе. А главное, ничего не добился. На душе легче не стало ни на грамм.