Во имя любви. Часть 1. Преодолевая барьеры

Глеб Васильевич уже двадцать минут стоял под холодным душем, рискуя основательно простыть. Вообще-то он привык бережно относиться к здоровью, но другого способа избавиться от назревшей проблемы он не знал. То есть знал, но этот способ был ещё хуже. Ну не в кулак же ему, как сопливому юнцу. Можно было бы к Ирме в спальню наведаться. Но, во-первых, жена просто не поймёт такого внезапного энтузиазма, особенно с утра. Она давно уже на кухне, крутится по хозяйству. Не хватать же её прямо там, как в молодости, когда любая горизонтальная поверхность годилась для секса. Во-вторых, Глеб Васильевич вообще не хотел заниматься сейчас любовью. Он хотел избавиться от стояка. И два всегда взаимосвязанных желания у него почему-то противоречили одно другому, впервые в жизни. И виноват во всём снова Никита! Мало того, что мальчишка не покидал его мыслей, так он теперь ещё и в снах Немова обосновался как у себя дома. Каждую ночь он снился Глебу. Сначала его мучили кошмары с сюжетами из наркологической клиники, потом стала повторяться сцена в доме Вяземских, причём с разными вариациями. То Глеб не успевал поймать Никиту на веранде, и мальчишка разбивался насмерть на его глазах. То он находил Никиту утром в туалете уже мёртвым, и вызванный врач разводил руками: «Что вы хотите, передоз, со всеми наркоманами случается рано или поздно». Глеб Васильевич просыпался в холодном поту, матерился, курил в форточку, пил сначала снотворное, потом коньяк, потом и то, и другое, а утром вставал разбитый, с тяжёлой головой. А сегодня фильмы ужасов сменились на эротику. Ему снилось море. Сочи или Крым. И они с Никитой на пляже. Крики чаек, плеск волн, нежные лучи солнца. Глеб Васильевич очень любил море и солнце. Он лежал в шезлонге и наблюдал, как Никита резвится в воде. И всё было прекрасно ровно до того момента, пока мальчишка не вышел из моря. Играя мускулами, он приблизился к Глебу, и вдруг, опустившись на корточки, стал стягивать с него плавки, явно вознамерившись сделать минет. При всём честном народе! Глеб проснулся в холодном поту и с таким стояком, что сам себе позавидовал. А теперь, медитируя под душем, размышлял, пора ему уже к психиатру или повременить. Он! Заслуженный кобель отечественной эстрады! Последний, кого можно было бы заподозрить в нетрадиционной ориентации! Видит эротические сны с участием другого мужчины и возбуждается от них! Это удивляло, пугало и бесило одновременно. Забыть! Выкинуть из головы Никиту. Загрузить себя работой так, чтобы не осталось ни времени, ни сил на всякие глупости! Слетать к кому-нибудь из верных подруг и доказать себе, что ты нормальный мужик! Но, как назло, Немов сидел без работы. Один-два выхода в сборных концертах не в счёт. Он торчал в студии, переписывал одно и то же до хрипоты, но всё было не то. Чтобы полностью переключиться, нужно уехать. Организовать бы себе гастрольный чёс, чтобы каждый день разные города и концертные залы. Вот тогда забудешь, как тебя зовут, не то, что Никиту. Проблема заключалась в том, что и гастроли просто так, с бухты-барахты не устраивались. Не советские времена, когда Немова хотели в каждом городе, да желательно, чтобы не один концерт, а три-четыре, и не в малюсеньких домах культуры, а на огромных стадионах. Увы, та эпоха канула в лету, сейчас стадионы собирают единицы, и то в крупных городах. Формат Немова – тысячный зал, причём желательно подгадать концерт к какому-нибудь празднику, восьмому марта, например. Его аудитория взрослая, просто так среди рабочей недели от шальных денег на концерты не ходит. - Глеб! Глеб, ты в ванной? Я надеюсь, ты не горячей водой моешься? Это очень вредно для… Выматерившись сквозь зубы, Глеб Васильевич едва успел выскочить из душевой кабинки и завернуться в полотенце до того, как в комнате появилась Ирма. Ну вот что ему делать? На замки запираться в собственном доме от неуёмной супруги? Он стоял босыми ногами на мокром кафеле и мрачно смотрел на жену. - Не стой босиком, простудишься. Ты чего так долго? Каша уже остыла. И, Глеб, с тебя капает. Неужели нельзя нормально вытереться? Мне потом надо ходить и лужи подтирать. Домработницы у нас, между прочим, нет. - Я тебе предлагал взять, - процедил Глеб Васильевич и переступил на коврик. - Ещё не хватало мне чужих людей дома! Я прекрасно справляюсь. Если бы ты ещё мне помог во дворе, было бы просто чудесно. Нужно подрезать яблоню, пересадить пальму из кадки в открытый грунт и несколько камушков перенести, я хочу сделать альпийскую горку. Поможешь? Немов обречённо кивнул. Он ненавидел возню с растениями и с огромным удовольствием нанял бы садовника. Но Ирма считала, что никто лучше неё не справится с озеленением участка, уборкой дома, готовкой и прочими домашними обязанностями. Однако при случае не стеснялась напомнить Глебу, кто тут создаёт красоту и уют, а заодно и привлекала его к общественно полезному труду. И ведь отказать нельзя. Ну не Ирма же полезет на стремянку обрезать дерево. И тяжеленую пальму из кадки не вытащит. Правда, он искренне не понимал, зачем мучить бедное растение, которое всё равно не выживет в подмосковном климате. Но и его можно понять! У него, между прочим, спина болит, особенно после поднятия тяжестей. Но упаси господи пожаловаться на здоровье Ирме. Затаскает по врачам, целителям и знахарям. Уж лучше сделать всё, что она просит. - Хорошо, я тебе помогу, - Глеб Васильевич вышел в спальню, открыл дверь шкафа и, спрятавшись за ней, стал одеваться. – У меня как раз утро свободное. - И ещё дрова надо поколоть, скоро уже можно будет камин разжигать, - обрадованно зачастила Ирма. – И машину мою посмотри, пожалуйста. Мне кажется, правое переднее колесо спускает. - Ирма! – не выдержал Глеб Васильевич. – А почему нельзя было колотые дрова заказать? Всё равно же покупаем! Я тебе что, деревенский Ваня, чтобы топором махать? Я уже намахался в своё время! Даже вспоминать не хотелось суровое детство в послевоенной Москве и их домик-барак, который отапливался дровами. - Колотые дороже в три раза! И потом, обманут же, Глеб. Расчёт идёт в кубометрах, и как ты подсчитаешь, сколько кубометров колотых дров тебе привезли? - А не колотые ты как считаешь? С рулеткой бегаешь? Ну хорошо, а с машиной что? Я не автослесарь, на минуточку. Скажи Игорю, пусть загонит твоего «Жука» в сервис. - Из-за каждой мелочи в сервис ездить? Ты мужик или как? Немов скрипнул зубами, но промолчал. Мужик он, разумеется. Мужик, которого очень сильно достала любимая супруга. Вот кто его за язык дёрнул сказать, что с утра свободен? Он доедал пресную овсянку, размышляя, какой бы повод найти побыстрее улизнуть из дома, когда зазвонил мобильник. Глеб схватился за него, как утопающий за соломинку, и оказалось, не зря. Звонил Троянов. - Глеб, ты меня сейчас пошлёшь к чёрту, конечно. Но я всё равно должен у тебя уточнить, - осторожно начал Слава. – Чтобы потом не оказаться виноватым. Тут поступило предложение поехать в Сочи. Четыре дня, четыре концерта: Адлер, сам Сочи, Дагомыс и Лазаревское. Какой-то детский конкурс, тебя хотя видеть в жюри и на сцене. То есть ты будешь открывать концерт юных талантов, программа минут на сорок, дальше они выступают, а ты в жюри. Короче, детали потом. Сумма твоя обычная, они на всё согласны, лишь бы ты согласился. И самое главное - это уже послезавтра. Глеб Васильевич молчал, ожидая продолжения. Но Троянов на том конце тоже замолк. - И..? - И всё, Глеб. - А в чём подвох? Почему я должен послать тебя к чёрту? По-моему, вполне интересное предложение. Всё равно же без работы сидим, - вполголоса добавил он, воровато оглядываясь, нет ли в комнате жены. - Ну я не знаю. Вот так звонят, в последний момент. Кто так делает? И потом, ты же не любишь в Сочи работать. Глеб Васильевич тяжело вздохнул. Посвящать Славу в подробности, почему именно он не любит работать в Сочи, он совершенно не хотел. Тем более, по телефону. Троянов стал его директором относительно недавно, после перестройки. Он не застал советское время, когда Немов ездил от Госконцерта по всем городам и деревням необъятной родины, а в Сочи так вообще проводил половину лета, выступая на различных фестивалях и с сольными концертами для курортной, сменяющей друг друга публики. И на самом деле он Сочи очень любил. Просто потом произошла у него одна история романтического характера. История длилась долго, то прерываясь, то начинаясь вновь, стоило ему приехать в город у Чёрного моря. А два года назад закончилась, резко и грустно. И после этого Глеб Васильевич неизменно вычёркивал Сочи из гастрольного графика. Но, в конце концов, сколько можно рефлексировать? Сейчас есть отличная возможность убежать от всех свалившихся на него проблем и самого себя в тёплый город, к морю. Почему нет? - Мы едем, Слава. Соглашайся на всё, - сказал и сам почувствовал, как радостно прозвучал голос. – Собирай коллектив. И новенькую берём, Ольгу. Будет у неё боевое крещение. Положив трубку, Глеб Васильевич быстренько залил тарелку с недоеденной кашей водой и отправился на поиски Ирмы. В юности, прошедшей в коммуналке, он мечтал о большом доме. А теперь вот мечты сбылись, триста квадратов, и ищи теперь собственную жену, как дурак. - Ирмочка, давай, показывай, что обрезать и пересадить, только быстро. Слава звонил, там концерты намечаются, мне надо на студию, кое-что переписать, и с новой бэк-вокалисткой позаниматься. Он уже напустил на себя крайне деловой и озабоченный вид, показывая, как занят. Но Ирма не успела ответить, потому что телефон Немова снова зазвонил. На этот раз номер не определился. - Немов слушает. Да. Да, я вас узнал. Подождите секунду. Глеб Васильевич поспешно вышел на улицу, прикрыв за собой дверь. Его разговор с доктором Посоховым Ирме слушать было совершенно ни к чему. - У меня для вас хорошие новости, Глеб Васильевич. Вашего племянника мы перевели в обычную палату. Вы можете приехать его навестить. Вот так да. Глеб присел на скамеечку. Мысли метались в голове, сталкиваясь и разбегаясь. Надо ехать, надо проведать мальчика. Ромка по-прежнему в Израиле. У Никиты в Москве больше никого нет. Нехорошо так. Нет! Он ведь решил не думать о Никите. Мало тебе сегодняшних снов? И тебе, и ему будет лучше, если вы вообще больше не увидитесь. И у тебя работа. Тебе правда нужно на студию. И Ольгу натаскать надо. - Глеб Васильевич? Вы меня слышите? Вы можете приехать уже сегодня. - Да-да, я вас слышу. Сергей Иванович, я сейчас очень занят. Сегодня концерт в Кремле, там первые лица, я не могу им отказать. Так что сегодня не получится. И завтра, скорее всего, тоже. Как только смогу выбраться, так сразу… - Очень жаль, - голос Посохова звучал как всегда невозмутимо, так что в нём было невозможно уловить хоть какие-то эмоции. – Я надеялся, что ваш визит нам поможет. Ну что ж, обойдёмся обычной терапией. - В каком смысле поможет? – насторожился Глеб. - Понимаете, после снятия абстинентного синдрома большинство пациентов теряют всяческий интерес к жизни. Можно назвать такое состояние глубокой депрессией, хотя есть отличия. Наша программа реабилитации как раз и направлена на преодоление этого состояния. Но с Никитой всё несколько сложнее. Он ведь получил образование психотерапевта, и все наши профессиональные приёмы знает. Могу даже предположить, что в той жизни, до наркотиков, он был неплохим специалистом. Мы сегодня с ним беседовали, он вообще не идёт на контакт. Все мои попытки его разговорить просто игнорирует. Я надеялся, что вы его хоть немного растормошите. Знаете, всё-таки когда приезжает близкий человек… - Я понял, - перебил Немов. – Сергей Иванович, я постараюсь выбраться. Разъединился и подумал, что, в отличие от Никиты, на провокацию Посохова поддался сразу. Но как он может бросить мальчика в беде? Что такое депрессия Немов очень хорошо знал. В девяностые, когда его вместе с другими коллегами по цеху, просто вышвырнули со сцены, из концертов, из телевизионных эфиров, заполнив образовавшееся место поющими трусами, ему тоже жить не хотелось. Правда, до наркотиков он как-то не додумался, банально запил. Но запил крепко. Так крепко, что потом, когда выяснилось, что старая гвардия тоже нужна, и приглашения снова начали поступать, он ещё года два не мог остановиться, и выходил к зрителям сильно подшофе. Благо тогда время такое было, вся страна пила, не просыхая, так что из общего фона Немов не выбивался. - Ты уже здесь? А чего сидим? Вот яблоня, вот стремянка! – Ирма протянула ему секатор и перчатки. – Камни вот сюда нужно перенести. Глеб Васильевич резко поднялся. - Прости, Ирмочка, в другой раз. Мне срочно нужно уехать. И скрылся в доме раньше, чем Ирма успела что-либо возразить. *** Ирма стояла на балконе, провожая взглядом машину мужа, скрывающуюся за деревьями. Умчался как на пожар, ни слова не говоря. Водителя опять не взял, как будто понравилось ему самому ездить. Терпеть же не может в Москве водить, и Ирме это прекрасно известно. Значит, не хочет, чтобы водитель знал, куда именно он ездит. Или слишком спешит, чтобы Игоря ждать. Неужели опять? Господи, она-то считала, что муж наконец успокоился и прекратил волочиться за каждой юбкой. Каждый год, отмечая его очередной день рождения, выслушивая лицемерные тосты его коллег и комплименты в адрес «очаровательной супруги», Ирма втайне надеялась, что всё! Что Глеб наконец-то перешагнёт тот рубеж, который разделяет жизнь мужчины на «до» и «после» и перестанет во всём, что делает, руководствоваться сексуальными потребностями. В конце концов, он далеко уже не мальчик! В супружескую-то спальню дорогу давно забыл, зато чужие постели его по-прежнему привлекают. Ну смешно же иногда! То он записывает новый альбом, в котором все песни про несчастную любовь. И пришедшие на концерт поклонницы Немова, которые выросли на «Нивах России», обалдевают от неожиданного образа брошенного, слегка потасканного Ромео и ещё более неожиданного репертуара. То он снимает клип с длинноногими красотками, в котором бродит по улицам старой Москвы и совсем не по-отечески обнимает одну из них. Да, образ, художественный вымысел. Вот только потом Ирме докладывают, что с той же красоткой Глеба видели в одном ресторане в Петербурге, на годовщине свадьбы их общих друзей. И представлял он гостям красотку как свою племянницу. Какую племянницу, если у Глеба нет ни братьев, ни сестёр? И тот человек, что рассказал эту историю Ирме, справедливо заметил, что племянниц, даже горячо любимых, по попе не гладят. Ирма всегда закрывала глаза на его измены. А что делать? Вариантов-то немного. Можно везде ходить за ним попятам, ездить с ним на гастроли, контролировать каждый шаг. Жена Кароля вон так и делает. И что? Посмешище всей тусовки, и она, и Кароль. Можно было, ещё когда всё случилось в первый раз, собрать вещи и уехать к маме. Вот только мама жила очень далеко, в Днепропетровске. И вряд ли обрадовалась бы возвращению дочери. Тогда, в молодости, Ирма уговаривала себя, что это злые языки, что на Глеба наговаривают. Потом напоминала себе, что не так уж долго осталось терпеть. Не может же он до старости кобелировать. Как выяснилось, может. Про Ирму Немову журналисты часто писали, что она не любит всевозможные тусовки, не ведёт светскую жизнь. И Глеб в интервью говорил о том же. Бред! Она с огромным удовольствием ходила бы с ним на приёмы и банкеты. Если бы смертельно не боялась услышать за спиной ехидный шепоток, увидеть злорадные усмешки. Нет, уж лучше жизнь затворницы. Хотя надо отдать Глебу должное, в Москве он себе много не позволял. Но к кому, скажите на милость, тогда он сейчас умчался? К чему такая срочность? Вдруг с утра приспичило? Да глупости, он взрослый мужчина, а не озабоченный подросток. Впрочем, несколько дней назад Ирма стала свидетельницей одного инцидента, который ну никак не должен был произойти со взрослым мужчиной. Глеб не вышел в положенное время к завтраку. Прошло полчаса, час, Ирма занервничала. Мало ли, что могло с ним произойти. Она поднялась в спальню мужа, приоткрыла дверь, да так и застыла на пороге. Глеб спал, раскинувшись на кровати. Одеяло валялось на полу, простынь он свёз под себя, но это мелочи, вполне в репертуаре Глеба. Неожиданным было то, что муж постанывал во сне, а одна его рука была под резинкой трусов. И двигалась вполне недвусмысленно. Трусы топорщились, Глеб слегка подёргивал ногами и стонал. Во сне. Вот и поверьте, что ему пятьдесят восемь, а не восемнадцать! Ирма зашла в самый пикантный момент. Глеб ещё несколько раз дёрнул рукой и затих. По ткани начало медленно расползаться влажное пятно. - Ну просто обалдеть, - пробормотала Ирма и вышла, озадаченная и смущённая одновременно. Неужели мужу так не хватает секса, что ему снятся эротические сны? Или он чудо-таблеток напился, а это последствия? Одним словом, с Глебом творилось что-то странное. Вот и сегодняшнее бегство из дома очередное тому подтверждение. *** По дороге в «Сосенки» Глеб Васильевич два раза чуть не попал в ДТП. Что значит, отвык самостоятельно по Москве ездить. Сначала его самым наглым образом подрезал перестроившийся прямо перед его носом «Жигулёнок», и Немов едва успел нажать на тормоз, потом, уже перед поворотом на «Сосенки», он сам, задумавшись, едва не залетел по «Камаз». Так что в клинику он приехал весь взмыленный. - Здравствуйте, Глеб Васильевич! – медсестра на посту дежурила та же самая и сразу узнала знаменитого посетителя. – Вы к Никите? Доктор Посохов предупредил, что вы приедете. Пойдёмте, я вас провожу. Глеб запоздало сообразил, что не мешало бы гостинцев Никите привезти, апельсинов там каких-нибудь. И тут же одёрнул себя. Ну какие апельсины? У них тут плазменные телевизоры, бассейны с сауной. Уж наверное и в столовой кормят не хуже, чем в ресторане. Да и Никита не барышня, нужны ему твои апельсины. Некстати вспомнилось, как он когда-то, кажется, сто лет назад, носил лежавшей в больнице Ирме кефир в авоське. В больнице Ирма лежала после неудачного аборта, и Немов очень боялся её навещать. Боялся, что его узнает медперсонал, что поползут слухи, что Ирма не захочет его видеть. Дня три набирался смелости и наконец пришёл, дурак дураком, с кефиром и виноватым взглядом. Топтался на пороге палаты, не зная, что сказать, какие слова найти. С тех пор он очень не любил навещать кого-либо. - Вам сюда, Глеб Васильевич, - медсестра довела его до нужной двери. – Очень удачно вы приехали, сейчас у пациентов свободное время до обеда. Вам ведь хватит часа? - Вполне, - кивнул Глеб и подумал, что час он точно не выдержит. Комната, в которой он оказался, ничем не напоминала больничную палату. Обычный гостиничный номер: шкаф возле двери, отдельный санузел, туалетный столик с телевизором, маленький холодильник и кровать. Никита лежал на ней, отвернувшись к стене. Глеб Васильевич постучал по дверному косяку, хотя давно уже вошёл. - Никита, принимай гостей. Парень вздрогнул и медленно, как в старом кино, развернулся, приподнялся на локтях. Долго смотрел на Немова, не мигая и не произнося ни слова, будто не мог поверить глазам. - Глеб Васильевич? - Не ожидал? Твой дядя гастролирует по Израилю, так что поручил мне за тобой присматривать. Ты уж прости, я тут наврал твоему врачу, что ты мой племянник. Немов ещё раз огляделся в поисках стула, но присесть в комнате можно было только на кровать Никиты. На это он не решился, так что просто прислонился к стене. Никита не сводил с него глаз. - Так ты не против побыть пока что моим племянником? – в шутку спросил Глеб, чтобы нарушить затянувшееся молчание. Посохов был прав, Никита не собирался идти на контакт. И с чего Сергей Иванович взял, что Глеб его разговорит? Нашли специалиста по психологии! - Против, - спокойно ответил Никита и медленно встал. – Я не хочу быть вашим племянником, Глеб Васильевич. Потому что с племянником не может быть того, что было между нами. Глебу стало жарко. Он машинально расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и облизнул разом пересохшие губы. Только этого не хватало! Ни в коем случае нельзя касаться той ночи у Вяземских. Он приехал навестить больного. Точка. А Никита и правда выглядел не слишком здоровым. Лучше, чем в прошлую их встречу, но по-прежнему болезненно-худой, бледный с лихорадочно блестящим взглядом. В какую-то минуту у Глеба мелькнула мысль, что парень всё ещё невменяем. Да нет, глупости, его бы не выпустили из изолятора. А раз выпустили, и он в обычной палате, без охраны, без ремней и решёток, значит, он абсолютно безопасен для себя и окружающих. - Никита, я думаю, нам не нужно вспоминать о том, что тогда произошло, - осторожно начал Глеб Васильевич. – Да, собственно, ничего и не произошло. Ты немного перебрал, я тоже позволил себе лишнего… Никита отрицательно покачал головой и сделал ещё шаг вперёд. - Нет, Глеб Васильевич. Вы меня не обманете. И себя не обманете. Нам было очень хорошо. Я долго думал. Мне предоставили массу времени, знаете ли. Когда ты привязан к кровати, у тебя времени просто в избытке. И я думал. Вспоминал. Глебу стало не по себе. Никита стоял уже совсем близко, Немов же упёрся в стену. Глаза у мальчишки горели. Глеб чувствовал опасность и … возбуждение? Чёрт тебя дери, Глеб Васильевич, ты нашёл время! Парень просто невменяем! И ты, похоже, тоже! Беги отсюда, пока цел, хренов дядюшка. Он, не отдавая себе отчёта, расстегнул ещё одну пуговицу на рубашке. На солнце сверкнул золотой крестик на короткой цепочке. - Вот! – прошептал Никита и сделал ещё шаг. – Крестик! Я его помню. Я его видел. И запах. Ваш запах. Твой… Он прижал Немова к стене, слишком сильно и резко, так, что Глеб стукнулся о неё головой. Одна рука мальчишки придавила ему грудь, вторая заскользила в районе брюк, где и так давно было тесно. Глеб Васильевич был не ниже Никиты, а в весе парень явно ему проигрывал. Он мог бы его отшвырнуть, если бы захотел. Но Немов и сам не знал, чего он хочет. Мозг подавал сигналы к бедствию, а организм требовал немедленного продолжения. И в тот момент, когда Глеб уже собирался сделать хоть какой-то выбор, с грохотом распахнулась дверь. В комнату ворвались два санитара. Один ловко скрутил Никиту, за каких-то несколько секунд распластав на полу, второй что-то вколол парню из уже набранного шприца. Никита пару раз дёрнулся и обмяк. Глеб Васильевич с трудом отлепился от стены. В голове шумело, комната плыла перед глазами. Зато возбуждение, уже становившееся болезненным, исчезло, как не бывало. Один из санитаров взял его за локоть. - С вами всё в порядке? Пойдёмте, я отведу вас к доктору. Успокойтесь, такое случается. Немотивированная агрессия среди наркоманов не редкость. Пойдёмте. - Это не… немотивированная. Я сам виноват…Не обижайте мальчика, - Глеб никак не мог подобрать правильные слова, язык заплетался. - Да кто ж его обижает? Поспит пару часиков, да и всё. Пошли, пошли. Глеба аккуратно, но настойчиво вывели из палаты. Навстречу ему по коридору уже спешил доктор Посохов. - Простите бога ради, Глеб Васильевич! Ну кто бы мог подумать! Он был настолько спокойный, даже апатичный, что я и предположить не мог! Хорошо, что у нас камеры везде стоят! - Что? – у Глеба снова земля стала уплывать из-под ног. – Камеры? - Ну конечно! Камеры по всей территории, даже в палатах и туалетах. А как иначе? Вы же сами убедились, от наших пациентов можно ожидать чего угодно. Пойдёмте в мой кабинет. Я вам давление измерю. Мне кажется, вам нехорошо. Глебу было очень нехорошо при одной мысли, что всё, происходившее между ним и Никитой, зафиксировалось на камерах. Посохов довёл его до своего кабинета, усадил в кресло, достал тонометр. - Не надо, - отмахнулся Глеб. – Я в порядке. Просто перенервничал. - О, от этого тоже есть лекарство! – Посохов отложил тонометр и, нагнувшись, достал откуда-то из-под стола бутылку коньяка. – У меня и лимончик есть. Давайте по сто грамм. Очень нервы успокаивает. На коньяк Глеб согласился даже не подумав, что вообще-то за рулём. Его всё ещё потряхивало. - Ну что я хочу вам сказать, Глеб Васильевич, - спокойно заметил Посохов, допив свою порцию. – Есть в случившемся и хороший момент. Агрессия – это хоть какая-то реакция на внешний раздражитель, которым послужили вы. Да вы пейте, пейте. Вам, конечно, лучше Никиту больше не навещать. Но из депрессии, я думаю, мы его теперь вытащим. Глеб мрачно кивнул. - Однако лечение, скорее всего, затянется, - продолжил Посохов. – Возможно, придётся доплатить за пребывание у нас Никиты. Понимаете, обычная программа реабилитации длится две недели. Но если пациент ведёт себя крайне асоциально, склонен к насилию, физическому, сексуальному или… - Нет! – Глеб резко ударил рукой по столу. – Не было никакого насилия! … то мы переводим его на особый режим и временно изолируем от остальных, - невозмутимо закончил доктор. – И тогда вся программа занимает месяц или даже больше. Глеб Васильевич, я всё видел на мониторе. Простите, что говорю вам это, но ваш племянник сейчас социально опасен. И мы должны предпринять соответствующие меры, скорректировать лечение. Вот теперь они точно сделают из него пускающего слюни идиота, обречённо подумал Глеб Васильевич. Господи, что же он натворил. Зачем вообще согласился сюда приехать. Он всё испортил! Глеб достал портмоне. - Говорите, сколько. - В кассу, Глеб Васильевич. Я выпишу направление, девочки там всё подсчитают. Мы же не на рынке. - Нет. Вам сколько, чтобы вы не принимали никаких мер и просто забыли об этом инциденте. Посохов оценивающе посмотрел на Немова поверх очков, покачал головой. - Вы не понимаете. Я не вымогаю у вас деньги. Глеб Васильевич, у нас частная клиника, я не нуждаюсь. Я просто выполняю свою работу – лечу пациентов. В соответствии с показаниями. Поверьте, ваш племянник не самый приятный пациент. За два дня, что он не в изоляторе, он уже поставил на уши всю больницу. Из столовой мне докладывают, что он отказывается от еды. На групповой психотерапии он чуть не сорвал занятие, указывая нашему психотерапевту на ошибки. На физпроцедуры он не ходит. Теперь вот немотивированная агрессия. - Мотивированная. Это я его спровоцировал. Я очень сожалею. Но мальчик ни в чём не виноват. Посохов грустно улыбнулся, как бы говоря, кого вы обманываете. И его улыбка вывела Глеба окончательно. Он резко встал. - Готовьте бумаги на выписку. Я его забираю. - Вы с ума сошли? – Посохов тоже поднялся. – Глеб Васильевич, вы совершаете ошибку. Вы знаете, какой процент наркоманов возвращаются к приёму наркотиков уже в первый год? Девяносто семь! Вы ведь не думаете, что ваш племянник, даже не начавший программу реабилитации, попадёт в эти несчастные три процента? Немов упрямо поджал губы. Когда он что-то решал, спорить с ним было бесполезно. - Готовьте бумаги на выписку. И счёт, сколько я там вам ещё должен. Поверьте, у меня такие связи, что вы не захотите со мной ссориться. Он уже мысленно прикидывал, кому может позвонить. Кто там у нас сейчас министр здравоохранения? Навскидку он не помнил, но наверняка кто-то из бывших комсомольцев, с кем они ещё в юности на БАМе водку в палатках пили и песни у костра пели. Всё наше нынешнее правительство – бывший комсомол. Да чёрт с ним, со здравоохранением. Вот глава налоговой полиции его давний друг. Кому нужны неприятности с налоговой? Но Посохов только руками развёл. - Глеб Васильевич, я даже и не собираюсь. Ваше право. Подпишете бумагу, что снимаете с нас ответственность, и забирайте своего отпрыска. Я просто ставлю вас в известность, что будет дальше. Через месяц вы снова привезёте Никиту, и мы снова положим его в изолятор, привяжем к койке и начнём вымывать наркотики из его организма. - Посмотрим. С бумагами провозились почти час, за который Глеб Васильевич выкурил полпачки чужих, между прочим, сигарет – охранник на проходной поделился и даже закрыл глаза на то, что Немов курит на территории. Наконец его снова позвали в кабинет Посохова, где он подписал с десяток бумажек. - Ну всё, - вздохнул Сергей Иванович. – Сейчас вызову санитаров, они приведут Никиту. - Не надо! – Немов содрогнулся от одной мысли, что амбалы, недавно выкручивавшие Никите руки, снова к нему прикоснутся. – Я сам. Не нужно мне ваших мордоворотов. - Не смею задерживать. Глеб Васильевич опасался, что Никита всё ещё спит под действием успокоительного, и ему придётся волочь парня на себе в машину. Но Никита не спал. Он сидел на кровати, поджав под себя ноги, и покачивался взад-вперёд. - Собирайся, мы уезжаем, - голос прозвучал тихо и устало. У Глеба сегодня уже не осталось никаких сил, ни физических, ни душевных. Никита поднял голову, и в его глазах было столько надежды, ну просто как у замёрзшего бродячего щенка, заглядывающего в лица прохожих. - Ты… Вы шутите? - Посмотри, я очень похож на твоего настоящего дядюшку-юмориста? По-моему, нет. Собирай вещи и поехали. Мне уже осточертело это место. - Мне тоже, - Никита соскочил с кровати, но на ногах едва устоял, схватился за стенку. – Мать их… Вкололи какую-то дрянь, чувствую себя вусмерть пьяным. - Тогда за руль не пущу, - усмехнулся Немов. – Хотя чувствую себя не лучше. - А собирался? Собирались? - Нет, пытаюсь разрядить обстановку. И прекрати уже мне выкать, мне даже Ксюша «ты» говорит. Никита быстро покидал вещи в сумку. Его действительно пошатывало, но в целом он вёл себя вполне адекватно. На Глеба больше не бросался, разговаривал, даже улыбался. У Немова чуть-чуть отлегло от сердца. Может, не такую уж дурость он и совершает. *** Никита сидел на переднем сидении рядом с Глебом и не мог поверить, что всё происходящее – реальность, а не очередной выверт одурманенного сознания. Но у него было сразу несколько подтверждений того, что всё это явь: в машине пахло всё тем же сводящим с ума одеколоном, в раскрытом вороте рубашки Глеба блестел крестик, а у Никиты ныла рука – один из санитаров рьяно исполнял свои обязанности. Слишком много деталей для иллюзии. Глеб молчал, и по тому, как сосредоточенно он смотрел на дорогу и как крепко держал руль, было понятно, что с разговорами к нему сейчас лучше не лезть. Один раз только Никита не сдержался. Машинально ударил ногой в пол, нажимая несуществующий тормоз. Глеб затормозил секундой позже, да так, что не пристёгнутый Никита едва не впечатался в стекло. - Это ты его пропустить должен был, - осторожно заметил Ник. – У него главная. Глеб мрачно на него взглянул, но промолчал. Ладно. Будем надеяться, что доедем живыми. За свою тушку Никита не привык беспокоиться, но вот конкретно сейчас, в свете последних событий, жить очень хотелось. Так странно. Ещё сегодня утром у него было единственное желание сдохнуть. Он искренне жалел, что не отдал концы там, в изоляторе, во время очередного приступа, когда боль, кажется, течёт по венам вместо крови и буквально раздирает изнутри. Никита потерял счёт дням и просто ждал, когда всё закончится. Закончилось, и он даже остался жив. Но когда его перевели в обычную палату, Никита понял, что ад только начался. Ему не хотелось наркотиков, но и ничего другого тоже не хотелось. Бассейн, сауна, массаж, дебильные занятия в группе с киданием мячика и рисованием картинок. Он что, в детском саду? Для чего это всё? Кому он нужен? Дядюшке, заплатившему бабки за его лечение и даже ни разу не появившемуся? И уж точно не Глебу, давно уже забывшему про его существование. Так он думал утром. А потом появился Глеб. И у него просто снесло крышу. Сейчас было невероятно стыдно. Как он мог настолько потерять контроль? Никита хорошо помнил, как прижал Глеба к стене, как тот ударился. Господи, да он его почти что изнасиловал! Правда, Никита не увидел в глазах Глеба откровенного «нет». И воспринял это как «да». А потом ворвались санитары. Жизнь снова сделала невероятный кульбит. Придя в себя после дозы успокоительного, Никита понял, что конец. Всему конец. Его снова упекут в изолятор. И на сей раз он точно там сдохнет, потому что смысла жить больше нет. После того, что случилось, Глеб никогда больше здесь не появится. Да любой нормальный человек предпочёл бы держаться подальше от неадекватного наркомана. И вот теперь они ехали в машине Немова. Куда? Да какая разница! Главное, что Глеб сидел рядом. Нервничал, дёргал сцепление (надо же, у него тоже механика), подрезал направо и налево. В целом, отвратительно вёл. Никите очень хотелось отобрать руль. Сам он даже под кайфом водил лучше. Но вместо этого он сидел паинькой и только исподтишка посматривал на Глеба. Неожиданно Глеб зарулил на стоянку перед торговым центром. - Пошли, пройдёмся, - нарочито небрежно заметил он. – У тебя в холодильнике мышь повесилась. Возьмём что-нибудь на ужин. Значит, они ехали к Нику домой. И Глеб собирался остаться на ужин! Или не только ужин! Никите захотелось заорать на всю улицу, что он, чёрт возьми, наконец-то счастлив! Но вместо этого он сдержанно кивнул и последовал за Немовым. Супермаркет оказался затрапезным, придорожным, и Никита веселился, наблюдая, как презрительно морщится Глеб Васильевич у витрины с небогатым ассортиментом отечественных колбас или стеллажа с несвежей зеленью. - Чем ты обычно питаешься? – рассеянно поинтересовался он, изучая пакет с чищеной морковкой. - Ну точно не этим. Сосисками там, пельменями. Мне всё равно, если честно. Я вообще не голоден. - Так, ты мне прекращай! Не голоден он! На тебя смотреть страшно, кожа да кости. Мужчина должен быть в теле. Глеб начал накладывать в тележку упаковки сосисок, сыр, колбасу, - всё, что под руку попадалось. Никита наблюдал за ним с неконтролируемой улыбкой. Вот уж кто точно был в теле, так это Глеб Васильевич. Мощная такая тушка, килограммов на сто потянет. Но не толстый, как дядюшка, нет. Именно что в теле. - В молочный отдел пойдём? – уточнил Немов, косясь в сторону йогуртов. - Зачем? Может лучше, за пивом? - Да, кстати, о пиве! Как раз хотел тебе объяснить, что вот это, - Глеб Васильевич взял в руки банку и продемонстрировал Никите, - не имеет никакого отношения к прекрасному напитку! Только желудок посадишь. Из того, что здесь есть, пивом ещё может называться вот это и вот это! Он отправил в тележку несколько бутылок с иностранными названиями. Никита прищурился. - А откуда вы, Глеб Васильевич, знаете, какое пиво я пью? Немов смутился, полез за телефоном, будто ему срочно понадобилось проверить, нет ли пропущенных звонков. Убедившись, что никто его не хватился, наконец поднял глаза. - Видел пустые банки у тебя в квартире. И вообще, мы ведь договорились на «ты». А то я себя чувствую престарелым дедушкой с непутёвым внуком. - Чего сразу непутёвым? На кассе появление Немова вызвало маленькую сенсацию. Дремлющая продавщица его узнала, пришлось расписываться ей на первой попавшейся бумажке и фотографироваться на её телефон. Никита терпеливо стоял с пакетами и ждал, пока Глеб освободится. - Прости, это неизбежно, - буркнул Глеб, когда они вышли на улицу. – Вот почему я не люблю ходить по магазинам. Обычно покупками занимается Ирма. - Ирма? - Моя жена. - Ясно. Немов внимательно на него посмотрел, почувствовав что-то в интонации. Но Никита уже снова принял беззаботный вид. Ну да, у Немова есть жена. Можно было догадаться. И что-то он такое слышал от дядюшки. Или от Таши. Кажется, они с Ташей друг друга терпеть не могли. Да неважно. Наконец они добрались до Бардина. Глеб вручил ему ключи. - Открывай. Думаю, ты свою квартиру не узнаешь. За ту неделю, что прошла с его нечаянной ночёвки на Бардина, Глеб Васильевич выяснил координаты клининговой компании, и даже не поленился самостоятельно съездить на квартиру, сначала чтобы открыть и впустить специалистов по уборке, потом чтобы принять их работу. Ну а что? Не возвращаться же мальчику в свинарник. - Ого! – Ник присвистнул. – Давненько тут не было так чисто! - Осталось теперь обжить её, - Глеб снял туфли у порога и прошёл внутрь. – Знаешь, женская рука тут не помешает. Женщины умеют создавать уют. Никита поставил пакеты с продуктами на пол и прислонился к стене. Началось. - Убери продукты в холодильник, - продолжал занудствовать Немов. – А то испортятся. - А мы что, обедать не будем? - Ты, - Глеб сделал ударение на первом слове, - будешь. А мне пора. У меня очень много работы, меня ждут в студии. Но сначала нам нужно поговорить. Никита тяжело вздохнул. - Ну пошли хотя бы на кухню, пиво попьём. - Я за рулём, - напомнил Немов, но на кухню всё-таки пошёл. Садиться не стал, устроился возле разделочного стола, прислонившись к нему и скрестив руки на груди. Никита сел на табуретку и открыл пиво, обречённо ожидая лекции. - Так вот, Никита, насчёт девушек. Я не буду читать тебе нотации по поводу того, что с тобой было. Ты взрослый человек и, как мне кажется, далеко не глупый. Доктор Посохов мне сегодня сказал, что по-настоящему вылечиться от наркомании удаётся только двум-трём процентам зависимых. Но я надеюсь, что ты в этот процент войдёшь. Теперь всё зависит от тебя. Я понимаю, в твоей жизни случилась большая беда. Но, поверь моему опыту, на свете много хороших девушек. А ты ещё совсем молодой человек. И обязательно будешь счастлив. Просто позволь это себе. - Я и пытаюсь, позволить, - медленно и тихо проговорил Никита, глядя Немову в глаза. – Теперь главное, чтобы позволил ты. Немов покраснел, потянулся к вороту рубашки, и так расстёгнутому до неприличия. - Никита, я здесь вообще не при чём. Давай просто не вспоминать то, что произошло. - Но ведь тебе понравилось! И сегодня утром, в больнице. Я заметил. - Никита, это просто физиологическая реакция и ничего больше! Наверняка с тобой тоже такое случалось! - Случалось. Но исключительно в твоём присутствии… Глеб Васильевич… Глеб! Не надо врать самому себе! Никита уже вскочил с табурета и вплотную приблизился к Немову. Сейчас или никогда. Через несколько минут Глеб просто развернётся и уйдёт, выполнив свой долг «дядюшки». И всё закончится. - Никита, это глупо и... И… И неправильно! - Кто решает, что правильно, а что – нет? Глеб, люди бисексуальны по своей природе. Я понимаю, тебе очень трудно поверить, что у тебя мог быть секс с мужчиной, но ведь тебе понравилось! - Поверь мне, один минет – ещё не секс! – не выдержал Немов и сделал шаг в сторону, отстраняясь от Никиты. - Ну так всё можно исправить! Никита снова приблизился к нему и вдруг увидел, что Глеб медленно оседает на пол. Он едва успел подхватить его под руки. - Глеб? Глеб, что с тобой? Тебе плохо? - Голова кружится. Надо сесть. Сейчас пройдёт. Жарко сегодня… Не так уж было и жарко. Но если представить, сколько переживаний сегодня обрушилось на Глеба, ничего удивительного, что ему поплохело. - Пойдём, приляжешь. Что? Да не смотри на меня так, не собираюсь я тебя насиловать. Пошли, пошли. Никита осторожно довёл Глеба до собственной спальни, в которой не появлялся уже полгода точно, предпочитая ночевать на диване в кабинете. Спальня сияла такой же чистотой, как и вся остальная квартира, а кровать кто-то застелил свежим постельным бельём. Если бы не голые стены, было бы даже уютно. - Ложись. Может быть, врача вызывать? – озабоченно спросил Никита, присаживаясь на краешек кровати. - Ещё не хватало! Пройдёт. Не такая уж я развалина. Просто перенервничал. Принеси водички. У меня где-то тут таблетки были. Глеб пошарил по карманам и выудил из серебристый блистер. - Между прочим, твой дядюшка присоветовал. Сейчас выпью одну, и всё пройдёт. Или две надо? Чёрт, я не помню. - Вообще-то так лекарства не пьют, - заметил Никита, наблюдая, как Глеб заглатывает сразу две пилюли. - Вообще-то я лекарства в принципе не пью, - огрызнулся Немов. – Просто в последнее время жизнь что-то слишком часто бьёт ключом. Разводным и по голове. Никит, ты иди разбери пакеты, а то правда всё испортится. А я полежу минут десять. Никита не посмел ослушаться, тем более, он подозревал, что во многом причина плохого самочувствия Немова – он сам. *** - Может быть, ты всё-таки пообедаешь, точнее, уже поужинаешь… Ага, ясно… Никита оборвал себя на середине заготовленной фразы. Ну обалдеть просто! Нервной системе Глеба Васильевича можно только позавидовать! Никиты не было в спальне каких-то десять минут, за которые Немов успел благополучно уснуть. В чужой-то квартире, под одной крышей с человеком, которого явно опасался. К сожалению. Или его таблетки так выключили? Никита повертел в руках упаковку, но никакой инструкции не нашёл. Он внимательно всмотрелся в лицо Глеба – вроде бы вполне расслабленное, безмятежное. Похоже, что тревожиться не о чем, Глеб Васильевич просто изрядно вымотался сегодня. Да и Никиту клонило в сон. Примоститься бы рядом, укрыться одним одеялом, обнять. Но нет, не надо форсировать события, а то он опять всё испортит. Ему и так везёт сказочно, можно подумать, что какая-то добрая фея с завидным постоянством взялась осуществлять самые сокровенные его мечты. Убедившись, что спит Глеб крепко, Никита осторожно, чуть ли не затаив дыхание, его раздел. Расстегнул ремень, снял брюки, стащил рубашку. Рубашка была уже явно не свежей, пахла пылью и потом, но Никита развесил её на стуле как величайшую драгоценность. Сложил по стрелочкам брюки, как делал сам Немов тогда в доме Вяземских, и тоже примостил на спинке, после чего накрыл Глеба свежей простынёй из шкафа. Постоял, подумал, принёс из кухни бутылку пива и сел на пол возле кровати. Привалился спиной к тумбочке, отхлебнул из бутылки. Глеб был прав, это пиво намного вкуснее. Впрочем, оно могло быть вкусным только потому, что его посоветовал Глеб. И потому, что Глеб тут, рядом, на расстоянии вытянутой руки. Безмятежно спит, обняв подушку. И Никита испытывал такую эйфорию, которая ни шла ни в какое сравнение с наркотическим дурманом. Что-то глухо загудело. Мобильник. Никита не сразу отыскал его, пришлось перетряхнуть весь пиджак Глеба. На экране телефона высвечивалось «Ирма». Ник нажал на «отбой», но Ирма тут же стала перезванивать. Настырная какая дамочка. Так можно и Глеба разбудить, а это совершенно не входило в планы Никиты. Так что он просто отключил мобильник и положил его на место. Нечего. У неё была целая жизнь с Немовым. А у Никиты – только эта ночь. Проснулся Никита от тянущей боли в пояснице. Спать, сидя на полу, оказалось не слишком-то удобно. А спал ли он вообще? Или просто задремал на несколько минут? Но нет, за окном уже рассвело. Жаль, сколько времени пропало зря. Его воля, он бы вечно вот так сидел, возле Глеба, и любовался хорошо знакомыми, почти родными чертами. Никита поднялся и вышел из комнаты. Когда-то, в прошлой жизни, он прекрасно готовил завтраки для них с Ингой. Варил кофе, художественно жарил яичницу в форме из кусочка хлеба, сооружал натюрморт из овощей и сосисок. Инга с утра любила поваляться в постели. Интересно, Глеб из той же породы? Никита и не догадывался, что Немов давно не спал. Лежал с закрытыми глазами и размышлял, как жить дальше. То, что он увидел, проснувшись, дало массу поводов для размышления: он сам, раздетый, в кровати Никиты, мальчишка, скорчившийся на полу и, даже во сне, державший его за руку. Он осторожно освободился и, для верности, засунул руки под простыню, которой был заботливо укрыт. Потом проснулся Никита и ушёл на кухню, греметь посудой. И Глеб Васильевич размышлял, удастся ли сбежать незамеченным. Учитывая, что спальня находилась дальше всего от выхода, вряд ли. Пока он думал, Никита появился на пороге с дымящимся подносом. - Ваш завтрак, сэр, - полушутливо произнёс он. – Доброе утро! Немов судорожно сглотнул. Нет, к завтракам в постель он как раз привык. Ирма его не баловала, но находились другие барышни, выражавшие так благодарность за хорошую ночь. Однако впервые завтрак ему подавал мужчина. - Кажется, я вчера перебрал с Ромкиными таблетками, - пробормотал Глеб Васильевич извиняющимся тоном. – Сам не заметил, как выключился. - Тебе надо было отдохнуть. А сейчас необходимо поесть. Никита пристроил поднос у него на коленях. - Да, но… Глеб не успел договорить, его прервали сразу две трели. Запиликал телефон Никиты, и в то же время кто-то стал звонить в дверь. - Ты ждёшь гостей? - Откуда бы? – Никита дотянулся до телефона. – Тётушка. Да, Ташенька. - Открывай немедленно! – раздался в трубке звонкий голос. – Я тебе сейчас голову оторву! И не только голову! - Что открывать? – ошарашенно уточнил Никита. - Дверь открывай! - Да она открыта, наверное, - по старой привычке Никита вчера дверь не запер. Сказал и тут же пожалел. Потому что через секунду в спальне материализовалась Таша. Злая, как тысяча чертей. - Я тебя убью, засранец! – завопила она ещё в коридоре. – Как ты мог? Как ты посмел вообще? Ты взрослый человек или подросток безмозглый? А Ксюшка, ты о ней подумал? А если бы она узнала? - Мне интересно, как ты-то узнала, - пробормотал Никита. - Как будто у Ромы удержится! Конспираторы, мать вашу! И Глеб ещё! Все в курсе, кроме меня! Глеб?! Таша, до этого испепелявшая племянника взглядом, полным праведного гнева, вдруг заметила ещё одного участника семейной сцены. Лежавшего в кровати Никиты. Раздетым. И с подносом на коленях. У Таши округлились глаза. - Я стесняюсь спросить, - медленно начала она тоном, не предвещающим ничего хорошего. - Глеб Васильевич привёз меня вчера из клиники, - поспешно принялся объяснять Никита. – Пока дядюшки нет, он за мной присматривал. А вчера было жарко, и дорога долгая. Глеб Васильевич переутомился, ему стало нехорошо, он прилёг у меня. Ну и вот… - А виноват, между прочим, твой муж, - вступил Глеб. – Подсунул мне свои успокаивающие таблетки, хорошие, говорит, помогают. Я две выпил и вырубился, как мёртвый. А теперь вот, с женой объясняться, где был, с кем был. Никита ему мысленно поаплодировал. Так элегантно и естественно перевести стрелки и сделать всех остальных виноватыми – уметь надо. Он вот под напором Таисии Викторовны как-то стушевался. Да что там, дядюшка рассказывал, что она, скромная русская девочка, которую он привёл в дом, мигом построила всю еврейскую родню, чем и покорила сердце суровой Лилии Марковны, Ромкиной мамы. - Какие ещё таблетки? Что с тобой? – Таша сбавила громкость и присела на край постели. Глеб тут же сделал несчастные глаза, Никита аж поверил. - Понервничал, устал, голова закружилась. Жара эта ещё, сентябрь, называется. Вот таблетки. Таша взглянула на блистер и мрачно осведомилась: - Ты совсем дурак? Ну, в том, что Рома идиот, я не сомневаюсь. Но ты-то? Ему их от сердца выписали, рецептурные, между прочим. Кто делится с друзьями таблетками, выписанными врачом? Глеб Васильевич виновато развёл руками. - А сейчас ты как себя чувствуешь? - Как космонавт. Но ругаться на меня всё равно нельзя! А то отброшу коньки, и будете тут все бегать! Никита ещё раз мысленно поаплодировал. Таша только головой покачала. - Сумасшедший дом. Ладно, теперь рассказывайте, оба, всё, чего я не знаю. Как ты, родственник, докатился до наркотиков? И почему ты здесь, а не в клинике? И как мы будем жить дальше? Глеб Васильевич поспешно вылез из-под простыни, и, ничуть не смущаясь Таши, начал одеваться, на ходу объясняя и за себя, и за Никиту: - С ним уже всё в порядке, Ташенька. Я разговаривал с врачом, Никита теперь абсолютно здоровый человек. - Так быстро? – подозрительно прищурилась Таша. - Ну, мы отказались от их дополнительных услуг. Решили, что в домашней обстановке Никите будет гораздо лучше, верно? Никита энергично закивал. - Кто решил? Глеб, ты вообще понимаешь, что речь идёт о наркотиках? Вы чего оба дурака валяете? Он не соседское окно мячиком разбил! Он на иглу сел! Глеб Васильевич резко посерьёзнел, застегнул последнюю пуговицу рубашки и повернулся к Таше. - Поверь, прекрасно понимаю. Я два раза ездил в клинику. Разговаривал с врачом. И я тебе со всей ответственностью заявляю, что Никите будет лучше дома. Можешь его забрать в Переделкино, если согласится. Можешь тут выносить ему мозг. А я поехал, мне дома надо показаться, и в студию, срочно. У меня, вообще-то, завтра гастроли начинаются, а я непонятно чем занимаюсь. Всё, я уехал. Спасибо за завтрак. Никита, я очень надеюсь, что ты будешь вести себя как подобает взрослому мужчине. Он протянул руку для пожатия. Никита стиснул его ладонь. - Обещаю, Глеб Васильевич. Вы только берегите себя там, на гастролях. Немов сверкнул на него глазами, чмокнул Ташу на прощание в щёку и ретировался с крейсерской скоростью.